я поверхностен, беден, глуп,
я почти что ходячий труп,
я давно разучился вслух,
если в комнате больше двух.
я уже не в своем бреду,
а один здесь с ума сойду,
или может уже сошел
раз на сердце огромный шов,
раз сундук моих бед и тайн
не откроется никогда.
раз два стула уже стоят,
значит комната это я.
или может я целый дом.
заколочены ставни в нём,
и заброшен и пруд, и сад,
где Мазох и Маркиз де Сад
так любили сгорать дотла,
где ещё ни одна игла
не пронзила меня насквозь,
словно ржавый никчемный гвоздь
заколоченных наспех вен
не коснется. не встать с колен,
не расправить тяжелых плеч…
в нетерпеньи танцует плеть
над ссутулившейся спиной.
будто ножницами портной
режет ткань моего плеча
и кроит из нее печаль.
проигравшему отвечать.
упаду, не подняв меча,
под ударами ста бичей…
я хочу быть сейчас ничей.
я хочу быть сейчас никем.
словно сломанный манекен,
отработал и на покой.
пусть в витрине стоит другой.
ну, а я полежу в пыли,
надо мной метра два земли
и так тихо, как никогда.
в моих венах не кровь - вода,
я её из запястья пью,
эту мёртвую жизнь мою,
лишний раз, убеждаясь в том,
что ни комната я, ни дом,
ни два стула… и мой костер
это собственный приговор.
я не жертва и не садист,
сам же зритель и сам артист.
я сегодня за все плачу,
я сегодня сгореть хочу.
эй, палач, не руби сплеча,
я умею сгорать! свеча
по сравненью со мной - пустяк.
я как факел сгорю шутя.
но палач не поклонник драм,
ведь сегодня палач я сам.
а я выпил себя до дна,
осушил как бокал вина.
бесполезный пустой сосуд.
теперь вряд ли кого спасу.
да и сам я ступил на край,
вниз иль мучиться, выбирай.
и с вершин своих темных дум
изувеченный упаду.
я сожжен и развеян прах,
я распят в четырех углах,
моё тело съедает тиф,
я не в силах в себя войти.
видно встал я не с той руки,
не читайте мои стихи,
не смотрите в мои глаза,
мне вам нечего рассказать.
жить как целое, а не треть,
я бы мог, но устал смотреть,
как металл превращают в жесть.
я кричать не могу уже.