Они святое осквернили имя,
Навек невинной омрачили взгляд…
Будь проклята паломница Чазина,
И мать моя, какими полон ад!..
Те люди жили в наши времена…
Он был хороший, и его любили;
Но рано умер, а его жена
Забвенью предала его и гнили.
Хоть было у них шестеро детей,
Она была бесстыжа перед ними, –
Лишь ради плотских низменных страстей
Семьи святое осквернила имя.
Она с соседом завела роман,
И всё село о них и говорило…
Всех назовем теперь по именам –
История эту подлость не забыла.
Чазиной звали падшую вдову,
Любовника именовали Хьюзом.
Союз внебрачный сотрясал молву,
Ложась на детях непомерным грузом.
Их осуждали много, но они,
Не замечая своего позора,
Беспечно проводили ночи, дни,
Но вспыхнула меж родственников ссора.
Чазины братья вместе собрались,
Им за сестру позорящую стыдно;
Коль с Хьюзом не порвет, то поклялись
Порвать с ней узы братства, хоть обидно.
Сестра Чазина и была одна
У этих братьев, потому так больно
Им расставаться с нею, но она
Не думала о братьях – сердце вольно!
Она твердила всем наперекор,
Чем все те годы, прожитые с мужем,
Ошибка жизни, чуть ли не позор,
Не стоящие поцелуя Хьюза!
И потому всех братьев прокляла,
Потерянную защищая совесть,
А жизнь ее проклятья сберегла
И родила трагическую повесть.
К племяннице Чазины как-то раз
Зашла, как человек, душа поэта,
Очаровала гостя зелень глаз –
Дороже стала всего счастья света!
Судьба свела их только лишь на миг,
А развела на многие страданья…
Ее беда его достигла вмиг
По душ родству, не зная расстоянья.
Он к ней вернулся, выстрадав в стихах
Ту зелень глаз, что стала частью света,
Где он и жил в сочувственных мечтах,
Предвидя счастье существом поэта.
Но обнаружив от нее лишь прах:
След осмеянья, зависти, насилья, –
Восстановил он в мольбах и слезах
Ее для счастья и приставил крылья
К ее плечам, чтобы могла летать
Над дикостью людей, ей соплеменных,
Чтоб бескорыстно верить и мечтать
И с чистою душой новорожденных
Была б любима и могла б любить…
Но жили тети страшные проклятья!..
Племяннице решила отомстить
Чазина, опозорившая братьев.
Она пустила самый скверный слух,
Бросающий племянницу в бесчестье…
О если б к сплетням человек был глух,
А варварство каралось бы на месте!..
Но подлости конца и счета нет,
Бог временит со всеми подлецами!!
Расплачивается за всех поэт
Истерзанною в кровь душой – стихами.
Чазина рада – удалось сломать
Племяннице приставленные крылья,
Да и к тому ж ее родная мать
Обозвала любовь поэта гнилью.
Племянница сдалась такой судьбе:
«Чем грешной слыть, уж лучше быть и грешной!»
Чазина отдалась вовсю мольбе
Замаливать грехи всей жизни прежней.
Ведь Хьюз стал болен: сломана рука,
И как любовник ей уже не нужен…
Но как она коварна и ловка!..
Твердит, что плохо поступила с мужем
Лишь поневоле, что заставил Хьюз,
Использовав при том мужскую силу,
Что брачных не нарушила бы уз…
А, может, так угодно Богу было.
О будущем подумав, взяв Коран,
Отправилась Чазина в стан Востока…
То лицемерье было и обман –
Измена есть предательство и Бога!!!
Но вот вернулась замолившей зло,
С священным саном, чуть ли не святою!
По пятницам идет чрез всё село
Она в мечеть с очищенной душою.
Но может ли душа быть у того,
Кто ради плотской похоти и страсти
Святые узы разорвал всего,
Что составляло честным людям счастье?!
Идут столетья… ждет ее поэт!..
Хоть зелень глаз веками истиралась,
Любовь в стихах еще разносит ветр,
Племяннице услышать лишь осталось:
«Безумье близких, клевета и ад!..
Всему виной паломница Чазина!!!
Я пред тобой ни в чем не виноват,
Как ты сама передо мной невинна».
Заур Напсоков