Я вижу всё чаще почти ощутимые сны:
зари акварели над пиками княжеских башен
и дынную корочку бледной рассветной луны
над лесом, который уже золочён и раскрашен,
он виден как остров за бурыми шкурами пашен,
разостланных точно трофеи у ножек княжны.
Венчальный убор на пленительном стане девичьем,
алмазов, упавших на ткань, ледяное стекло
не в радость княжне...
Наклонившись за пёрышком птичьим
в светлице пустынной вздыхает она тяжело:
охотничий сокол, на ветер кладущий крыло -
жених, что навек заколдован пернатым обличьем.
Печальна как вечность княжна и как мрамор бела.
Она наблюдает, покуда сгущается мгла
над лесом, за пасмурным небом который уж вечер:
всё верит вот-вот озарит его тенью крыла
возлюбленный...
Станет темно. И затеплются свечи.
Надежду расхитит осенняя ночь по куску.
Соколиное сердце не может лелеять тоску
так же долго и бережно как человечье.