2
Утро выдалось солнечным и тихим. В открытую форточку струился свежий прохладный воздух, медленно вытесняя из комнаты накопившуюся духоту.
Оксана открыла глаза и посмотрела на часы: скоро семь. Преодолевая усталость, поднялась, зашла в ванную, открыла кран и долго плескала не слишком-то холодную воду на припухшее лицо.
Костя, чисто выбритый и одетый, сновал возле жены, заговаривал, пытаясь вывести ее из плена непонятной тревоги, но ее ответы были скупы и односложны.
Вскоре встали и дети. Оксана умыла их, причесала, накормила.
- А теперь ступайте в садик! - сказала непривычно строгим голосом - Ведите себя хорошо. Слушайте Ольгу Николаевну.
- Мы всегда ее слушаем, - ответила Аленка, одевая сандалики. - Мамочка, за нас не беспокойся.
Аленка одела Антошку, завязала на его светлых туфельках шнурочки. Вскоре их веселые голоса звенели на лестничной площадке.
Без настроения ушел на работу Костя, выпив стакан чаю.
Лишь только за ним закрылась дверь, Оксана начала торопливо собираться. Путаясь в нарядах, выбрала скромное летнее платье, самое любимое, в зеленых березовых листьях.
Через некоторое время она уже спускалась в метро, внимательно рассматривая людей. Затем вышла на конечной станции, пересекла широкую улицу, повернула в тихий переулок и зашла в чистый двор пятиэтажного дома. Вокруг было тихо и пустынно, лишь в глубине небольшого скверика пожилая женщина чистила веником коврик.
Оглядевшись по сторонам, Оксана присела на скамеечку и устремила взгляд на дверь первого подъезда.
"Вдруг выйдет девушка с косой, - беспокойно думала, напрягаясь всем телом и мысленно блуждая в прошлых событиях. - Поговорю с ней и вспомню... Должна вспомнить... Должна!"
Оксана сидела, не шевелясь. Она не могла вернуться домой, ничего не узнав: опять будет бессонная и слишком беспокойная ночь, опять останутся без должного внимания её Костя и детишки. Ей непременно надо вырвать из забытья что-то очень важное, связанное с косой. Что? Что именно? И почему это “что-то” так волнует ее и нагоняет страх? Почему?
Из подъезда шумно выбежал подросток лет двенадцати. Оксана поднялась со скамейки и окликнула его:
- Мальчик! Подойди, пожалуйста, ко мне.
Притормозив бег, подросток несмело подошел к незнакомой девушке и поднял на нее синие, как небо, глаза:
- Чо надо?
- В вашем подъезде живет девушка с длинной светлой косой?
- Ага, живет, - тут же расплылся он в улыбке. - Машей зовут.
- А какая ее квартира?
- Э-э-э-э, - тянет белобрысый, по-видимому, вычисляя квартиру Маши, и уверенно отвечает: - В девятой. Это на третьем этаже, Может, вам ее позвать? Она студентка.
- Нет-нет. Спасибо.
Не приняв благодарности, мальчишка уже мчался по переулку, широко выбрасывая вперед тонкие голенастые ноги: там, на волейбольной площадке, его уже ждали подростки.
Зайти в чужую квартиру Оксана не решилась. Вначале надо обдумать такое решение, выстроить четкий план беседы, чтобы не потревожить незнакомых людей.
Что скажет, когда без приглашения зайдет к чужим людям? С чего начнет свой необычный вопрос о косе?
А время неумолимо уходило. Над густыми деревьями скверика, зацепившись за ветки кудрявой акации, повисло золотистое солнце, заглядывая в каждый дворик и в каждое окно.
На следующий день, после второй бессонной ночи, Оксана чувствовала себя плохо. И снова не ответила на вопрос мужа, что же в самом деле с ней произошло, лишь суетилась возле детей, собирая их в садик. Словно в дремоте преодолевая уже знакомую дорогу, думала тревожно об одном и том же: о роскошной золотистой косе.
"Зачем беспокоить этой проблемой мужа? У него ведь трудная служба и сложные полеты, - убеждала себя. - Во всем разберусь сама, а потом и Костя узнает. Секретов от него никогда не было и не будет".
Так и решила, сидя у подъезда чужого дома. Мимо то и дело проходили люди: молодые, пожилые, подростки, дети, но девушка с косой не появлялась.
Оксана нервничала. Что подумают жильцы небольшого здания, наблюдавшие за ней из своих окон или проходившие мимо? Вновь торчит здесь с самого утра какая-то подозрительная личность. Не воровка ли?
На третий день Оксана зашла во двор уже знакомого дома раньше обычного, скользнула взглядом по чисто выметенной дорожке, по ярким цветам. Не успела дойти до скамейки, как из подъезда выбежала Маша. От неожиданности Оксана оторопела, но лишь на мгновение. Тут же решительно шагнула к ней.
- Вы Маша?
- Да, я! - удивленно вскинула брови юная девушка, разглядывая незнакомую молодую женщину.
- Мне надо поговорить с вами.
- Простите, сейчас не могу. Опаздываю в институт. - Маша закинула роскошную косу за спину, улыбнулась: - Извините!
- Всего несколько минут. - Оксана готова была расплакаться. - Прошу вас.
- Ни одной! - уже удаляясь, ответила девушка. - Приходите завтра в это же время. Квартира девять. - Ее тоненькая фигура с великолепной косой скрылась среди кустарников.
Ждать завтрашнего дня Оксане не хотелось. "Кто-то, наверное, есть в этой квартире сейчас? - рассудила трезво. - Зайду, расспрошу, чтобы решить этот загадочный вопрос и больше не изводить себя и своих близких".
Тихо скрипнула дверь, впустив Оксану в чистый подъезд. Наверх пошли крутые ступеньки. На третьем этаже остановилась. Справа, на двери, красовалась металлическая цифра “девять”. С замиранием сердца притронулась к звонку. За дверью было тихо. Прислушалась, нажала вторично и услышала мужской голос:
- Входите! Дверь не заперта.
Оксана робко переступила порог.
- Проходите сюда, не стесняйтесь. - Голос был тот же.
Оксана повела глазами и оторопела: напротив входной двери, на стене, висел огромный портрет Машеньки с золотистой косой, а под портретом сидел пожилой мужчина. Черная повязка прикрывала его правый глаз. Оксана растерялась и не сразу поздоровалась, а когда невнятно промямлила: "Доброе утро" и услышала в ответ: "Доброе, доброе", увидела, что старик одет в майку, а вместо его правой руки торчит короткая культя с багрово-синими рубцами. Так и стояла, не зная, с чего начать разговор.
-Входите, входите! - обратился к ней хозяин квартиры, тепло улыбнувшись в подковку седых усов. - Вы, наверное, подруга Машеньки?
- Нет-нет! - поспешно ответила Оксана и замялась: - Я зашла... Хочу поговорить...
- Да вы присядьте. В ногах правды нет. Вот сюда! А я прикрою руку, вернее, свою культяпку, чтобы не пугать этой раной вас. Молодежь брезгует такими ранами и такими стариками, как я... - Мужчина произнес последние слова с тоской и, не пряча от гостьи свой печальный глаз, добавил: - Вы, молодые, не ведали, что было, и слава богу. - Он поднялся с кресла, тонкий, высокий, с выпирающими скулами на худом продолговатом лице и, горбясь, надел полосатую рубашку. Снова сел и уставился куда-то в угол комнаты всем своим трагическим видом, и от этого Оксане становилось не по себе: ей уже ничего не хотелось выяснять, кроме как оставить больного старика в покое. Но он перевел на молодую женщину свой воспаленный глаз, над которым кустиком торчала густая седая бровь. - Чем могу служить?
- Собственно говоря, я не к вам. Я... Я вот к ней... К Маше... - и кивнула на великолепный портрет, выполненный масляными красками.
Хозяин квартиры нервно дернулся, словно получил удар, помрачнел и глухо откашлялся:
- Нет, нет! Только не к ней... Это... Это моя жена...
Еще больше смутившись, Оксана не поняла объяснение симпатичного старика: на портрете явно была девушка, только что встретившаяся ей во дворе: то же лицо, та же великолепная коса. Размышляя над этим какие-то секунды и тревожась все больше и больше, смотрела на черную повязку, закрывавшую лоб и правый глаз старика и на пустой рукав полосатой рубашки. И она уже не могла уйти отсюда, оставив этого несчастного человека одного со своими тяжкими думами. И не могла почему-то задать тот единственный вопрос, с которым сюда пришла. Чуть позже!.. Чуть позже!..
Видя смятение своей гостьи, хозяин квартиры заговорил снова:
- Машенька, внучка моя, только что убежала в институт добывать знания. Они всем нужны во все времена и эпохи, особенно трудные. Это, знаете ли, убежище и приют для каждого
Старик, по-видимому, хотел выговориться перед новым человеком, но слова его взлетали трудно, точно раненые птицы.
- Если человек не посадит дерева, пока он молод, то, когда состарится, у него не будет тени, чтобы укрыться от лучей палящего солнца. Он непременно засохнет, ибо другие тени от выросших деревьев будут спасать только своих хозяев.
- Да, это так, - соглашается Оксана, неудобно сидя на самом краешке стула и думая о своем. - Знания никому плечи не давят.
- Моя дочь трудится, внучка - учится, а я вот сижу один, гляжу на портрет жены, юной, молодой, красивой, беседую с ней, вспоминая молодые годы...
Оксана сидела, как на иголках: ей непременно надо было заговорить о косе, сейчас же, сию минуту, чтобы снять все тревоги, накопившиеся за несколько дней. Но она свяжет себя по рукам и ногам ради этого фронтовика, дав ему возможность самому выговориться, излив свою душу до конца, до самого дна; она не перебьет его, пересилит свое непреодолимое желание задать свой вопрос, ради которого сюда пришла, уступит немощному и очень пожилому человеку, который вынес столько горя в своей прошлой жизни. Пусть говорит, пусть отогреется. Пусть!
(Продолжение следует...)