Склонится орнитолог надо мной,
любуясь непонятным опереньем:
«Вид этот вымер в поздний Мезозой,
поскольку отличался нетерпеньем:
отчаянно старался он взлететь,
но не имел ни крыльев, ни оснастки:
он птицей-то и был всего на треть —
лишь перьями диковинной окраски.
Он был прямоходящим, но — увы —
был вынужден тащить, как наказанье,
тяжелый хвост... И в форме головы
павлинье было что-то, иль фазанье.
Был голос этой твари так высок —
на всю округу верещал без пауз!
Но был труслив — и голову в песок
в опасности он прятал, словно страус.
Не попадались мне давно средь сих широт
такие неплохие экземпляры —
а этот был подбит недавно, влёт...»
И, стёкла протерев монокуляра,
положит их в футляр, затем кивком
он подзовет к себе таксидермиста...
Сочувствия такого я ни в ком
так и не встретил на пути тернистом...