Кого-то кто-то тихо материт, становится песок материками. Вот изумруд, а вот - горящий Рим, и кто-то наблюдает через пламя. А я стою и знаю: всё херня - возьмут везде, хоть в зоопарк, хоть в жёны. Но я иду, и люди от меня шарахаются как от прокажённой;
а я иду, шарахаясь от них, не замечая даже энтропии, и не люблю ни этих, ни других, но понимаю, что они другие.
А главный таракан в башке визжит, копытом бьёт и чешется, скотина, и я хочу чего-то для чужих, сдирая копоть с лампы Аладдина.
Спокойствие, товарищ, всё ништяк - возьмут везде - хоть в космос, хоть в Калугу. Другие тоже для меня хотят чего-то лучшего, хотя бы с перепугу. А я стою, и хочется тошнить всей красотой, что ела и не ела, и я, плевать, что скажут все они, исполню это соло а капелла.
Давай, продемонстрируй свой экстрим - нелепо, некрасиво, беспричинно. Вот изумруд. А вот горящий Рим. А вот - пустая лампа Аладдина.