Посвящаю маме и дедушке с бабушкой.
Такое не должно быть забыто...
май,2015г.
«Две соседские девчушки Анисия и Ася, забыв обо всём на свете, увлечённо играли в куклы, которые сами и смастерили из старого тряпья. Каждой из них было лет семь и у каждой было по братику, тоже одногодкам, у Анисии ещё и сестрёнка. Девочки были очень дружными и не представляли себя друг без друга. Анисия была чуть старше всех, поэтому и вела себя, как старшая сестра, и заботилась обо всех», – так начинала свой рассказ моя мама о своем далёком, нелёгком детстве. И помню, как я сама ещё маленькая, очень внимательно её слушала и воспринимала рассказ, как светлую сказку о настоящей дружбе двух девочек, соседок.
«Играли они каждый день, и однажды во время игры в дверь громко постучали. Анисия, хозяйка дома, открыла дверь, и в дом вошла какая-то незнакомая женщина, нищая, очень худая и усталая, и сказала:
– Девочки, дайте мне что-нибудь поесть, я умираю с голоду, – и Анисия пожалела её и дала немного хлеба и молока, хотя сами девочки были полуголодными, ведь шла война.
– Вот, возьмите, больше у нас ничего нет, – сказала она, успокаивая напугавшегося братика.
– Спасибо, доченька, ты очень добрая, дай Бог тебе здоровья и долгой жизни! Я вот только что была в соседнем доме напротив, и там на моих глазах умерла женщина. Как жаль её… – Тут Ася вдруг с криком выбежала из дома:
– Это же моя мама! Мамочка!..»
Помню, как меня потряс этот рассказ тогда, и я снова и снова просила рассказать эту историю сначала. Впечатления детства остаются на всю жизнь. И сейчас, когда у меня есть свои дети и внуки, часто вспоминаю слова своей мамы, сказанные мне в детстве и оставившие в моей душе глубокий след. Но как часто мы не хотим слушать наших постаревших родителей, наших бабушек и дедушек, потому что слишком заняты,телевизор, телефоны и компьютеры многим заменили живое человеческое общение. Наверное, потому-то мы и стали отчуждёнными друг от друга, безучастными к проблемам старшего поколения, своих родителей, не говоря уже о чужих проблемах. А ведь даже искренний интерес к их нелёгкому прошлому, простое внимание способны отогреть их сердца.
Мне очень захотелось, чтобы из сердца мамы вылилась печаль, часто проглядывающая в её красивых, зелёных глазах, я, как в детстве, подсела к ней и попросила рассказать о дальнейшей судьбе маленьких подруг – Анисии и Аси.
«Больная мать Аси жила со свекровью, бабушкой Хазар, очень богомольной, но странной, своенравной старушкой. Она умела заговаривать, снимать порчу, лечить по учению Авиценны, правда, лечила не всех, а только в особых случаях. Её единственного сына, отца Аси, забрали на фронт, и после смерти снохи пришло ещё известие о гибели и сына на фронте. Так Ася с маленьким братиком остались сиротками, и их растила бабушка Хазар одна. Отцу Аси было всего двадцать семь лет, но после себя он оставил матери и детям роскошный яблоневый сад, который он вырастил с семян, поливая яблоньки из соседского колодца, колодца Анисиных родителей…»
«Анисины родители» – это мои бабушка с дедушкой. Какое же это счастье, когда воочию знаешь свои корни! Счастье, что я их любила, и все мои лучшие воспоминания из своего детства связаны с ними! Я не представляла себя без них и, сколько себя помню, часто ездила к ним в деревню. Добрый, красивый, спокойный, с ясными голубыми глазами дедушка и рядом с ним неугомонная, энергичная и весёлая черноглазая бабушка, – сама простота и сердечность! И сейчас, когда их уже нет, когда порой их так не хватает, сердце сжимается, и тоска по ним выливается в чистых и светлых слезах…
«Отца Анисии тоже забрали на фронт, а её мамп день и ночь работала в колхозе, запрягая, как лошадь, свою чёрную корову-кормилицу. Под руководством хозяйки эта корова пахала поле, возила сено и дрова. Как-то, в году сорок третьем, корова отелилась. Гульсум (так звали бабушку) подоила немного корову и оставила телёнка у матери-коровы, чтобы тот вдоволь насосался молока, а когда вернулась обратно, – телёнка не было. Корова мычала и тревожно кружила и топталась возле бывшего старого колодца. Этот колодец еще в начале войны ударило молнией, и Гульсум ещё тогда, как могла, засыпала его землёй и навозом, покрыла старыми досками и заровняла землёй. И вот эти доски прогнили и не выдержали телёнка, который бегал там и угодил в глубокую яму. Она не растерялась: быстро позвала бабушку Хазар, двух стариков-инвалидов, этих единственных, оставшихся в деревне мужчин. У Гульсум были вожжи, верёвки, которыми она запрягала свою корову, и старики, прикрепив к верёвкам дощечку, на которую села Гульсум, осторожно, чтобы не засыпать те-лёнка землёй, опустили её в яму.
Гульсум опустилась в глубокий, тёмный бывший колодец. Ей не хватало воздуха, но она ощутила тёплое тело телёнка и стала быстро привязывать его к другой верёвке и направила несчастное животное наверх. А сама, крепко сжав верёвку руками, хотела вдохнуть глубже, но, раскрыв рот, так и застыла…
Старики осторожно вытянули телёнка и вдруг, спохватившись, заметили, что от Гульсум не поступает никаких сигналов, и стали быстро тянуть верёвку с Гульсум. Когда её вытащили, у неё уже не было дыхания, застывшие глаза открыты и рот засыпан землёй. Бабушка Хазар, плеснув ей в лицо водой, стала трясти и массировать бездыханное тело так усердно, при этом непрестанно шепча молитвы, что Гульсум сделала вдох и стала слабо дышать…
Этого телёнка Гульсум заботливо вырастила, продолжая работать в колхозе. Годовалого телёнка она затем продала, вернее, поменяла на пуд пшеницы, который бережно хранила до возвращенья Рахимьяна с войны.
Военная весна выдалась очень жаркой и сухой. Нужно было пахать поле, сеять пшеницу. Голодные, измождённые женщины со своими голодными коровами старались вовремя закончить сев. В деревне оставалось всего две-три коровы, и самой работящей была корова у Гульсум, да и та уже стала сдаваться, и, несмотря на все её старания, корова не слушалась.
– Миленькая, ну, давай же, шагай, ты же умница, – чуть не плача, уговаривала она истощённое животное, пытаясь помочь сдвинуться с места. Но корова лишь слабо переминалась с ноги на ногу на месте, не в силах дальше тянуть за собой сабан (плуг), всё ниже опуская худую морду с потухшим взглядом, и алая кровь вдруг хлынула из ноздрей обессиленной коровы…
Вечером же наглый, молодцеватый старичок, умудрившийся как-то остаться в деревне, наблюдавший за работой колхозниц, словно надзиратель, уже докладывал женщине-председателю, хитро сощурив глазки:
– Гульсум-то обнаглела, – чтобы не работать, она расцарапала нос корове, вызвав кровотечение, бессовестная! – Так он отомстил красавице Гульсум за то, что она не пустила его к себе ночью в дом…»
Я с интересом слушала рассказ мамы о самых трудных днях её детства и видела в её глазах слёзы, и в глубине души моей это отдавалось болью – всё же, как должно быть это обидно – простое невнимание, а порой и наша грубость к стареющим родителям…
«Пшеница немного уродилась, и колхозницам нужно было собрать этот урожай, работая серпами, и, обмолотив пшеницу, сдать на элеватор, «в закрома» Родины, как тогда любили говорить. Элеватор находился в районном центре, в восьми километрах от деревни, и Гульсум всё на той же чёрной корове возила туда пшеницу. Нелегко было ей сладить с капризной коровой, которая не хотела слушаться и везти свой воз, и всё норовила повернуть обратно к дому. И, проезжая по мостику через маленькую речушку, корова заупрямилась и яростно рванула вперёд так, что возле самого оврага воз вместе с Гульсум опрокинулся!..
От потери крови, от ран на голове красивая, жизнерадостная Гульсум на больничной койке районной больницы стала неузнаваемой: ей на лысо остригли длинные чёрные волосы и наложили повязку. А дома остались голодные, плачущие дети. Плакали и бабушка Валима, мать Гульсум, и бабушка Хазар, плакали и молились. Но слезами детей не накормишь, и сильная бабушка Хазар забирала с собой Анисию и Асю подбирать в поле оставшиеся после уборки колоски пшеницы, горох.
До горохового поля было километров семь, и старушка с двумя маленькими девчушками, не по возрасту с серьёзными глазами, в жару отправились до заветного горохового поля. И первым делом было, добравшись, – сесть и наесться свежего гороха.
– Всё, хватит, животы будут болеть, давайте-ка быстро собирайте горох, пока никто не увидел! – подгоняла девочек бабушка. И они втроём подбирали горох на поле и собирались уже в обратный путь, как откуда-то появился бригадир и стал гнать их с поля, предупреждая:
– Вот увидит уполномоченный, присланный райкомом партии, он заставит вас сдать всё ваше добро! Уходите поскорее отсюда!
И бабушка увела девочек окольным путем, где злой уполномоченный никак не мог бы им встретиться. Она непрестанно молится и всю дорогу говорит и говорит:
– Вот только дойдём до речки, там отдохнем, оста-лось совсем немножко, – и девочки, таща собранный горох, шли и шли за бабушкой до обещанной речки. Но, дойдя до оврага, где раньше протекала речушка, они с ужасом увидели, что она почти засохла, и воды не зачерпнёшь даже в детскую ладошку! Но девочки не заплакали, не закапризничали, а, отдохнув немного, тронулись дальше в путь, – надо было пройти еще три километра в гору до деревни!.. И они шли, эти три маленькие женщины…
Анисия, набравшая целую наволочку гороха, придя домой, пересыпала его в ведёрко в чулане и очень радовалась, что к приходу матери из больницы будет, чем угостить всех – накормить гороховым супом и маму, и братика, и сестрёнку!
У Аси к тому времени уже не стало и единственного братика, умершего от болезни…
И так день за днём, с плачем истощённых детей и воем голодных волков по ночам посреди улиц медленно тянулись чёрные военные годы…»
Мама рассказывала различные эпизоды из своей жизни и из жизни моей бабушки, и у меня перед глазами проносились картины трудной, но счастливой судьбы. Счастливой, потому что они выжили, потому что с войны домой вернулся мой дедушка, и они своими глазами смогли увидеть заработанный кровью и потом долгожданный мир для своих детей, внуков и правнуков! Это ли ни счастье для человека с такой короткой жизнью в масштабах нашей прекрасной, бесконечной Вселенной?!
После окончания школы подругам пришлось расстаться – из детства каждый уходит своей дорогой жизни. Но память, любовь и дружба – это святое, что связывает людей на всю жизнь! И они до сих пор продолжают свою дружбу! Мама – сама уже бабушка и прабабушка, и у неё четыре внука и два правнука. Ася тоже бабушка четырёх внуков и прабабушка. Помню, как в детстве мы ходили в гости к ней, и я там видела ту самую, но уже очень древнюю бабушку Хазар с морщинистым, как у коры старого дуба, лицом. Помню, как она и тогда непрестанно молилась и молилась…
У меня тоже подрастает младшая дочь, а старшие сын и дочь уже взрослые люди, и у них свои дети. Я тоже рассказываю им о своей жизни, о трудностях, с которыми мне в жизни пришлось столкнуться, ведь у каждого времени, у каждого поколения они свои. И я очень желаю и молю Бога о том, чтобы мои простые слова, словно зёрна, проросли в их душах всходами любви и доброты к людям, ко всему, что окружает нас в этом прекрасном мире!