Мы входили в неистовый мир

Кара Линкс
Мы входили в неистовый мир свободными от запретов.
Паутиной сходили морщины, глаза озаряя светом,
Новым криком рожденья, шагами на мостовых.
Впереди было семьдесят тел еще, и мёртвых уже, и живых.
И теплилась ресницами нежность, рыбаки забрасывали удила.
Было столько надежды вокруг, волнами вставала сила.
Поперечных косых в плечах раздавалась сажень.
Нам под силу казалось всё: и судьба, и смерть, и даже
Боговластием из былин нам казался простой рассвет.
И спускался с креста к нам Сын, снова Ветхий поправ Завет.
Мы с готовностью зуб отдавали за зуб,
Подставляли мы щеки, глотали густой мазут
Сквернословия массы немой печали.
Были молоды мы, со столетием за плечами
Не прожитого опыта, памяти древних славян,
Что не множились кастами, жили жизнью простых мирян.
Не умели мы жить, зато умирали славно.
В яму общую падали мы семенами,
Чтоб потом прорасти гималайским маком,
Или камнем с обочины, или бездомной собакой.
Где-то в нас в глубине теплилась древняя память:
Чтоб летать Икаром, надо сначала учиться падать;
Что с мечом пришедший, от него же потом и погибнет;
Что не стоит дружбу водить с ехидной.
Были мы полны сумасбродной спеси,
Нам казалось, что царь наш и добр, и весел.
И что поп отпустит нам все грехи,
Так что жили мы праздно, - блаженные дураки!
Нам казалось уж в этот раз точно на чистовик:
Без зазубринок, выбоин, лишних обид.
Показательно, так, чтоб в конце все ангелы затрубили,
Чтобы нам, наконец, украсили крыльями спину.
За заслуги: безропотность и смиренье,
За бездарность, что в Вербное Воскресенье
Станет нам верным щитом перед самым страшным Последним Судом
Где-то лет через сто, когда грянет гром.
А пока беззубыми королями мы томились в очереди,
Друг друга толкая, чтоб какая-то новая мать
Нам угукала нежно, клала в кровать.
И мечтала нам будущее величье
На своих 10 квадратах коммунального жилища.
Мы восходим в неистовый мир свободными от запретов.
От утра к утру, от зимы до лета.
Мелко шаркая тапочками в бубонах,
Поджигая сигары, захлёбываясь бурбоном.
Размножаться, каяться, в общем, просто жить.
Чтобы, может, хоть в этот раз, наконец, заслужить
Выход из этого рая земного.
Чтобы гостем последнего из вагонов,
Наконец, добраться до Петра ворот,
И отречься трижды, и проклясть свой род.
И упасть былиною в Абсолют
И забыть навеки человечий люд.
А пока подходит воскресенье Пасхи.
Мы стоим вдоль грота и глядим с опаской:
- Ну же! Выйди! Смоги! Восстань!
Чтобы снова в боги, Человечий Царь!!!
Чтобы снова верить, что не всё – напрасно,
Снова яйца бить и святить нам паски.
Чтобы верить в смысл этих жизней ворох,
Чтобы в свет наш тлен, а не в кровь и порох!
Чтобы в жизнь войти непорочным духом,
Чтоб земля нам стала белоснежным пухом!
Дай нам днесь и хлеб, и смятенья веру.
Дай прощенья нам и страданья в меру!
Пусть идём по жизни мы, сжимая знамя.
Пусть не верим мы, лучше просто знаем,
Что услышишь нас, когда час придёт.
И что Пётр встретит у Твоих ворот.
А пока я смотрю на Тебя, и немеют скулы.
Господи, дорасти мне дай до Святого Вакулы!
Чтоб опять не прятать со стыдом мне веки.
Чтоб Надежда, Вера и Любовь навеки!
Проводи меня до земных ворот!
И прости за всё человечий род!