…погожие лица…
прохожие карлики ёжатся колкими взглядами,
у них в черепахах обглоданных мечутся козни;
на сердце лежит золотая печаль листопада,
а сам – словно статуя солнца; из облачной бронзы
смотрюсь в скороспелые очи растущих созвездий
и вижу, как родственный свет на погожие лица
ложится, и всё пребывает в блаженстве у бездны
за пазухой. Нам бы у этих светил поучиться.
…прохожие мысли…
II
Промозглый грай врачует раненую тишь.
Закат, как сердоликовая статуя застыл.
На нашем пустыре – Сатурном покати.
Мы мечущиеся, как ты. Как ты.
В осиротевшем хосписе висят мольбы,
И выбитые дети скалятся из рам.
А иногда сюда приходят всё забыть
Иль в голову забить стальной бедлам.
Фальшивящие сферы оглашают наш приют.
Аскеты носятся с костяшками мешки.
Здесь сердце распускается, как алый спрут,
Струя чернильный аромат тоски.
На шею вешаем пеньковый перекрёсток,
А мысли украшают нас венцом вериг;
Мы с тени, вытянутые на дыбе, ростом,
Отброшенные ими на один лишь миг.
В колокола отлита изувеченная плоть.
Ты слышишь мелодичный звон?
Ты чувствуешь нездешнее тепло?
Всего лишь смерть. Всего лишь сон.
III
тебя зовут Мир, меня зовет Мир,
ты же чёрный спрут, весь в оскаленных глазницах,
но и я не слеп;
ночью тени источают мирру,
кто-то замечает, что им снится,
кто-то без царя в челе;
Иггдрасиль навеселе, машет Иггдрасиль
сотнями трамвайных веток,
пассажиры наутек, пассажиры кто куда,
жухлые миры, листопадшие без сил,
словно мятые билеты,
скучковались у обочин и сгорают от стыда;
все кондукторы – аркангелы пентаклей –
без работы, сбитые с пути,
спяты как один, удавились в нимбах,
дружно вопия мракобесные миракли;
как ты Солнце ни крути,
не увидишь лимба;
ныне же на небо есть
вперившийся перст –
лингам
с дюжиной фаланг;
я всего лишь говорю,
что зову нас – Мир.