«Возвысив пламя над главами воинов,
Вонзясь мечами хладными в тела,
Сжирая изнутри, как червобойна,
Распишем подвиг сей через года.
И конницей, дробивши головы врагов,
Ворвёмся в град на колеснице бога.
Собьём копытами покой снегов
Через врата мы востроного.
Мы ждали вечность! Так быть войне!
Король всех циркачей нам кинул вызов!
Сгорит дотла ваш род. Народ закончится в огне.
И флаг последний поцелует лишь ветров позывов!
Мы в город прорвались. Дошли до замка стен.
Но боги милостивы не были. Нас ждал подвох.
Враги каменья скинули чрез геликопт;р,-
Атака пала. Наш государь оглох.
***
Не многим помнится тот день -
Лишь крики, вой и голос боли.
И рокот разбегающихся коней -
Лишь символ плена - растлевающей неволи.
И мысли не дадут покоя
Ни в гуле дня, ни в тишине ночей.
Я в тьме нетканного навоя
Погрёб себя же в хаос циркачей.
Они искрятся, шутят, гибнут,
На мне танцуют ночи напролёт
И липнут, липнут, ко мне липнут!
Таща меня в свой переплёт.
Последний танец - ваш!
Чего же медлить-то? Приступим!
Равняйте по пылу сих страж,
Начнем немедля танец судеб!
Растлите же свою рисованную кожу
Касанием трясущимся ко мне.
И с каждого не опущу я вожжи,
Пляшите слепо все в огне!
Сиренами покрыты стены
Хором всех циркачей ничтожных.
И крики наполняют вены,
И стоны будят демонов мною ведомых.
Они, смеясь, веревки вьют из вас.
Они, кутя, вас изопьют дотла.
Король и бог, я знаю, ваш - Парнас.
И бал затих под рокот посоха щегла.
Ты - не король! Ты - шут! Насмешка всех насмешек.
Хоть здесь и почитают все тебя -
Не преклонит Король колена пред образом шута.
Ты лишь властитель глупых брешей.
Разбив о землю жлязны цепи, и с искрами, восставши, за спиной,
Наш государь поднялся с сломленных колен.
Поднявши меч, подаренный самой миледи Тьмой,
Король Всех Циркачей с слезами пал под плен.
Тяжёлой поступью, наш государь ступал всё выше
По мраморным ступеням бытия.
К бесславному кролю, так восседавши свыше,
К порокам жизни, лгунья и вранья.
И сделав тяжкий, лишь последний шаг,
Занёс над шеей твёрдый меч,
Циркач взоржал как низменный ишак,
Посмевши произнести последню речь:
«Мы зеркала, во тьме и во плоти.
Мы пляс под музыку, дарённую дражайше свыше.
Мы были й будем сквозь века, хоть в заперти,
Нашей улыбки не видать, над миром взвывши.»
И тот час с лязгом полетела голова,
Звеня колоколами в тёмном замке.
Так лихо кончилась мордва
Шутов всех во крови' осадке.
Лишь тишина, ни звон цепей, ни рокот боя,
Не потревожат государя ум.
Чума, внезапно, страшнее всех известных хворей,
Постигла морось всех страшнее чум.
Наш государь взмертвев, попятился вперёд.
И взявши голову врага, взмывавшей в дымке,
Шагал безмолвно, в сердце твёрд,
Себя ломая, словно в древней пытке,
Он к пьедесталу подошёл, себя сжигая изнутри.
Садясь на хладный камень зыбко,
Его пленил могучий азурит.
Примеряв трон, - нам нём взросла улыбка.»