Снежного мира вокруг так немыслимо много
и так тесно на улицах спящего города.
Яркий блиц - телебашни шагает тренога,
облака усмехнулись луной в черную бороду.
Белый лист с пулеметными лентами строк -
падай в книжную бездну как в чрево кита:
хочешь страшную сказку, мой милый дружок?
Шелест этих страниц, как тугие удары хвоста,
гонит волны и уносится прочь
время большими прыжками бегущего зайца:
петли, стежки, повороты и темная ночь
улыбнется дрожащей улыбкой данайца,
и табун деревянных игривых лошадок,
воробьиный ломая со звоном ледок,
по домам разбежится, замрет у кроваток,
остудив поцелуем вспотевший висок.
Лучик света от края бумажной арены
проплывет,и минуя завалы канатов и досок,
вдруг замрет на фигурке, смиренно
стоящей по центру, как Божий набросок.
Черно-белый, поделенный солнцем и мраком
на точные, равные вечности ромбы -
по белому мелом, по черному лаком,
мир до цветка распустившейся бомбы.
Он света осколок баючит в руках,
отогрев, отправляет как птицу в полет:
что за дело до слов, когда в музыке Бах,
не смотря ни на что, все живет и живет?
И навеки уста запечатав улыбкой,
мим достает из соседней вселенной
старую, пылью покрытую скрипку,
закрывает глаза и летит над ареной
вместе с ворохом ждущих рождения звуков,
отдавая пространству галерки, партера
свою душу, и крыльями ставшие руки
распластав меж любовью и верой.
Между "знаю" и "верю" дышит холст пустотой,
ждет касания кисти, осталось лишь краски
напоить из ключа неземной красотой,
чтоб не снились ночами нам страшные сказки.