Из сердец, как из разбитых крынок,
искрится душевная буза.
За осколками иду на рынок.
Рынок же, а попросту – базар.
Площадь я неспешным взглядом обнял
и узрел в дыре людских глубин
девушку. Она была подобна
той, что я когда-то так любил.
Пусть меня суды земного вече
нотой доверительной минут,
а я несколько простых словечек
ей не произнёс в пылу минут.
Ты ль моя желанная отрада?
Век меня за грубость бичевать!
За мои скитания награда, –
вот чьим взором души б врачевать!
Как ты посмотрела, вспоминаю, –
два таких чистейших озерца.
Всё понятно мне, а ты – иная,
всё – обман, что прежде созерцал!
В глаз твоих загадочные дали
верил, что когда-нибудь войду...
Мне и поболтать с тобой не дали,
в страхе, что тебя я уведу.
Руганью меня уничижая,
предок бдел. Мы были не одни.
Знал я точно, – ты мне не чужая
средь этой торговой беготни.
Угадать, друзья мои, могли вы,
что, как пёс забитый на ремне,
миг назад я был ещё пугливый,
а теперь – я мир, и мир во мне?
Вспыхнет в кой-то век драматургия;
сколь надежд безжизненных поднял!
Давеча со смертью вёл торги я,
нынче же б не уступил ни дня!..
Не стерпеть убийственного глада.
Сдался, не начав дороги, – сядь.
Хватит мне единственного взгляда,
чтоб его в бессмертие вписать.
Я вращаю жизни шестерёнку,
но за что всецело мне радеть?
Эту ли смущённую девчонку
скудной добротою обогреть?
Тело утоплю в бездонной таре!
А душа... Её, как видно, нет.
«Я обыкновенный пролетарий» –
понял вдруг спустя десяток лет.
В этих ли мечтах о тихой страсти
мною смыт воинственный окрас?
Колочу в чужие двери: «Здрасте!..
Я притопал ваш покой украсть».