Из Петербурга едем на восток,
К Синявинским высотам, дальше Мга…
К Великой Ладоге гарцует катерок,
Несёт Нева пустые берега…
В разгаре август. Тихо сеет дождь
И в пелене его, не дальше метров ста,
Из чащи вдруг выныривает вождь,
И старая, в подпалинах, верста.
Присыпан ров, окопа бывший ход,
Хвосты колючки, съеденные ржой,
Накат землянки и бетонный дот,
И ты, над всем поверженным, живой.
Здесь, под дорогой, может быть, у ног
В сгоревшем прахе выжженной земли,
Рассыпан пеплом тот, кто танки жёг,
Когда они на Мгу в прорыв пошли.
Быть может, средь осколков и костей,
Которыми засеяны поля,
Пропала гильза, и записка в ней,
Что написал, тоскуя и любя,
Мальчишка из челябинских степей?
Оставшийся в истории строкой
На обелиске, где стена бела,
Где вечность, безмятежность и покой
Мальчишки из соседнего села.
Где неизвестны все исходы битв,
Где только зов, разбуженный весной,
Где слышен плач. А строками молитв
Благодаренье в том, что ты живой.
Летит Невой весёлый катерок,
Несутся ввысь порывы глупых нот,
Берёзы будит южный ветерок,
Живых солдат Синявинских высот.
Здесь, у Невы, где берега пусты,
Где в прошлое открыта настежь дверь,
Из жуткой предвоенной пустоты
Вползает осознание потерь.
Уходит навсегда за небосвод
Не знающий аналога цены,
Пронёсший на плечах войну, народ,
Желавший, чтобы не было войны.