(криминальная поэма)
1.
В коротком самом месяце зимы
и дни, и ночи в сотню раз длиннее.
Февраль. Уходит холод вглубь земли.
И наши души – словно леденеют.
Лишь в феврале такие снятся сны,
и по ночам кричат так жутко птицы,
в преддверии, в предчувствии весны,
в тревоге, что она не состоится.
Как будто кто-то за тобой следит,
из пропасти восставший из бездонной.
Бежать! Но тьма густая впереди,
и ноги – как из мёрзлого бетона.
Кричать, на помощь звать! Но голос твой –
как шёпот сдавленный, возни мышиной тише.
И никого вокруг. Лишь за спиной
огромный серый призрак шумно дышит.
И вот схватил, и тянет в темноту,
ты чувствуешь его стальную хватку,
и рвёшься сквозь туман и лихорадку…
И просыпаешься внезапно, весь в поту.
Ты рад тому, что это был лишь сон,
смех губы сводит судорогой липкой.
Но в тот же миг является вновь – он,
бесформенный, бессмысленный, безликий!
Реальность рушится, и тонешь ты в огне
кромешной пустоты, в безумной вьюге!
И снова просыпаешься… во сне.
На новом уровне, на новом адском круге!
И так до бесконечности, пока,
измучен до последнего предела,
вдруг не прорвёшься, сам не зная как,
сквозь толщу тьмы… И долго, очумелый,
сидишь на койке, приходя в себя.
По жилам - словно камни - сгустки крови
гремят, друг друга на куски дробя.
Вот-вот, и сердце ход свой остановит!..
К чему такое?.. Капли по стеклу
оконному размазывает ветер.
Встаёшь и всматриваешься во мглу,
и понимаешь: ты один на свете,
как тот фонарь в проулке на углу.
2.
И брякает, и брякает в окне
на шпингалет не запертая фортка.
Не тикают, а будто по стене
часы - с мышиной оторопью вёрткой -
туда-сюда шныряют в темноте,
в свою нору утаскивая крошки
минут, пока распята на кресте
оконной рамы Ночь – богиня-кошка.
О, снова бред! Скорей на кухню! Спички!
Зажечь конфорку, чтоб живой огонь
помог вернуться - силою привычки
вернуться в жизнь, а там – попробуй тронь!
Горячим чаем обжигая нёбо,
включаешь мозг. И слышишь, как во двор
зашла машина, растолкав сугробы
(всю ночь мело!), как дверь открыл шофёр.
Вон он идёт и курит. Сигареты
горит глазок – как инфракрасный луч
прицела. Он всё ближе. Кто же это?
Ты ставишь кружку, чтоб его получ-
ше разглядеть, едва горшок с алоэ
не уронив. И сразу стук в окно.
- Илья Сергеич? – Да, а что такое?
- Придётся вам проехать с нами. – Но
мне на работу… - Так и мы по службе,
а не билеты в цирк вам привезли.
Короче, пять минут на сбор… И лучше
в столь ранний час вы… ты меня не зли!
3.
До райотдела ехали как будто
полвечности. УАЗ всё время глох.
Водитель матерился поминутно,
слова – об «лобовуху» как горох.
Приехали в отдел. Ушёл водила
докладывать в дежурку, а Илье
сказал сидеть… Уборщица водила
лениво шваброй по полу фойе.
В дежурке за стеклом (как в телешоу)
беззвучно ржал молоденький сержант.
С ним рядом, с кружкой чайною большою
в руке, стоял, похожий на моржа,
усатый старший прапор. Видно было,
как подошёл (сержантик тут примолк)
к усатому знакомый уж водила…
Зачем Илья понадобиться мог?
За что его сюда с утра пораньше?
Учитель он, и только лишь всего.
А, может, из восьмого «Ве» засранцы
попались и сослались на него?
"Морж" глянул на Илью через стекло.
Взгляд как рентген, ещё точнее – сканер.
Илью как будто вдруг насквозь прожгло:
он тот, кого они не зря искали.
4.
Второй этаж. Направо кабинет.
Обои отслоившиеся. Мебель
не первой свежести. Окно. В окне рассвет.
Оранжевые полосы на небе.
Железный Феликс на шкафу (похож
на старика Хоттабыча из детской
давно забытой сказки… )
- Ну, так всё ж,
надеюсь, что была причина веской
для вызова? Работаю я в школе…
- Присядьте, успокойтесь, гражданин.
Мы это всё укажем в протоколе,
и на работу позвонить дадим.
Ну, а пока, припомните получше,
где были вы с восьми до десяти
вчера? - Какая разница! Послушайте!
Контрольная сегодня, мне идти
необходимо! Что я, арестован?
Тогда за что, скажите, не юля?
- Не арестован, только всё равно вам
придётся отвечать!.. Итак, Илья
Сергеевич Савельев, нынче ночью
был обнаружен труп, при нём листок,
там ваше имя, адрес, между прочим.
Так будешь говорить ты, или что?!
- Да, я не ожидал… А кто такой он,
ну, этот, труп, ну, то есть, кто он был?
- Сейчас поедем в морг, и вам покойный
предъявлен будет… - Кто там из водил
свободен? (крикнул в трубку телефона
следак) – Ага… Понятно. Пять минут.
Устал я. Нынче ночь была бессонной.
Неблагодарный и рутинный труд!..
…Поехали. Уже другой водила,
но те ж слова, и тот же глох УАЗ.
И где-то родственники зампотыла
икотой мучились уже не первый раз.
5.
Морг – бывший детский сад, с большой верандой,
которой суждено курилкой стать.
На тополях вокруг – вороньи банды,
а может быть, и ангелы, как знать.
Когда-то в детский садик, этот самый,
Илья ходил. Те годики прошли.
Потом в демографическую яму
Россию демократы завели.
И переоборудован был вскоре
детсад под морг, с тех пор - который год -
не смех и радость, а тоска и горе
живут под этой крышею… И вот -
к подвалу коридор (такой, наверное,
тот видел, кто на шаг от смерти был,-
Илья подумал). Свет, мигая нервно,
стол с мёртвым телом тускло осветил.
До подбородка серой простынёю
покрыт покойник. Цвета простыни
седые космы. Чёрною дырою -
беззубый рот. И лишь глаза. Они
зачем-то не закрыты. Словно пара
проталинок с несвежим холодцом.
- Так это же!.. Как призрак из кошмара!..
И рухнул, где стоял. Перед отцом.
6.
Сырой холодный кафель. Нашатырь.
И вновь допрос: - Важны нам все детали.
Где был и с кем, что делал? А не ты ль
убил отца? В каких вы состояли
с ним отношениях? - В каких? Да ни в каких!
Его не видел я уже лет двадцать.
Он с мамой разошелся. Что у них
случилось, я в подробности вдаваться
и не хотел, и против мать была,
чтоб мы встречались. Пил он, знаю, сильно.
Потом сидел. Сама жизнь как-то шла.
И жил я без отца, а он без сына...
7.
Час, два, а может, пять часов прошло,
когда он вышел из отдела… Сыро
на улицах. Как мутное стекло
пустое небо над таким же миром.
Он брёл и брёл, куда – не зная сам.
Какими-то проулками, дворами,
переступая через разный хлам,
копившийся, быть может, месяцами.
И наконец, оттаявший, как те
забытые, казалось, эпизоды
из детства, что в душевной темноте
он прятал от себя все эти годы.
Винтовка деревянная. Затвор
из шпингалета. Ёжик, так забавно
по полу цокающий. Голубой простор
небес. Меж камышами лодка плавно
плывущая. И крепких рук отца
такой родной, навечно близкий запах:
земля, табак, цветочная пыльца…
И слово, что давно забылось: папа!!!
Как не хватало этого всегда!
Зачем всё так? Нелепо, глупо, дико!
Непоправимая и страшная беда
случилась!
8.
И от собственного крика
Илья очнулся будто ото сна.
Бар незнакомый. Как сюда зашёл-то?
Пытался вспомнить: нет, лишь пелена.
Пред ним стакан с каким-то пойлом жёлтым.
Он отхлебнул: сок цитрусовый с водкой.
И вдруг увидел рядом мужика.
Как у Хоттабыча-Дзержинского бородка.
Трясётся весь. Протянута рука
с наколками на пальцах. – Слышь, немного
на опохмел души, плесни, сынок!
Прошёл я в жизни трудную дорогу,
вчера освободился, вышел срок.
Илья стакан подвинул: - На, допей.
А у меня вчера отца убили, -
сказал зачем-то. – Звали как? – Сергей.
- А не Илья Савельев будешь ты ли?
- Илья… Откуда знаешь ты меня?
- Да как-то так уж, слышал краем уха.
Ну, что, помянем, и пора линять.
Земля ему, как говорится, пухом.
Он залпом выпил, и тот час пропал.
(А с ним пропал Савельевский бумажник).
Был поздний вечер. Город засыпал.
Дул тихий ветерок, весенний, влажный.
Савельев вышел прочь из кабака.
Вдохнул всей грудью, посмотрел на звёзды.
И показалось вдруг: так жизнь легка,
и так чиста, как этот вешний воздух!
31 января –14 мая 2012 года, 29 февраля 2016 года - 12 мая 2017 года
Эпизод с моргом - детским садом истинный, такой морг действительно существует в г. Шадринске Курганской области, и очень успешно. Как, впрочем, и некоторые другие обстоятельства, указанные в поэме. (запоздалые прим. автора)