Осенние осины осиневали.
Вертелся Вертинский,
вибрировал баритон -
переливались за краем окна Нева ли,
северная Двина ли, среднероссийский Дон –
струям приятно вторил пьеровский тенор,
скрип и шуршанье слышались по углам,
угли в камине каменном млели тленно,
скрюченным муглом горбилась кочерга,
на циферблате мерно вращалась стрелка,
каждой секунде делая реверанс.
А за столом ребенок, сгребая лего,
мило картавил, старый бурча романс…
Старинные картины не воскресали.
Вертелся Вертинский,
дымился вечерний чай –
негромкие строки бессмертного Александра,
сургучную память вскрывали, дробя печать,
конверты ее тинейджерские конвертируя,
стирая постыдное, дно посыпая песком.
На скатерти, вышитой гладью, до дыр застиранной,
грустил нераскрытый роман о Манон Леско...
А за окном осины осиневали,
дождик жидел – обмелели Нева и Дон,
Вот и решилась я в рифму поставить Vale :
Vale мой милый,
Vale, мой милый дом.
1986 , 2016 (редакция)