I
Забываю все свои тревоги,
забываю треволненья дня,
и уносит ветер по дороге
хмурого ненастного меня.
Неостановимо прибываю,
к скверу станционному прибит,
и без расписанья убываю –
осень позади листвой рябит.
Пролетаю цирки и бараки,
постовых озябшие посты,
гулкие шоссе и буераки,
тишину заброшенной версты.
Мой полёт подветренный чудесен:
я влекусь скоробленным листом,
мельтешу по городам и весям
осени большой перед лицом.
Впрочем, здесь, быть может, привираю,
может, это лист меня несёт,
воздуха лады перебирая
и расчёты не беря в расчёт.
Если он знавал поддержку древа –
я не знал поддержки таковой:
ни ствола, ни ветхого напева,
ни тягучей связи корневой.
И приходит ветер и уносит
к дали, что маячит вдалеке,
он играет в трубах и гундосит,
и свистит синицею в руке.
Всё синицей, лишь одной синицей,
а когда же будет журавель?
Иль жар-птица может лишь присниться,
обитая далеко отсель?
II
Пролетаю я с разбойным свистом
и древесной сумрачной сумой.
Я хочу отмстить как Монте-Кристо!
И заката спичкою большой
чиркаю беспечно, фосфорично
о края зазубренных громов,
и заката сполох феерично
достигает дремлющих холмов.
…Пламя занимается отлично!
Это лучше, чем двуличье слов!
Пусть горит закатным светом синим
неудач занозчатый забор.
Если и упали – вновь отринем
паутины кружевной жабо!
Как сказал про кровь бессмертный Разин:
лучше раз напиться, но живой!
Если не спикируем мы наземь –
захлебнёмся свежей синевой!
Загоревшись ветреным круженьем
фонари восставшие горят
смертным синегубым напряженьем,
освещая дней умерших ряд.
Лучше всё же так, чем в повседневном
свете только погибать и тлеть,
а не грезить, не лететь к царевнам,
и дорогой дальней не болеть…
Если горе – разгорайся, горе!
Если радость – полыхай огнём!
Вдохновеньем синим блещет море,
что в пути никак не обогнём!
И ещё одно – воспоминаний
ярче боль зажгись и осветись,
чтобы нитью тонкой между нами
лучик цвёл и тёпл и золотист.
Пусть зажжётся прошлое как окна
в час, когда с полей бредут стада,
и сияет мудро и бездонно
как в колодце брошенном звезда.
III
Потому-то я такой далёкий
лёгкий невесомый проходной,
что в людей стремительном потоке
я не вижу лишь тебя одной.
Разными орбитами несёмся
в зимнюю одну и ту же мглу.
Может, мы ещё пересечёмся
каплями по тонкому стеклу?