Будто на амбразуру дзота, —
почти терновник,
я беру разбег. Дистанции суть
играет здесь важную роль.
Я вонзаю шип себе в грудь
и грудью иду вперед. Еще чуть-чуть.
Осталось еще чуть-чуть. Потерпи.
Потерпи и позволь мне именно так
и закончить свой жалкий век:
умирать на твоих руках/
в последний раз прочитать
твой любимых стих/
уточнить, что черный цвет
все также в приоритете из всех цветов/
спросить, в кого у тебя такие глаза/
сказать, в кого у меня, —
собственно, досталось от отца/
представлять, что все-таки станцевали вальс,
что никто из нас так и не победил,
потому что это была не война —
любовь.
Взять меня в плен —
тебе плюнуть да растереть.
Запутываясь в сетях,
поднимая руки над головой,
не крича «спаси и сохрани мя»,
я рада так умереть,
как птица, бросившись на терновый куст,
раздирая до кро;ви свое нутро,
поет в самый последний раз,
так же и я спою.
Спою о любви к тебе,
о том, что вечность — ничто,
если больше мне не удастся порезать запястье
твоей улыбкой, что тьма
поселяется во мне неминуемо —
оформляя прописку на место жительство;
как пейзаж меняется вместе с тем,
что расцветает и вянет внутри меня;
как хожу по острию ножа —
боже, до чего же красивы твои глаза.
Я отдам тебе все задаром —
свои чувства, мечты, потери,
минуты безумства на автобусной остановке,
как по-детски я корчила рожи,
письма, которые пахнут кофе,
с чернилами, размазанными слезами.
Держи, я дарю, ничего взамен —
этот огонь, который пылает во мне,
и даже если внутри тебя он —
погас, а я чувствую это —
ты с щитом отходишь на шаг назад,
он способен накрыть с головой целый сибирский лес,
пожара хватит на нас двоих —
не потушить — не затухнет!
Любовь горит, как горит терновый куст
с птицей, поющей во всю глотку,
поющей о том, что вот —
счастье — умирать и петь,
петь о любви,
петь о любви к тебе
и умирать —
умирать на твоих руках.
Я беру разбег. Я вонзаю шип себе в грудь.
Ты красив и прекрасен, как терновника куст.
И в этом суть. Умирать и любить.
И петь.
(с) doberman.