Я вошёл в воскресение, снами разбуженный,
Очень жаль, что не ласковы будние дни.
На душе ломотА, как у бабки простуженной,
На поляне из прожитых месяцев пни.
А под сердцем наколота кем-то поленница
Намекает, что пекарь опять не удел.
Ожидая, что что-нибудь скоро изменится
Напеку я стихов, что бы мир не худел...
Ну а прежде пойду я в кафе, и за столиком
Разливать буду виски, пусть думают чай.
Счастья в жизни случается малая толика
Невпопад, неожиданно и невзначай.
Каково человеку живётся раздавленным
Не расскажешь, но знает об этом кузнец.
Он гуляет босой по вулканам расплавленным,
Он души человеческой коваль и жнец.
Этот коваль являет могучее зодчество
В позолоте спокойствия и серебром
Разбавляет расплавленное одиночество,
Охлаждая узоры на сердце добром.
Мне приснилась трава, выше рощи берёзовой
Я на голос чужой пробирался слепцом.
Карапуз на поляне мне встретился розовый,
На меня, как две капли, похожий лицом.
Он играл бирюзою на кольцах из золота
Со спокойствием Цезяря римских веков.
У него за спиною лежала наколота
Разноцветная россыпь знакомых стихов.
Он присел на поленнице, как на завалинке.
Удивлялся разрезам миндалевых глаз.
Счастье будто находка копеечки старенькой,
Неожиданной редкостью радует на нас.
Тут меня подхватило речными потоками
Так что я не остался стоять на ногах.
Понесло мимо церкви, она, одинокая
Чистым мрамором белым сияла в лугах.
Там молчали в тени языки колокольные.
Только чайки, ломая изгибы крыла,
Над рекою летали крикливо-довольные,
Потому что хорошей погода была.
На другом побережии пляжи песчаные,
Пролетели и высился медный забор.
Это были блестящие трубы органные.
Для симфоний на разные темы набор.
И меня затянуло на озеро-старицу,
Над которой стояла большая гряда.
Мне за эти холмы захотелось отправиться,
За которыми не был никто никогда.
Вот за этой грядою, под соснами длинными,
Где ветра прекращают таинственный гул,
Я пришёл и присел с девятью исполинами,
На пенёчке, похожем немного на стул.
Этот долгий момент глубиною затягивал,
Мы молчали, как будто всё так, как всегда.
Лишь костёр наклонялся и изредка вздрагивал,
И горела полярная в небе звезда.
Я закинул в костёр клочья тины и клевера,
Выгребая в карманах остатки, спросил:
На какое созвездие жители Севера
Смотрят в ночь, когда Солнце уходит без сил?
А в ответ не услышал ни звука, ни голоса.
Все молчат, как планеты в растворе фотон.
Сероглазые, русые, длинные волосы...
Самый старший Юпитер, а младший Плутон?
Рассмеялся Юпитер грохочущим рокотом.
Распрямился, возрос выше сосен и скал.
И назвался бореем, владеющим опытом.
И что скифы его называли Байкал.
Эти девять бореев вставали над скифами,
Над потоками ветра, над водами рек.
Обростали, как горы кустарником, мифами
И рассказы о них полюбил древний грек.
Разгорался костёр и мерцая кирасами
Щепки в пламя подкидывал каждый борей.
И Семаргл крылатый глядел за Пегасами,
По обычной собачьей привычке своей.
Енисей и Амур были в золоте с латами,
А Иртыш и Урал в серебре и мехах,
Это мне рассказала собака крылатая,
Что пришла и уселась под боком в ногах.
А Тобол и Валдай в руки Мурману подали
Чашу-лодку с кормою и носом большим.
И все девять отпили за мир над народами,
И последним мне подал напиться Ишим.
И проснулся я, думая, где эти конники?
В неких землях, которых и в атласах нет?
И всё утро рассматривал разные сонники,
И пытался угадывать утра секрет.
Или это вечеря архангелов памятных,
Чьи дела по страницам писаний скользят?
Что несут божью волю в обители праведных?
И про звёзды распрашивать было нельзя?
За окном наполняется росами вешними
На полях у селений озимая рожь.
И архангелы с богом выходят неспешные,
Каждый молот кузнечный и жатвенный нож.
Каждый, следуя поступи Назаретянина
По Тоболу, Уралу гуляет босой.
Покидая Валдай или Мурман испариной,
На Ишим и Иртыш возвратится росой.
Каждый ходит под радугами, что под арками,
И у каждого сердце и Палех, и Гжель,
И на каждого распологает подарками
Михаил, по другому Архангел Мишель.