Вечерний хор

               
               
                Миниатюра
               
                К четырем часам вечера мы с братом были уже на пруду и расположились на том же месте, что и два дня назад. Сегодня погода была другая: не было25градусов тепла и безветрия. Стало прохладнее, а северный ветер, как петух во время драки с соперником, все набегал с напором, а потом, после небольшого перерыва, опять возмущался  - и вперед. Рябь на пруду переходила в волны. Забрасывать поплавочную удочку было непросто, да и за поплавком следить затруднительно. За два с половиной часа ни единой поклевки и это несмотря на обилие приманок: и опарыш, и червь, и гороховая пышка, и распаренная перловка и кукуруза - и все это смачно сдобренной прокуренной слюной.
                Место было красивое: один берег, на котором мы остановились, лесистый, а противоположный - обрывистый, за которым начинался луг. Я устал глядеть на прыгающий  поплавок и пошел обследовать свой берег: мы остановились в самом начале пруда. Мест для рыбалки было достаточно, причем вполне уютных с оконцами свободными от камыша. Уже отпылили ольха и осина, и теперь еще прозрачная молодая листва  при порывах ветра как-то неумело пела, хотя осина поет и без ветра. Видно деревья не знали нот, а может, просто еще не было слуха, который рождается, когда деревья оформляются и каждое дерево наденет свою любимую и удобную одежду. Тогда каждый лист уже настоящий солист, а пение каждого дерева будет гармоничным; в нем всегда услышишь жизнь леса.
               Вернувшись, я проверил удочки. Приманки остались нетронутыми и  лягушка, коротавшая со мной все это время, все также неподвижно сидела у края воды и, выпучив глаза, смотрела на противоположный берег. Лишь однажды она широко открыла рот: наверное, зевнула. До захода солнца оставалось менее часа. Я  просто смотрел на воду и ни о чем не думал. Чуть правее моего места, в затоне, заросшим камышом, неожиданно подала голос лягушка, и моя соседка сразу же ей ответила. Так они перекликались, пока их дуэт не был заглушен другими голосами, которые довольно скоро из хаотичного гомона, превратились в слаженный хор. И в этом хоре уже улавливался ритм. Лягушачий хор заглушил неумелое пение леса. Из  хора выпадали отдельные голоса, но это не портило унисона в целом, хор слушался достойно. Я долго не мог подобрать  и сравнить с чем-либо песню лягушачьего хора, а потом и вовсе отвлекся от этого занятия и уже даже не обращал  на него внимания. Вдруг само по себе пришло сравнение. Я представил как дюжина молодых парней, выстроившись в шеренгу, поднимают для замаха косы… Сначала мощный и одновременный звук, а потом он резко обрывается: вжик, вжик… Секундные паузы…и снова. Схожесть с процессом  косьбы была не в звуке, а только в устоявшемся ритме, правда лягушачий был чаще. Наверное, лягушки радуются весне и тому, что вовремя  отложили икру и, теперь в хоре, прославляют и свой труд, и свою стихию, да и саму жизнь. Задумавшись, я и не заметил, что хор ослабел, а затем и стих вовсе, и только отдельные солисты еще не умолкали: это или слишком довольные жизнью или наоборот,- имеющие к ней претензии. Моя соседка-лягушка тоже не умолкала и продолжала уже в одиночку. Ее соло напоминало исповедь и она снова и снова надувала воздухом свои резонаторы – пузыри. Я пробовал  подобрать издаваемые лягушкой звуки, но тщетно, пока, наконец, не услышал в них, что странное и протяжное: о…о... ой…ой… А поначалу мне слышалось обычное пение: ква… ква, потом: а…а…а… И вот я слышу ее бесконечное: ой…ой…ой. Вот у всех все хорошо, а у «моей» лягушки что-то не ладится. Она поет так жалобно, хоть слезу вытирай. Наверное, плачет  оттого, что не знает судьбу своих головастиков, что вода стала грязнее, что у нее болит живот от переедания рыболовного корма, что проснулась из зимы рано и простудила горло и теперь голос не такой звонкий, что наступает время охоты, а сил нет, что…
                Я сматывал удочки, а мысли плотно одна за другой  наматывались в голове, словно леска на катушку. Вот и лягушке плохо, как и отдельным людям, которым все чего-то не хватает: то квартиры попросторней, то дачи в престижном месте, то машины покруче… то… А ведь у каждого человека, да и любой живой твари на земле, есть все… и в избытке. И леса, и реки, и небо, и солнце, и земля, и воздух, и… И всем этим можно пользоваться вдоволь, и все это великолепие можно видеть и слышать и бережно откладывать увиденные образы и услышанные звуки в тайники своей души.
               
                Виктор Попов