На сосуде бытия – небытия,
где внутри не пустота, а пустота,
Стенки чаши: узелки -- не узелки,
вроде опухоли, жизни пузырьки.
Раздуваются от ветра пустоты,
развивая языки непустоты,
Вырастая, поглощают тех, кто слаб,
кто не съеден целиком, то просто раб.
Кто объелся, тот болезнью напряжён,
перед тем, как просто лопнуть в небытьё.
Кто-то лопнет, кто-то сдует свой пузырь.
Есть конец его снаружи, есть внутри.
На наружней смерть собой оглушена,
Представлением себя ослеплена,
В страсти жажды, телом- опухоль растёт,
Вырастая, цепенеет и гниёт.
Кто прошёл во внутрь стенок бытия,
Прозревает, что в сосуде Пустота.
С новым зрением сдувается пузырь,
Растворяя иллюзорный свето-мир.
Там, в сосуде, сфера чистой тишины,
сфера света и кромешной темноты,
в центре сферы возвышается гора,
лишь у стен его закручены ветра.
Основание горы – сосуда дно,
Там хранится электрическое ВСЁ.
Это ВСЁ плетёт сосуд своих идей,
Как паук из паутины ткёт сетей.
Та гора застыла камнем, но жива
Весь Авалокитешвара – та гора.
Пальцы рук его -- узлы на стенах сна
Ловят мудрой состраданья существа…
А сосуд не закупорен , не закрыт.
Пустота его свободна от корыт,
но наружняя свобода – сон богов
Сновидения стали цепью пузырьков.
Тот сосуд назвали Богом пузырьки,
Позабыв, что сами – пар с Его руки.