Я теперь у большой воды
И не знаю страшней беды,
Чем ходатайствовать в верха, когда потеряю волю,
И дюжинный год обсасываю огрызочки и мусолю,
Как ложится гербарием в мятое межстраничье
Твоя нетленная первоначальность, моё безличье -
Одни прожилки, проволочинки вытянуты фильерой,
Отожжённые только побитой верой
В себя, да и та шевелится еле-еле -
Худа, но горда, тем и жива доселе.
Заведующий в конце калиброванными весами
Знает, что зима снимается с кожей и волосами
Покорёженной изоляцией, пеной бешеной,
И будь я по лету взвешенной,
Не добрала бы до проходного балла.
Я стала добрее - Он в курсе. Я правда стала.
Просто я лучше, когда крепчает январь в окне.
Он бы взвесил меня горбылём в шерстяном сукне,
Без контактов оголёнными проводами
Со всеми этими длинными световыми днями, запахами, рубашками, площадями...
Я мечтаю впадать ежегодно в такую спячку,
Чтоб беспробудно перетерпеть тепловую качку.
А ровнёхонько через месяц откроется чёртова дюжина,
Колесо обозрения, новый круг.
Я готова - зачищена, вымерена, облужена.
Принеси мне во сне пару сугробов к ужину,
Если заглянешь вдруг.