История эта началась первого января.
Ранним утром, а утро еще и не наступило полностью, было только начало нового дня. Темнота стояла такая, хоть глаз коли, ничего не видно было. Мороз стоял трескучий. Мама, его теперешняя мама, шла в курятник кормить кур. И там-то она и увидела сверток, вокруг которого расположились все куры. Они своим теплом согревали ребенка этой морозной ночью.
- Боже, что это? – спросила мама то ли у кур, то ли у самой себя.
Подойдя ближе, она разглядела в свертке крохотное личико младенца. Трясущимися от неожиданности подарка руками она приподняла крохотный кулек. Кулек гукнул.
Тут уже не стала терять времени Анна Петровна, оставив бадью с кормом на потом, она опрометью бросилась в дом.
- Ваня, Ванюша! – вбегая в дом, позвала Анна Петровна мужа. - Смотри, что нам новый год принес!
Иван Павлович поднялся из-за стола. Он собирался идти в хлев, там его уже заждались Мурка и Мила, их надо было накормить и подоить.
Увидев в руках жены сверток, который она держала так нежно, будто там были фарфоровые статуэтки, он освободил край стола от посуды.
- Ну, давай показывай подарочек, - сказал басовито.
Положив кулек на стол, Анна Петровна осторожно развернула сверток. Сверток заголосил.
Тут же от неожиданности чуть не подпрыгнул Иван Павлович.
- Ох ты! – только и вымолвил.
Засуетился мужчина. То садился, то снова вставал, протягивал руки к свертку и отдергивал их.
- Аня, как же так? Откуда сокровище-то взялось? Неужто господь услышал наши мольбы о ребеночке? – причитал он.
- Как бы не застудился малец, давай я печь затоплю заново, – продолжал Иван Павлович.
- Ну что ты так переживаешь, Ванюша? Все ведь хорошо, в доме тепло. И малыш глянь как смотрит на нас. Признал, видать, нас за своих. Видишь, глаза-то у него какие сияющие и ясные, будто и в самом деле мы его родители. Давай-ка лучше бегом Мурку да Милу подои, накормим мальчишку молочком парным. Кушать ему хочется, наверное.
И малыш, будто услышав слова о молоке, забуянил, замахал ручками, закричал требовательно.
Подхватился Иван Павлович, да бегом пустился в хлев. Загремели в сенях ведра и подойники.
Перенесла аккуратно Анна Петровна малыша на кровать. Обсмотрела всю одежду его. Может записочка какая в них есть или метка какая-нибудь, но ничего не нашла.
В комоде нашла платков ворох и теплый платок из козьего пуха. Перенесла найденное на кровать.
- Подожди-ка, дитятко мое, еще немного, я водицы в таз налью теплой, да искупаю тебя чуток. Вода-то у нас живая, тебе понравится.
Ребеночек будто речь понимал, ждал тихонько и радостно, ручки свои рассматривал, ножками такие кренделя выписывал, будто пританцовывал.
Намыли малыша, накормили. Он и уснул. Засопел, причмокивая во сне губами.
Присели рядышком новые родители, да стали совет держать, как им быть, кому рассказать о малыше, и надо ли кому об этом говорить, откуда взялся, кто мать его, ведь в округе на сорок километров жилья нет.
Опомнился тут Иван Павлович. Хлопнул себя по лбу.
- Аннушка, - говорит, - что же я следы-то не посмотрел вокруг? Спохватился и выбежал из дома.
Вернувшись, доложил:
- Потеплело, мать, на улице, метель началась, если и были следы, то теперь уж и не найти их.
Затянула их круговерть дня. Малыш, скотина, обед, дойка, уборка в хлеву. Только к вечеру и нашлась минутка присесть да и обговорить всё произошедшее за день.
Правда, они многократно в этот день подходили к кровати, удостовериться, есть ли на ней ребенок, или им померещилось. Ведь малец появился в новогоднюю ночь.
Принесли лавку к кровати. Присели на нее. Сидят, на малыша любуются. Да потихоньку разговор свой ведут. Решают вначале, какое имя ему дать.
- Хочешь быть Василием? – задали вопрос.
Крик поднялся такой, что стало понятно, что Василием малыш не хочет быть.
- А Иваном? А Клавдием? А Николаем? А Павлом? А Сергеем?
Они перебрали множество имен.
Но на все имена, предлагаемые родителями, ответ был один и тот же: громкий крик-протест малыша.
- А нравится тебе имя Петр? – спросили они.
Ребенок хлопнул глазами и гукнул. Как бы соглашаясь с родителями.
Ну и назвали малыша Петром. Да и отца Анны Петровны так звали, а он человеком был отчаянным, смелым, отважным, находчивым и веселым.
Время бежало. А вместе с ним и Петр.
Он рос не по дням, а по часам.
Речь была его настолько разумна, что диву давались родители Петра. Вопросы задавал толковые. Отец с матерью удивлялись нескончаемому потоку вопросов. Но ответы находили всегда.
Почерк его был сродни каллиграфическим письменам древности. Чем он ставил своих родителей в тупик.
Они частенько спрашивали его:
- Откуда тебе, Петенька, известны такие письмена?
Ответ был почти всегда один и тот же:
- Потому что я это всегда знал, просто забыл, а вы мне напомнили.
- Ты ведь, мама, когда поешь песню, то я её вижу красивым рисунком, вижу её изображенной красивыми буквами, сияющими на несказанно красивой бумаге.
Петя перечитал все книги, которые им были найдены и в доме, и на чердаке, и даже в чулане нашел старый фолиант, и его прочел.
Упросил отца привезти ему еще книг. Отец с ног сбился, но просьбу выполнил. Съездил он в библиотеку, записался читателем, и набрал книг, сколько можно было.
Вечерами Анна Петровна и Иван Павлович садились рядышком с Петей. И он начинал рассказывать им разные истории, часть из них была почерпнута им из книг прочтенных, а другая часть рассказов, как он говорил, была из его жизни в те времена, когда он жил на другой звезде-планете.
- Планета моя, - вел рассказ Петр, - это далекая звезда Питроиус. Она очень далеко от этой голубой планеты-звезды.
На нашей планете так много чудесностей и радостей, что вначале, когда я родился здесь, мне было удивительно то, что у вас нет таких радостей, как у нас. Ведь я вначале был уверен, что во всех галактиках, на всех звездах и планетах, царит любовь. Но, читая книги, написанные на планете Земля, я убедился, что это не совсем так.
И, читая и сопоставляя всё, я вспоминал-вспоминал, и наконец понял и вспомнил, что ведь это я сам захотел родиться на этой планете, чтобы хоть чем-то помочь жителям Голубой звезды. Помочь понять, что лишь радость любви помогает людям жить без трудностей и войн, без страданий и боли, без горя и бедствий, без катастроф и ужасов.
Удивлялись родители таким рассказам, но думали, что от избытка прочитанного, у Петра так разыгрывается воображение, что фантазиям его нет предела.
Не то чтобы они не верили в существование далекой звезды Питроиус, может и была такая в бесконечности Вселенной, просто не верилось им, что кто-то может появиться на Земле с памятью прошлой жизни и с твердым желанием помощи жителям этой планеты.
В один из дней, когда отец с Петром отправились убирать пшеницу в поле, Петя закричал отцу радостно:
- Отец, смотри, я умею летать! – и, оторвавшись от земли, понесся над дорогой, весело смеясь.
- Остановись, пострел! Упадешь ведь, - закричал вдогонку Иван Павлович.
Но мальчишку было не унять.
Он зигзагами крутился над дорогой и полем. Он уходил ввысь стрелой, и опускался к земле, будто перышко невесомое.
Накружившись в небе, Петя опустился на землю недалеко от отца.
- Ух же, ты и даешь, Петя, - озадаченно сказал отец.
- Я для тебя летал, я тебе показал, отец, что все так могут, и ты тоже, и мама. Вы можете летать!
- А смотри еще вот на это, - раскрыв ладони, Петр показал отцу птаху синего цвета. В то же мгновение пичуга стала ярко-розовой. А потом исчезла из рук, будто испарилась.
Отец улыбнулся, но промолчал. В молчании они и дошли до поля.
Весь день убирали спелые колосья в снопы. Разговоры почти не вели, только переговаривались изредка по делу.
Возвращаясь с поля домой, отцу так захотелось испытать чувство полета, что он обратился к сыну.
- Сынок, покажи, как ты делаешь это?
Петру и говорить не надо было, о чем просит отец. Он давно понимал мысли родителей.
- Смотри, папа, тебе надо зажмурить глаза, и представить себя очень-очень счастливым, таким, когда тебе от счастья хочется петь и лететь, представь, что-то очень хорошее, а потом забудь все-все, что держит тебя на земле, и отдайся полету так, как птица. Ведь она по-другому и не умеет.
Иван Павлович, будто мальчишка, зажмурился, вспомнил себя, когда он впервые увидел Аню, а влюбился он в неё с первого взгляда. И опомниться не успел, как он оказался парящим в воздухе. Рядом с ним парил Петя.
Сделав пируэт, ощущая неловкость от необычности состояния невесомости, Иван Павлович опустился на дорогу.
- Знаешь, сынок, - сказал он, растягивая слова, будто задумался, - нам и маме надо показать наши полеты. Ведь и она может с нами летать, верно?
- Да, папа, конечно! – захлопал в ладоши Петр.
И с той поры, если вы бывали, конечно, в тех местах, можно увидеть парящих над полями радостных и веселых людей. Они и вас могут научить летать.
Говорят, что те места труднодоступны, но, как говорят, кто ищет, тот всегда находит.
И если вам повезет, и вы не просто соберетесь, но и всё же доберетесь в те края, то я вам желаю отличных полетов!