За западным за горизонтом
вершит одинокую тризну
светило ушедшее в зону,
где вакуум борется с жизнью.
А здесь славословие лиры,
звучащей за чувственной гранью;
звездами сияет над миром
таинственный символ сознанья.
Словосочетание " серебряный век", с легкой руки Льва Гумилева ставшее общеупотребительным, предполагает, что следующий этап русской литературы можно охарактеризовать, как "бронзовый" или "медный" век. Если грандиозные духовные изыскания Достоевского, построения Гоголя исследовали отношения Творца и человека,
то конец девятнадцатого и начало двадцатого века, оставляет Бога в стороне, а литература этого периода становится антропоцентричной, как и самый значительный его художник - Л. Толстой. Но это еще не трагедия, и это еще не распад. Далее, за исключением политической конъюнктуры, которая выходит за рамки искусства слова, литература сосредоточена только на индивидууме и его эмоциональных переживаниях. Эгоцентризм, как принцип, профанирует понятия: "любовь", "сострадание", "жертвенность", а творчество уходит из жизни и становится чем-то производным от нее. Видимо, неслучайно, лучшим произведением русской литературы двадцатого века, без сомнения, можно назвать роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита" с его антидуховным фоном. То же - в поэзии. От Пушкина, Лермонтова и Тютчева, через Гумилева, Блока и Пастернака, к Бродскому и постмодернистам. Развитие событий предполагает два варианта: или новый цикл, или полное исчезновение русской классической литературы.
Богослужение
Над озером стелется медленный пар.
Умывшийся лик каноничного солнца
сбирает молитвенный шелест и дар
росы на побегах воздушного донца.
И шелест деревьев, мелодии птиц,
и око Творца неприкрытое веком;
и тени ночные, упавшие ниц
пред вышедшим в утро живым человеком.