Начало:
Глава 1:http://stihi.ru/2016/09/10/8808
Глава 2:http://www.stihi.ru/2016/09/15/9528
Глава 3:http://stihi.ru/2016/09/21/5376
Глава 4:http://stihi.ru/2016/09/25/9704
Глава 5:http://stihi.ru/2016/10/04/6969
Глава 6:http://stihi.ru/2016/10/04/11061
Глава 7:http://stihi.ru/2016/10/06/11010
Глава 8:http://www.stihi.ru/2016/10/12/5509
Глава 9:http://stihi.ru/2016/10/16/10962
Глава 10:http://www.stihi.ru/2016/10/22/8489
Глава 11:http://stihi.ru/2016/11/01/9688
Глава 12:http://stihi.ru/2016/11/27/3557
Глава 13:http://stihi.ru/2016/12/18/10236
Глава 14:http://stihi.ru/2017/01/02/9441
Глава 15:http://www.stihi.ru/2017/01/15/10124
Глава 16:http://www.stihi.ru/2017/03/04/9840
"...Последний поцелуй – с горчиночкой, и хлопнувшая дверь разрезала несбывшееся «вдруг». Ревнул баском отлаженный мотор, и, напоследок фарами моргнув, джип тронулся…
… Шёл «самурай» вдоль гор, а я смотрел, как таял окаём мерцавших габаритов в дальней мгле. И пёс смотрел: остались мы вдвоём на дремлющей под звёздами земле. . ."
* * *
Я встретил чуть забрезживший рассвет бок о бок с Артемоном (пёс дремал). Скурил почти полпачки сигарет: раздумывал о жизни да гадал… Вернётся? нет ли? Катя через год… Не Золушка она, а я не принц. В России нынче жизнь – совсем не мёд, и после вкуса сладких заграниц соль нашей жизни будет ей горька… А я? Беда ли это – русским быть, похожим на Ивана-дурака? И если не по зеркалу судить – дурак и есть… Открытая душа, понятия о чести, сердце рву… Людишки те, которые грешат – как у Христа за пазухой живут. В открытую воруют, предают. И человеку человек – не брат, а волк тамбовский. Ближнего нагнуть – святое дело. Чудненький расклад! Куда мир катится? К чему идём? К той демократии, которой нет? Согласен, мы не в лагере живём. У нас не царь – бессменный! президент. Полаять нам дают (а толку – хрен!). И, вроде, пережили мы дефолт, и, вроде, поднимаемся с колен, и движемся по-тихому вперёд…
В то лето жаркое ещё не знал, что вскоре грянет кризис – мировой. Страна, как неисправный самосвал (уснул! в роскошном кресле рулевой), стремительно помчится под откос, точней – в экономический провал: у нас не золотуха, так понос, и если не авария – аврал. Закроются конторы на замок, польётся безработица рекой, и в щепки разобьётся мой мосток. Абсурд: два института за спиной, но буду я барахтаться в реке, да сдюжу – выплыву, не утону…
Не знал судьбы – сидел на чурбаке, холодный чай тихонечко тянул.
Со всполохом зари, собрав рюкзак, отправился за горный перевал – к Копейке-озерку.
Через дуршлаг сосновых крон свет робко рисовал знакомую тропу – путь напрямки. Есть к озеру дорога, но в обход. По ней и пробирались рыбаки (на джипах – легковушка не пройдёт) – кому был по душе экстрим пути. Таких не много. Пехом – далеко, да и по тропам козьим не пройти: закружишься, заблудишься – легко! Всего раз пять встречал я рыбаков, а к озеру хожу не первый год. За жизнь свою под сотню марш-бросков проделал на тропе и знал что ждёт за каждым поворотом впереди: двойное дерево… потом разлом (крутые склоны – проще обойти)… три можжевела (как их занесло под бок к сосёнкам статно-молодым?)…
Шёл споро я: хотелось поскорей добраться до живительной воды. Подстёгивал себя: давай, Андрей – прибавь-ка шагу! Верный Артемон – то забегал вперёд, то отставал, то метил путь под выбранным кустом: как лапа не отсохла!
Перевал…
Сел, закурил, из фляги отхлебнул. Теперь до озера – рукой подать: 7 километров. Чуть передохну… Вставай, Андрей! – сказал себе: – Не спать!
Спустился быстро. Разом ожил лес: застукал дятел носом-долотом, глухарь взлетел – мясной деликатес! – здесь их места. Залаял Артемон и было бросился к кустам да встал – задумался (нет, не охотник он), улёгся на тропе: мол, всё – привал. И захрапел бы смачно Артемон, да я – сатрап! – не дал ему вздремнуть.
– Устал, дружище? – гриву потрепал, лизнул мне руку пёс. – Ещё чуть-чуть… Вставай!
Две ночи толком сам не спал: почувствовал – присяду и усну.
Жёг ноги в мокасинах липкий клей. Хлебнул воды, по-быстрому курнул. Плеснул в чеплашку Артемону:
– Пей!
Последний километр еле шёл. Рюкзак, казалось, весил пару тонн. Взглянул на пса – как будто в теле-шоу – участвовал дружище Артемон: язык наружу, слёзы на глазах; не отставал, чуть сзади семенил; не метил путь в опёночных пеньках – совсем, похоже, выбился из сил.
Я подбодрил:
– Дружище, потерпи! – тряхнул за холку: – Скоро отдохнём…
Нам оставалась капелька пути – последняя, солёная… Допьём…
И вот оно – Копейка-озерко: очерченные циркулем края. Здесь воздух вкусный – дышится легко: молекулы без примесей – не яд, как в городе. Вода – аквамарин, и не цветёт. Довольно глубоко…
С трудом избавился от мокасин – к ногам прилипли. Здравствуй, озерко! Вошёл, нырнул – парное молоко у берега. А дальше – глубина. Вода там попрохладнее – бодрит! Не знаю я, в какие времена упал сюда с небес метеорит и выжег этот круглый котлован. Вдоль берега и сосны на подбор, тут каждая вторая – великан, за триста лет. Стоит сосновый бор, как страж у озера, как исполин, взошедший на Урал нести дозор – пример живой сказаний и былин.
Я плавал с полчаса. А Артемон взметал фонтаны брызг на берегу – промок насквозь, измазался песком, потом улёгся: знай, мол – стерегу.
Вода взбодрила, воздух обсушил. Хотелось побыстрей разжечь костёр: огонь – он как лекарство для души – сжигает боль. Достал я свой топор – почти что томагавк! – и босиком, в одних трусах, на шее вместо зуба – крест: индеец сиу, чуть ли не бегом – за сухостоем двинул, глубже в лес.
В густом лесу – естественный отбор: живёт сильнейший, слабому – под дых. Со стонами вгрызался мой топор в стволы сухих сосёнок – молодых, умерших на корню: не там взошли, прожили мизер лет и всё – каюк. Быть может, корни мелко проросли и вымерзли: зима у нас не Юг – суровый шибко батюшка-Урал. А может быть, дремучий полумрак не дал сосёнкам света. Очень жаль, да что поделать… Лесу я не враг, и сухостой отслужит мне добром, чем гнить напрасно в чаще. Много раз я восставал, обласканный костром, из пепла жизни. Может, и сейчас полегче сердцу станет. Дай-то Бог!
С часок я перетаскивал дрова, взопрел, как сивый мерин, чуть не сдох. Дружище-пудель жилушек не рвал: полёживал молчком на бережку, а мог бы веток натаскать – нахал! – помог бы закадычному дружку!
Конечно, я смеялся – пусть лежит: он отдых заслужил – дружище мой. Не знал тогда, что псу осталось жить совсем-то ничего: умрёт зимой – в холодный вечер, дома, у крыльца. Я выгрызу могилку под сосной, Степаныч упакует в ящик пса… А в памяти он всё ещё живой: лежит и в ус не дует…
– Артемон! Вставай! Пойдём купаться!
Пёс зевнул, загарцевал на месте – чёрный конь! – но в воду не полез. Я занырнул – просоленный, в древесной шелухе, перчёный солнцем – в собственном соку замаринованный – мужчина-хе! Стонали мышцы, думал, не смогу проплыть и метров двадцати, но нет: вода смывала едкий маринад, я плыл и плыл. Уже на глубине почувствовал, что мышцы не гудят, и холодок, гуляющий в воде, насытил тело свежестью, взбодрил: нырнул мужчина-хе не в могуте – на берег добрый молодец ступил, как в сказке детской.
Дело за костром. Разжёг лучинки: робкий язычок лизнул кору сухих сосновых дров, по веткам побежал, обнял сучок полена-буратино. Осмелев, огонь махнул драконьим языком, и изжелта-малиноватый зев сглотнул всё костровище – целиком! – рождая пламя.
В чём секрет огня? Какие чары колдовские в нём? Глядишь без устали, не сводишь взгляд – и ночью при Луне, и светлым днём. И ухом слышишь – тикают часы, но ты не замечаешь бег минут. И помыслы нетоптано-чисты в безвременно`м нетягостном плену раздумий-рассуждений-чувств.
Костёр! – мой тихий собеседник-телепат – дымишь со мной у речек, у озёр. Давай-ка поболтаем, красный брат, о том, что не от мира я сего: Луна – мне друг, беседую с костром, а где-то – дальше взгляда моего – улитка на спине несёт свой дом, пернатый соловей клюёт росу, и плещется игривый окунёк…
Комфорт и роскошь счастья не несут – без чувств земных. Кому-то невдомёк, что в целом можно малым обойтись и быть счастливым. Внешний лоск (сам по себе) и радужная жизнь (без чёрно-белых видимых полос) – лишь призрачное счастье. Изнутри – безчувствие, как червь, тебя сожрёт, и счастье лопнет, словно пузыри цветного мыла. В яркой банке шпрот ты никому не нужен, одинок, и килькой в масле плаваешь. Зачем?
Комфорт и роскошь – это не порок, но, всё же, не решение проблем. А рай мой шалашовый, может быть, и есть ни что иное, как Эдем, давно людьми забытый.
Может быть…
В дупле сосны у нас со Стариком был тайничок (с весны до октября): два удилишка, чайник с котелком, тушёнки ящик… Сделали не зря – зачем таскать поклажу всякий раз туда-сюда – хожу-то я пешком! – и белок не прельщает наш запас, и мне сподручно.
Сытый Артемон, забыв мой чин, ушёл без спроса в лес: я вытащил с десяток окуньков, он захомячил – шустро, за присест – ухи полкотелка, и был таков; полаивал из леса – дескать, жив. А я сидел у пламени костра, пил чай походный. Как аперитив, пьянил он запахом душистых трав: цветастым лугом пахнул в жаркий день.
Клонило в сон, и дремота звала в шалаш-вигвам. Прорехи в крыше портили фасон – засох шалаш! Улёгся на траве: плацкарт земли – привычная кровать. Закрыл глаза – мелькнуло в голове: до вечера бы надо подлатать…
Во сне мне почтальон принёс письмо. Конверт американский, в штемпелях. Я понял сердцем застучавшим: всё – Катюшу потерял. Прошиб колючий страх и в животе скопился. Вскрыл конверт… «Андрей, прошу понять и не судить… – в глазах плясали буквы: – …твой привет… люблю тебя… так вышло… не забыть…»… Я дочитал, и дрогнула рука – нас свёл и разлучил Афганистан: как выстрел в грудь, была в письме строка – чуть ниже подписи – «Прости, братан…»… Я закричал. Залаял почтальон…
Вскочил, не понимая что к чему, где сон, где явь. А лаял Артемон – бежал к лесной дороге. Наяву, из сосен выползал бордовый жук – джип-«самурай». К чертям мой страшный сон! Два раза сердце стукнуло – вдруг-вдруг – и я рванул быстрей, чем Артемон, не чуя ног.
Джип встал наискосок. Открылась справа дверь, и пассажир шампанской пробкой прыгнул на песок…
Коллапс* пространства схлопнул внешний мир: распахнутые руки… блеск волос – каштановых! – на солнце… просинь глаз, к себе зовущих… мокрое от слёз – лицо… она и я… здесь и сейчас… – в континууме* времени…
– Андрей, зачем ты отпустил меня?.. Андрей… – она коснулась губ моих рукой. – Я чуть не умерла… вселенский страх… представила… что в бане ты… с другой…
А на моих невыбритых щеках копились слёзы. Таяла тоска.
– Подумала… да что же я творю?.. А счастье моё здесь – рукой достать… Скажи, что любишь…
– Знаешь же, люблю…
…В другом пространстве лаял Артемон. Опёршись на капот, курил Старик. Прости меня, братан, за глупый сон. Я виноват: почудилось на миг…
– Скажи ещё – люблю!
– Боготворю!
– Ты говорил – мир будет только наш…
– А вместо роз – я звёзды подарю…
– И где же твой обещанный шалаш?..
Катюша улетит рожать в Нью-Йорк. Родится сын. Три месяца спустя, придёт письмо (письмо я не сберёг – порвал и выбросил). На двух частях лощёного листа прочту я блюз о вдребезги разбившихся сердцах: мой сон был вещим. Я не удивлюсь.
С тех пор живу надеждой. Не пойму – за что цепляюсь?.. Может быть, за то, что всё у них пошло не по уму, и без отца растёт мой сын Антон. Дал сбой американский рай, и жизнь ударила по темечку ключом: братан исчез – пожили, разошлись. А я… заклеил чувства сургучом, оставшись в прошлом.
Часто вижу сон – расплывчатый, неясный – как мираж: костёр горит… Катюша и Антон… мы строим возле озера шалаш…
2017г.
* * *
*колла`пс – сжатие
*конти`нуум – физическая модель, дополняющая пространство равноправным временны`м измерением.