«Любит–не любит» –
раздета ромашка,
ей за любовь умереть – приговор.
Жаль, там осталась
в кармане букашка,
будьте добрее, прошу вас синьор!
Выпало «любит» –
не может иначе!
Да, неказиста была и рыжа...
вздохом последним
на фрак от «Versace»
жёлтой пыльцой опустилась душа.
Солнце погасло,
с монетку – цветочное,
поле ромашек вздохнуло: «Целооо...»
Рушило замки синьора
песочные
доброе, доброе, милое зло.
Вы её кружили в вальсе, сердце прыгало в груди –
неожиданная встреча... но, не вас ждала, поверьте!
Не надев для бала туфель и не снявши бигуди,
с вами не была готова, ни к любви, и ни для смерти.
Ах, зачем вы оборвали платье белое её?
Истерзали, вопрошая: «любит вас или не любит?»
Нагота цветка, едва ли прикрываема зельём,
и теперь она, как солнце, значит вас согреет, люди.
Только ветер хромоножку заприметил, приголубил –
поиграть, но не летает, бросил в грязь, с другой резвится.
А над ней горох мышиный в свой гремит шаманский бубен,
просит бога оборванцев, чтобы птицей ей родиться...