То быль, а может слухи:
В окопе, в поле голом,
Сидел скобарь Петруха,
И друг его Мыкола.
Они зимой военной
Впервые зимовали,
И в тесноте окопной
Друг друга согревали.
Промёрзлую горбушку
Там на двоих жевали,
На грудь, как на подушку,
Ложились, когда спали.
Однажды, ночкой тёмной,
Окоп накрыло миной.
Петруху – в ногу, скромно,
Мыколу – сильно, в спину.
Такая вот непруха:
Нога не гнётся, колом.
По снегу полз Петруха,
Тащил он и Мыколу.
И будто бред над ухом:
Мыкола шепчет в спину -
Не кинь меня, Петруха,
Не сироти дитыну!
Казалось, зимою стылой,
Душа улетала куда-то,
Но всё же, теряя силы,
Мыколу донёс до санбата.
Мыколу врачи подлечили,
И снова на фронт – воевать.
Ну а Петрухе отныне,
На костылях вековать!
Быстро промчались годы,
Их не воротишь вспять.
Ватой свидомый Мыкола,
Стал Петра называть.
Нет, то не те солдаты,
Что в стужу в окопах страдали,
И не те, что когда-то,
Друг друга спиной прикрывали.
Это потомков Петрухи,
Помня про деда едва ли,
Друга Мыколы внуки
В ярости называли.
Дедов забыты невзгоды,
Нынче другое время:
И ядовитые всходы
Дало гнилое семя.