Гранлунд из-за ворот, как чародей, на блюдце,
Гола не расплескав, шайбу занес в девятку.
Черное гладкое тело над вратарем закинул
В белую паутину сетки, и был таков.
В клейкую паутину точно под перекладину
Над плечевым доспехом присевшего вратаря.
Вскинули клюшки финны, смяли в объятиях друга,
И долго оторопело вратарь головой вертел.
Долго своей паучьей вертел головой Барулин,
Не понимая, где же пища, что он стерег?
Долго вертел, покамест в ужасе не лишилась
Вязкости сеть паучья, белый разинув рот.
Сплюнула тут же шайбу на лед несъедобным сгустком.
Так началось это время подвигов и чудес.
Так начались времена, когда в Суоми рождаться
Стали могучие люди, не ведающие страха.
Ловкие и всесильные с бешеными глазами,
Способные только радость всю дарить без остатка.
Об этом великая песня, об этом мое сказание,
Послушайте и возвысьте, наполните мир любовью.
И кто прочитает хотя бы одну главу этой песни,
Тот обретет навеки бессмертие душ Суоми,
А тот, кто сможет за мною вослед прочесть всю поэму,
Тому уготована мудрость Эдды и Калевалы.
Начало.
Норвегия.
Лехтеря один не достоин песни,
Зверь беспощадный, наводящий ужас.
Словно Фенрир,
дитя Локки и Ангрбоды,
Волк гигантский
Вырвался на свободу.
Выкатывается чудовищем на лед,
Ищет жертву.
Мужи норвежские не поднимают глаз,
вспоминают семьи:
Родителей, жен, детей.
Не выходят на битву.
Дышат в броню
Герои фьордов и гор,
Несвязные речи бормочут.
Тут сердца двоих безвестных юношей воспламенились,
Наследников Сигурда.
Вышли они перед Лехтеря,
Молодость губит их разум.
Подскочили со своих мест финны,
Не веря глазам, от жалости обратились к Теему Селянне,
Просят спасти невинных.
Заговорил тогда Селянне,
Возвысил голос.
Остановись, Йори, - воскликнул он,- не делай этого!-
Гневом исполнен могучий голос Селянне!
Но Лехтеря не слышит, не видит - кровь перед глазами -
Подъезжает негодяй к юношам и сокрушает их одного за другим,
Ломает их как тростинки.
Лехтеря, словно не финская мать тебя родила.
Разгневались все норвежские воины,
Забыли о страхе, не дрожат больше.
Подбадривая друг друга,выбежали на лед,
Но Лехтеря словно это и надо.
Как сейчас я вижу
То чудовищное побоище,
Стали бежать стремительно от Лехтеря норвежцы.
Кто не успел - их я жалею,
Тех несчастных оплачу.
Подхватывает Лехтеря шайбу
Идет на ворота,
Сокрушает вратаря,
Рвет сетку
Лехтеря. Ты ужасен.
Руки не подают тебе твои же соратники.
Жалости нет в тебе,
Зверь ты, достойный кары.
Даже боги заголосили в небесах,
Глядя на это бездушие.
Со всех планет, миров заголосили
На это небывалое злодеяние,
С Ванхейма, с Асгарда, с Йотунхейма,
Даже из Хельхейма, из преисподней
Раздаются выкрики негодования.
Но Лехтеря не обращает внимания,
Вершит он зло,
Не зная сострадания.
И неожиданно наступила тишина.
Я хорошо помню тот миг.
Что-то произошло в мире.
Никто не знал, что именно.
Стихли планеты, трибуны,
Матери спешно стали брать детей на руки,
Расширенными глазами
Смотрели люди на лед.
Даже Лехтеря вдруг побледнел,
Злодей потерял дар речи,
Пот обильно потек по его лицу,
Согнулись его колени,
Из последних сил
Он добрался до борта,
Пытался перелезть,
Но не смог сразу этого сделать.
Сыны фьордов тоже бежали,
Бросились врассыпную,
Как дети, от страха.
И я тогда почувствовал его.
И я уже чувствую его.
На льду Нифльхейма он появился.
Но это был не Муспелльхейм, огонь,
Который соединился со льдом
И дал начало жизни.
Это сам Гинунгагап.
Воплощение ужаса.
Черная бездна.
Этот тот, чье имя
Я не могу произнести без содрогания…
без содрогания, опустив лицо в ладони...
вот тот миг его появления:
И вдруг коньки замельтешат, как птицы,
Их свист и клекот наполняют воздух,
Тогда шатает небо, это миг,
Когда земли не видишь под ногами.
Тогда из старческой холодной слепоты
Польются слезы частые, Гомер
Вздымает лиру слабою рукой
И вызывает воинов на битву.
И если замерла твоя душа,
Почуяв белой тьмы преображенье -
Не птицы, а двуручные мечи
Как в белый щит со звоном бьют о небо.
Богиня, Гнев, воспой сейчас его,
И объяви пощаду вне закона -
То Оли Екинен ступил на лед
И исподлобья посмотрел на Вечность!
Оли Ёкинен. Вот его имя. Вот звук, наводящий ужас,
От которого слабеют мышцы и сердца делаются как воск.
Он ступил на лед Нифльхейма, и тот под его коньками, словно в час ледостава стал трещать и крушиться. Даже глаз Оли не поднял, даже ресницы, выкованные из стали еще не поднял герой. Его ресницы – железный лес в Ётунхейме, в котором нет места любви.
Его свирепость поражает воображение.
Он трогается с места и проезжает мимо трибун.
К нему люди тянут руки, но Оли мрачен. Это бездна.
Люди спускаются к финским хоккеистам, чтобы ближе увидеть героя:
Старики, молодые…
Вдруг Оли мимоходом взмахнул клюшкой, наотмашь ударил плоской частью крюка
По лицу престарелой финки, которая спустилась ближе всех.
К ней кидаются хоккеисты,
Болельщики,
Просят показать освященное место,
Чтобы прикоснуться к чуду!
Но финка, плача от счастья, бережно прикрывает щеку рукой, чтобы подольше хранить след, оставленный героем веков.
Кто выйдет на поединок с Оли?
Безумцев нет.
Кто спасет мир?
Так и стоял Екинен один на площадке,
И никто не смог выйти против него,
До того невыносима была эта мысль
Любому, кто был из плоти, а не из стали.
Тогда я и услышал клич,
Тогда я и услышал новость, которая возродила все миры, когда впервые
лица осветились улыбкой.
Вдруг клич пронесся по трибунам! Микко, Микко едет!
Да, это именно так и было!
Будем плакать, будем веселиться
После ратных чемпионских дел.
Микко Койву - это пели птицы
Микко Койву – ветер так шумел!
Лучше есть вам жаренную мойву,
Скандинавской ряпушки не знать.
Просто трепещите: Микко Койву
Едет за Финляндию играть!
Посмотрел он – тысячи погибли,
Посмотрел еще раз – миллион.
Микко Койву это вам не фигли!
Настоящий это чемпион.
И узнав, что едет любимец вселенной Койву, норвежцы сами сдались финнам со счетом 1-4, только бы скорее приехал Микко и избавил их от чудовищ Лехтеря и Екинена.
Сражение с русскими за кемпскую волость.
Дружина переваливает через борт: грохот, звон.
Антти Ниеми озирается, ищет ворота,
Размахивает руками, словно защитит весь стадион -
Это что-то!
Сало Хиетанену показывает на Киммо – великий
Тимонен повадками похож на медведя,
Косолапые и в цирке опасны, а этот – дикий…
Петя
Контиела хмур, с трибуны какая-то финка
Кричит, что не видит бойцов, зАлитых кровью,
И ей плевать, что это всего лишь разминка.
И вдруг – Койву!
Стадион трясет,
Микко крепко держит его как под уздцы,
Но женский вой одиночества превышает все децибелы,
И словно лед молоком заливают набухшие их сосцы,
Такой он белый!
Шаг Койву – миля, силовой прием – скала.
Бросок-молнию увидишь его и поседеешь.
Микко, в пепел, дотла.
Не щади сердца, ты этого не умеешь.
Тогда явилась звезда Микаэля Гранлунда, с чего я и начал рассказ. Гранлунд и поныне сияет. Это был великолепный бой, в котором финны доказали, что равных им нет нигде и никогда не будет. А после сокрушения русских были разгромлены и шведы. Просто уничтожены. Великий Вяйнямёйнен в тот день поднимал противников заклинаниями и раскидывал в разные стороны света.
На этом сказание заканчивается. Учите его себе на благо.
Это повествование мне принес снежный ветер из Суоми, ветер с той стороны.