Пётр 1 допрашивает царевича Алексея (Н. Н. Ге)
Глава 2
СЫН
«Вот он, гнойник довольства и покоя:
Прорвавшись внутрь, он не даёт понять,
Откуда смерть.»
(В. Шекспир «Гамлет» 4 сцена, 4 акт - пер. Лозинского)
Часть 1. Большая боль
«Печальное происшествие с царевичем Алексеем Петровичем было наистрожайшим искушением героической твёрдости духа и отеческого сердца Великого Петра, которое однако ж, колико впрочем, ни было несчастно, открыло в совершенной полноте беспредельную любовь его к Отечеству и подданным.»
(И. И. Голиков «Деяния Петра Великого»)
Я так и знал, и чувствовал, и бредил ожиданьем,
когда же память горькая поставит перед фактом
и не замедлишь ты мой первородный сын,
предстанешь тут, в союз вступив с моим страданьем.
Фантом твой тоже ищет злых причин?
И я ищу теперь, как прежде, от самого рожденья твоего.
Когда родился ты, избрали имя мы тебе со смыслом.
По-русски значило оно - Защитник! Слышишь ли?
Хотел я продолжателя найти в тебе для дела моего,
чтоб в ненавистном протухании моих потомков не нашли.
Беда моя, что я тебя доверил черни злобной
и душам низким, заблудившимся в впотьмах.
Большая боль моя и горе, потеря радости земной.
И кто виновен, что твоя душа явилась неспособной,
ложь закоснелая и лень укрыли твой рассудок пеленой?!
Потупил взор, правде в глаза смотреть не хочешь.
Не хочешь иль не смеешь?, говори!
Я слушаю тебя, бояться нет причин.
Ну что безмолвием тупым и тайной яростью клокочешь?
Смотри в глаза отцу!, теперь на равных мы поговорим.
Молчишь?!, иначе быть не может, тишина.
Один лишь вид и больше ничего, сплошная пустошь.
Тень, неспособная к общению, молчит,
но вид укора твоего внушает, что на мне вина.
Ни тронь лжесовестью! Любовь мне - латы, шлем и щит!
Но раз уж образ твой предстал так явно предо мной -
я буду говорить, мне всё равно, ты слышишь или нет.
Я всем доступного ищу, желаю людям дать источник сил.
Хоть плоть измучена, но дух всё так же крепок мой,
завет я с Правдой Вечной заключил.
Чтоб было всё как у людей, и чтобы жить без опекунства,
я матери своей исполнил волю,
женившись на девице необычайной красоты.
Укора нет на мне, я не игрушка и не жертва обстоятельств,
хоть восемнадцатый мне год пошёл, когда родился ты.
И стиснула меня удавка отчужденья
от серых дней, от беспросветности докучной,
от затхлой плесени удушливых хором.
Меня звала весна и праздник, и веселье.
В действительности скучной вдруг разразился гром.
Страсть увлекла меня и разожгла огонь желаний.
Всецело ум мой поглотил великий интерес.
Я раздражён был матерью твоей,
устал от слёз её тоски, печалей, причитаний,
пресс безысходной каторги давил меня сильней.
Всё то, что было тягостно, до ужаса невыносимо,
всё, от чего я отдалялся постоянно,
являлось предо мной, когда встречался я с супругою моей.
Мне горько было, что мы мыслим не взаимно,
и рана детская моя от этого страдала всё сильней.
Я возрастал без попечения отцовской воли,
когда мне шёл четвёртый год, преставился отец, твой дед.
И потому я, отдалившись от жены своей,
не чувствовал тревоги, не знал отцовской боли.
След первый моего потомства отдал я матери твоей.
Из-за забот моих, забав, потех и войн
своё ты детство проводил на половине материнской.
Как поздно понял я, что это сборище разврата
питалось слухами и от злословий подымалась вонь.
Пред склизкою тропой, открылись преисподней врата.
Но в сущности и это не погибель, не конец,
ведь дух наш склонен личный выбор делать постоянно.
От выбора стремления мечты вдохновлены,
подобных слыша зов и стук сердец,
но выбором своим с тобою мы разделены.
Да, в той среде, где проводил ты детство,
среди кликуш и чернецов, среди духовного порока,
средь уязвлённых женских самолюбий и вранья
кто бы подал тебе живительное средство?
Конечно же виновен здесь и я.
Но пред тобой же был всегда пример живой.
Я был перед тобой и даже в тех, злом дышащих рассказах.
Ты также, как и я, создал себе компанию.
И для себя друзей ты выбирал своею головой,
в твоих глазах уже тогда я видел манию.
Я видел манию, влекущую назад,
всё, как и прежде бы, безудержно и властно.
Не скрылся от меня и злобный блеск в глазах. Откуда?
Вся суть души твоей открылась предо мною - ад.
Ужасно видеть мертвенность и всё же верить в чудо...
Я нашу разницу осознавал полней
и с каждым днём тревожное предчувствие росло.
Участники компании моей со мною были откровенны,
в движеньи к цели становились мы сильней
и в разрушеньи зла успехи Родины нам стали вожделенны.
Пирушки наши все сводились к одному -
к беседе о могуществе России, о благе всех людей.
И в размышлениях всегда вынашивались планы,
как дать народу свет и отворить духовную тюрьму,
чтобы Отчизну укрепить и разогнать заморские туманы.
Игра же в "князя кесаря" имела свой резон,
которым я подал пример благого равенства и братства.
Кичливую надменность презирал, как мерзкий гной,
чтобы с умов сорвать навеянный веками сон,
чтоб подданные царства моего гордились Родиной и мной.
Компанией моей мы дело делали добра
во имя Жизни и России, на благо всех и всей Отчизны.
Трудились сутки на пролёт, не покладая рук
и не склоняя молодых голов с утра и до утра.
Жизни направив к цели, мы видели кто враг, кто - друг.
Собрание моих живых людей не без изъяна:
не ослепляло лоском, не чахло в трезвенности желчной,
не затухало, предварительно закиснув, став негодным.
Бывали праздники у нас, и мы гуляли с пьяну,
в сердечной тяге к импульсам природным.
Но дело жизни было выше, чем те мгновения услад,
над праздником не позволяющим всем нам свихнуться,
над мерзостью сонливой одури и ядов увяданья.
Нам силы жизнь сама дала, чтоб победить коварный ад,
рвануться чтоб из топи прозябанья.
А вы?, что вы?, зачем компанией назвали свой шабаш?
Я знаю - для того, чтоб извратить и противопоставить.
Ваша враждебность замыслам моим известна мне.
Наш дух в трудах крепчал, а ленью выгнил ваш,
и не заставишь думать правильно всех тех, кто не в уме.
Мой сын, известно мне, что тяготел ты лишь к престолу,
мгновенья ждал, когда во власти станешь над страной,
и дашь всем злосоветчикам твоим народом править,
а всех моих соратников согнёшь нещадно долу.
Со мной вот только плеч своих ты не сумел расправить.
Я ведал всё, и всё ж терпел, надеясь.
В моей стране и стены служат интересам государства,
и шёпот осуждения от собутыльников твоих известен мне,
и всех поборников упадка русского злом дышащая спесь.
Напрасно обольщали вы себя, что Русь утопите во зле.
Друзья твои разъединили нас с тобой,
и это от того, что сутью ты своей был им подобен,
и в омерзение тебе вся жизнь моя и все мои дела.
Поэтому ты поводы искал, чтобы ни дня не быть со мной,
негодным став к делам, которыми вся Родина жил;.
Спасая положение твоё, чтобы помочь моей надежде,
я европейскую принцессу тебе в жену сосватал,
чтоб ты не спился и делу моему хоть как-то послужил.
Ты говорил, что мы чертовку навязали, и жил как прежде,
проматывал деньгу, в загуле пьяном жил.
Меня снедала горесть - прискорбно было видеть мне
наследника, на управление дел государства непотребного.
И невиновен Бог, снабдивший тебя разумом и телом.
Мы, к свету вышедшие, бывшие во тьме,
военное искусство усвояем, не чтимое тобою своим делом.
Благодаря Создателю Вселенной и всем победам нашим,
нас, неизвестных в свете, сейчас, как равных, почитают.
За Родину, за свой народ я жизни не жалел и не жалею.
Как же мне было пожалеть тебя, назвавшегося павшим .
Уж знают все, что я люблю Отчизну и за неё душой болею.
Всё лучше сирота, но добрый, нежели свой и непотребный.
Мои слова всегда давали тебе выбор, но ты пренебрегал
и отвечал, что к делу моему негодный,
что памяти весьма лишён, болезнью изнурённый,
стал гнил и к управлению страною непригодный.
Что было делать мне, когда надежда изменила?
Метался мыслями я от тебя к тебе.
Искал предлог, чтоб оправдать отказ твой от престола.
Я месяц изнывал от боли, пока не истощилась моя сила,
и я себе уже не чаял благополучного исхода.
Но кризис миновал, мысль отголоском боли посетила,
и в искренности слов твоих я усомнился,
тому ведь верить невозможно.
В твоих словах крушение надежд моих, для них могила.
Наследник самоотстранился от престола так ничтожно.
Ты помогал ли мне в трудах моих несносных и в печали?
Нет, никогда, известно всем, ни от кого не скрыта правда.
Возненавидел то, чему я отдавался здоровья не жалея,
трудясь для люда своего внутри страны и от неё в дали.
Ты рану мне нанёс, чтоб извести меня и умер я болея.
Так власть приняв, ты разорителем достигнутого будешь,
если останешься таким, как есть.
Но так остаться, чтоб - ни рыбою-ни мясом - невозможно.
Так выбирай - иль нрав отменишь, ненависть остудишь,
честь возродишь и удостоишься престола непреложно.
Иль будь монах и в монастырской кельи окончи свои дни.
Пока не выберешь, мой дух не может быть спокоен,
особенно из-за того, что я некрепок на здоровье стал.
С тобою честно поступал, молясь: Творец, от худа сохрани,
раздвоен он! - Так думал я и время на раздумье дал.
А ты на постриг согласился,
пусть на бескровный ритуальный подвиг,
пусть, на мой взгляд, на опрометчивый поступок.
Подвигло, что тебя? Вопрос такой во мне тревогой бился.
Миг безрассудности иль блажь затмила твой рассудок?
Перед моим отъездом за границу у нас был разговор.
Тебе, лукавому, я предложил всё хорошенечко обдумать -
и именно для этого пол года на раздумие дано.
Но знаю я теперь, что ты уже тогда избрал позор,
и думать о судьбе тебе не нужно было, всё было решено.
Согласие твоё лишь фарс, оттяжка времени, уловка,
чтоб время выиграть и мечт своих дождаться.
Ведь клобук не гвоздём к главе прибит - так думал ты
и долгое терпение моё испытывал так ловко,
отдаться нечисти спешил, переступив законы чистоты.
А в монастырь ты вовсе не хотел
и дня бы там не выдержал без удовольствий.
Советчики твои тебя к измене страшной подтолкнули
и, разузнав, что я тебя позвал, чтоб дать коснуться дел,
они последствий злых нож в сердце мне воткнули.
Как беглый раб бежал. Зачем? Рабом ты не был никогда!
Вначале думалось: «Быть может что стряслось в пути?»
Я приказал своим доверенным Европу обыскать,
и выяснить куда направилась твоя судьба.
Нашли тебя, но от находки таковой мою беду не высказать.
И я превозмогая боль страдающей души,
ломая гордость личную и хороня чувство обиды,
от раны изнывая, тобою нанесённой,
молился вновь и вновь: Бог мой!, вконец не сокруши,
и меч возмездия отринь от головы безумьем соблазнённой.
Я долго призывал тебя сын мой. Уже известно всем,
как волю ты мою презрел и ослушание явил,
и, не последовав по слову моему, не убоялся наказанья.
Ты обольстил меня и, заклиная Богом, предал меня совсем
и учинил Отчизне вред, обидой досадил за все старанья.
Предательски бежал и зло отдался под протекцию чужую.
Что оставалось делать мне? Я направлял к тебе свои слова,
что если не поступишь как велю — то, как бездельника,
лгуна, предателя, плута на вечно проклинаю и срамлю,
как государства повелитель тебя я объявляю за изменника.
И не оставлю всяких способов, чтоб вред тебе чинить,
как изменившему стране и как ругателю отцову,
и в этой истине моей мне Бог поможет.
Так обращался я, чтобы тебя к благоразумию склонить.
Поруганные чувства червь оскорбления нещадно гложет.
От тьмы мы к свету вышли и выбрали - кому по нраву что.
Ты выбрал тьму и Бог душе твоей судья.
Ты оглупил себя до зачумленья дурью сонной.
Ты стал орудием в руках врагов моих. Зачем? За что?
Я изводил себя терзаньем, и думой изнурял бессонной.
Защитник гиблого, влекущего столетьями назад,
не для того ты предназначен был, не для измены подлой.
Ты бил не в бровь, а в глаз - явив презренье к делу жизни,
дал пищу для сенсаций - лжеслухами плеснул по миру ад.
И твой позор огромный вред нанёс Отчизне.
Для антирусского движения ты сил приумноженье дал,
России изоляция грозила - одной сражаться против всех.
Опёрся ты на недругов, укрывшись и ища поддержки их.
Не безрассудно действовал, к чему стремился знал.
В тебе верх взяли думы гнусные людей пустых и злых.
О смерти же моей мечтая и бредя жаждой власти царской,
ты говорил, что всех приближенных моих переведёшь
и новых изберёшь себе по нраву, по воле собственной
и восстановишь бывшее, дашь привилегии толпе боярской,
оставишь Петербург и корабли, и не познаешься с войной.
Ища поддержки за границей, на Родину беду ты накликал.
Желав насильственно меня от власти отстранить,
ты в зверя обратился, утратив человечность.
В руках противников марионеткой ты послушной стал.
Жить тяжко от того, что властна над тобою не беспечность.
Когда же в Австрии тебя блюли в строжайшей тайне,
с английским королём мутил австрийский император,
чтобы совместно действовать тобой во вред России.
Мне же пришлось напомнить им, что я готов к войне.
Весомый фактор, и выдачи твоей мы боле не просили.
Воистину, вооружённою рукой я был готов добыть тебя
и цесаря , чтоб выдать мне изменника заставить.
Но, не дошло до этого - во прах легла врагов моих затея.
Увидел я перед собой отчаянного нелюдя.
Вспять время не воротишь. Ждёт суд предателя-злодея.
продолжение следует