Двадцать второго июня нежилась в травах роса,
Рожь отбивала колос, где-то гремела гроза.
И просыпались люди - в поле ли, на завод.
Тихо в деревне утром, только мух хоровод.
Грузная "Зорька" проснулась, чтобы идти в луга,
Где-то коса свистела, сено готовя в стога.
И города пробуждались, заспанные с утра,
Стуком колёс трамвайных. Ехали мастера,
Токари и портные, учителя и врачи -
Кто-то точить детали, кто-то детей учить.
Бабочка на цветочек, шелест цветастых крыл.
Весть о войне Левитана...воздух в груди перекрыв.
И тишина повисла. Воздух зловещ и сух.
Родина, Русь, Россия! Ты превратилась в слух.
Горькие проводы, слёзы (мужа, брата, отца),
Да на четыре года, (или навек), от крыльца.
Первым ушёл дядя Ваня - в двадцать четыре часа,
Поцеловал детишек, спрятав слезу в усах.
Юная Евдокия (ей бы детей рожать!),
С чёрной косой по пояс - тоже не удержать.
Скрежет и лязг железа, пуль беспощадный визг,
Перемешавшись с грязью, падало небо вниз.
Холод, разрыв снарядов, трусости - ни на грош,
Всё пережили: раны, холод, жару и дождь.
Выстояли, вернулись - оба, брат и сестра.
Только вот о снаряде память всю жизнь остра.
Эти в ногах осколки - как же вздымалась грудь!
По одному выходили, больно, и не вздохнуть.
Плакал тогда мой дядя - проклята будь, война.
Лучше бы уж убило, смотрит на ордена.
А Евдокия молчала, что у неё не спроси.
Сколько таких героев было по всей Руси!
Больно, мои родные, только вот сталь - тверда.
Я вас люблю и помню, вами всю жизнь горда.
Вами жива Россия, не преклонив колен.
Вы, не жалея жизней, шли до Берлинских стен.
Да и потом, в работе, вы подавали пример.
Это о вас слова - то - сделаны в СССР!
Бабочка на цветочек милых, родных могил.
Слёзы из глаз на платье. Враг нас не победил.