поскольку все то, что сам привел,
посадил на стул, подключил к сети,
сдуру короновал,
было известно задолго до –
вычерченный в блокноте
полупустой овал
знамений и снов –
черные скелеты букв,
падающие с мостов,
сбивались в стаи
и неподъемные
оседали
в самолете
в поезде
в электричке
в зияющей темноте
нигде.
стареющие лингвисты
с вывернутыми карманами
покашливали и смотрели,
посмеивались и зевали,
говорили друг с другом
на несуществующем языке,
приглашали к реке
глядеть
на хождение по воде,
набухающий пуховик.
да все ты привык,
мой милый,
не смей даже думать,
будто бы не привык.
что-то обязательно произойдет.
возвращайся домой
немой,
протри собой кнопки в лифте,
разгляди портрет.
этажа, на который махнул,
в комплектации нет
и не было никогда.
винтовая лестница,
уходящая в небеса,
уперлась в стену,
а потом
раскололась напополам,
чтобы ты никогда не узнал,
кто там за стеной
пропал,
в стерильной комнате
из белого и хрусталя.
буду надеяться, что не я
очень хочется, чтоб не я.
да, наверно, не я.
я ведь помню:
сидел у себя
желторотый
оставленный
неживой
сам себе
собирая покой
из морских валунов
по числу не углов,
но чего-то того,
что мозг выдавал.
вот тогда-то овал
и возник.
вот тогда-то
я все узнал.