Фонетика прощания

Алекс Микеров
Через бесконечные телефонные линии,
в которые он лил мелодию её имени,
через город покрытый то пухом, то инеем —
через три года густого чёрного времени,
ненавистью невыговариваемой беременный,
он всё помнил, как говорил:
мы с тобой одного племени.
Уходя — уходи, только не ври мне,
со слезами в глазах не кидайся в колени мне.

Через три долгих года он всё предал забвению.

Он не помнит теперь ни индийской зимы, где отчаянье
приходило к нему по ночам то сиреною, то молчанием,
как смотрел в темноте в потолок ничего там не различая, не
замечая, как наполнялся отчуждением, отвращением, одичанием.

Как всё пытался молчать — мол, не скучаю, нет —
но как рвало, как выворачивало речами его.

Как всё пытался простить, или забыть, или стереть,
или — не знаю, чёрт возьми!
сделать хоть что-нибудь, чтобы не выгореть,
выстоять, высмеять, выжить, назад не смотреть,
гнать мысли про смерть.
Научиться заново верить. Вообще, посметь
думать, что памяти клеть
выпустит снова на волю когда-нибудь.
Что выстроит новый путь.
Что перестанет надеяться что-то вернуть,
обдумывать — чья вина,
что она в него влюблена?!

Через три долгих года в нём воцарилось спокойствие и тишина.

Вот он идёт по берегу моря, и смывает следы волна.
Жизнь обретает если не смысл, то хотя бы уже вольна
в мыслях о завтрашнем дне —
так, оттолкнувшись от дна,
он приходит к нехитрой, по сути, мысли:

судьбе, вероятно, видней,
что это была не она.

Через три долгих года для него, наконец-то,
впервые приходит весна.

лето 2014 — 27.09.2014