"Полчаса до рассвета. Стоит тишина,
но стволы всех орудий - навстречу врагу.
Этот год нам запомнится словом война
и людьми, что упали, оставшись в снегу.
Был хороший навар с голубей и собак,
да уже и о них, умер всякий рассказ.
Пианино сожгли, а оставшийся шлак
никому выносить, не под силу, из нас.
В этом холоде сходишь внезапно с ума.
За водой, под обстрел, каждый раз до реки...
Недостаточны карточки, знаешь сама.
Перестали встречаться, почти, старики.
Потихоньку вывозят детей на восток.
Мы в квартире, с сестрой, остаёмся пока.
Мопассан разгорелся: ура, кипяток!..
Как они там, на льду, под бомбёжкой врага?..
На муку обменяли колечко отца,
что ушёл в ополченье, а мог - по броне.
Неизвестно, кому - сколько дней, до конца.
Сил совсем не осталось. Лежу на спине.
Но завод наш работает! Город - живёт!
Этот кашель... Так холодно... Где же рассвет?.."
Ленинградский, блокадой измученный год.
И слова человека, которого нет.