Часовой

Борис Головин
Я стоял в Каракумах на карауле щемящей и душной ночью.
Звезды были с голову барана или козы. Многоточью
Млечный путь был подобен в голове тосковавшего дембеля.
На душе было томно. Не хватало для счастья штемпеля
на странице звездастой пропахшего горькою солью билета
военного. Нужно было прожить еще осень и часть негасимого лета.
Ночь и звезды в моей голове. Автомат на плече придержав,
я нагнулся и поднял с земли светляка: был он светел и ржав
густо-лунною ржавчиной времени – я его в небо подбросил,
он упал за колючую проволоку и пропал. "Скоро осень,–
я подумал, – еще полтора месяца летних, и начнется сентябрь,
а потом уж октябрь, а потом долгожданный ноябрь, а потом уж декабрь…"
Стало жарко в груди. Ворот тугой расстегнув, я оглядел темноту,
продолжая идти от столба до столба, прикурив в рукаве сигарету, и в ту
минуту я услышал, в который уж раз за два этих года,
как завыли шакалы: словно клык - заострилась ночная природа.
Стало смешно и почти не одиноко. В глаз попала звезда.
Слышу: смена идёт - будто разом пришли на перрон все мои поезда.
Никогда еще, нет, моё одиночество не было так многозвёздно,
многомирно и вечно, так сиро и так виртуозно.

1985