Старый запущенный дом, дождь льёт спокойно и прямо, в небе раскатистый гром, мы слышим гнев Фудзиямы…
Усталая гейша с веткой сакуры в руке, ты знаешь всегда, нельзя гадать на молоке. Ты знаешь, что стоит каждый вздох твой и взгляд, ты знаешь о зле, и что никто не виноват. Ты видишь полёт рассветных бабочек в лугах, ты видишь шрамы твоих ногтей на сердцах. Ты ищешь смысл и не можешь найти, ты знаешь многих уже не спасти.
Раненый ниндзя стоит перед ней, сна он не видел много дней и ночей. Меч, оголённый, кровью налит, кто подвернётся, будет убит. Ищет врага он, не может найти, только лишь гейша пришлась на пути.
Сладкая дева убийц и воров, ты мне окажешь полуночный кров. Ты мне расскажешь о бедах своих, как каждый день твой был страшен и лих. Как ты не видела утра лучей, слёзы роняя в подземный ручей.
Сумрачный странник ты страшен и слеп, каждый твой взмах, лишь могила и склеп. Каждый твой взгляд, лишь усталость и боль, тени убитых идут за тобой. Чем я утешу тебя, в эту ночь, чтобы поутру, ты ушёл прочь. Чтобы всю память о тебе навсегда, смыв унесла дождевая вода. Но не открою тебе я души, что обрела в этой дикой глуши. И не услышишь ты песни о том, чем был наполнен мой маленький дом.
О, хитрая словно кицунэ, ты, обманув, ускользаешь во тьме, тратятся все силы втуне, чтобы спасти тебя в страшной зиме. Ты меня вымоешь в грязи, и обогреешь, морозом обдав, в светлой молитве ты сглазишь и не обманешь стократно солгав. Шёлком своих сновидений, ты мне невольно постель соберёшь, вьюгой своих откровений, ты над могилой мне холмик навьёшь.
Рыцарь ты будто хигума, ищущий мёду на дерево лезешь, злой, кровожадный, угрюмый, пищей и самками только ты грезишь. Истины не разглядевши, ищешь ты в хаосе смысл и мораль, силою завладевший, ты примеряешь холодную сталь. Прошлое не знакомо, да и не знаешь, что ждёт впереди, вот мы и около дома, что же прошу тебя, в дом мой войди.
Знает она смысл кореньев и трав, и изготовила много приправ. В злую презлую приправу вассаби, всыпала горсть иноземных отрав. С приготовлением фугу, рыбы с бессмысленным взглядом, связан риск отравленья, неизлечимым ядом. Всё это беспрекословно, ниндзе подала гейша. Очи, вниз опустивши, делая вид скромнейший. Раненый ниндзя жаден, до самурайской пищи, икари будь он не ладен, двойственность новой жизни. Быстро смахнувши рыбу, вымокав соус лепёшкой, он сладко ухмыльнулся, и обмахнувши крошки, к гейше он потянулся.
Стой же мой победитель, прежде чем пир свой справишь, подумай судеб вершитель, что за собой оставишь. Как ты семью покинув, за правду ушел бороться, и все мысли, отринув, ты знал, когда кровь не льется. Так знай же, воитель гневный, что дети твои, обнищали, от голода плача вседневно, тебя навеки прокляли, навеки тебя осудили и Будде душу отдали. И вот пришёл час расплаты, обида пройдёт вековая, у двери стоит лопата, я скоро тебя закопаю.
О ведьма, тебя я узнал, жена моя будь ты не ладна, я вижу звериный оскал и блеск в глазах кровожадный. Из мести и старых обид, ты продала женскую гордость, да нынче я буду убит, и в том проявила ты твердость. И ниндзя нетвёрдой рукой, нещадно карая измену, навеки даруя покой её поразил сирюкеном.
Запущенный, маленький дом, два трупа лежат на татами, а в небе раскатистый гром, мы слышим печаль Фудзиямы…