Пролог
О Родине с любовью и тревогой
Пишу и вижу: беден слов запас.
Те времена, где горя было много,
До сей поры еще волнуют нас.
И гордость никогда не покидала
За тех, кто славу приносил стране.
За всех своих детей земля страдала,
Оплачивала боль свою втройне.
В эпохах были счастье и удача,
Великие творенья и почет.
Как много тайн еще Россия прячет!
А время все стремительней течет
И открывает новые страницы
Истории, как потайную дверь.
События мелькают, чьи-то лица…
Что истинно, читатель мой, проверь.
Любому человеку надо много,
А потому и жизнь свою смелей,
Как Нестор, пишет человек с тревогой,
С любовью трудной к Родине своей.
История Руси
Когда, в какие времена,
Мы точно знать не можем,
Пришли, осели племена
На эти земли. Позже
Названья были им даны
От места обитания…
Их реки рыбою полны,
Леса – зверьем. Питания
Вполне хватало им. Уклад
Был прост: общиной жили.
В основе – род, и был отряд,
Где ратники служили.
Их поселениям бедой
Грозят соседи часто.
Готовы сами на разбой,
Где удалью кичатся.
Полянам люб степной удел,
Леса древлянам любы…
Славянский род, могуч и смел,
Умело срубы рубит.
А наши предки на Десне,
На Сейме обитали.
Все племена чуть-чуть поздней
Русь – коротко назвали.
Им служит письменность болгар,
А береста – бумагой,
Пушнина – плата за товар…
Охотились ватагой
И чтили собственных богов:
Перуна да Велеса…
Капища ставили кругом
В густой чащобе леса.
Вожди племен звались «князья» –
Им все подвластны были…
Какой шел век, сказать нельзя,
Но люди не забыли,
А на скрижалях сберегли
То, что пусть время судит.
Пусть тайны в землю и легли,
Их разгадают люди.
За слоем слой,
Копая пласт,
Нам археолог передаст
О том, как предки жили,
О чём они тужили…
Так стало: племя северян
Хранит границы Роси,
А Кий и Хорив, из полян,
Построив город, просят
К себе гостей из разных мест
На торг и на беседу…
Основа государству есть –
Князей хороших нету.
К варягам – русские с мольбой:
«Придите и владейте
И нами всеми, и землей,
Нас защитить сумейте!»
И Рюрик с братьями в князья
Пришёл на Русь с охотой:
Земля обильна, стоит взять
О ней свои заботы.
Степь, Поле Дикое грозит
Бедой Руси в набегах.
Кровав, случается, визит
Хазар и печенегов.
И сердце мщением горит
За плен, за разоренье…
Стеной стоят богатыри,
Чье ратное уменье
Врага коварного налет
Вновь отразит без страха.
Немало русичу забот:
И ратник он, и пахарь.
На смену Рюрику Олег
Пришел. В народе «Вещим»
Его назвали. Резвый бег
Коня к Царьграду держит
С дружиной дерзкой, боевой.
Там щит свой на ворота
Прибил, довольный сам собой,
И принял дань с охотой.
Змеей укушен был Олег
И умер. Тризной славной
Князь Игорь Рюрикович всех
Почтил вниманьем равным.
Он – князь верховный.
Как-то дань
С древлян он брать поехал
И много взял, но обуян
Был алчностью. С успехом
Хотел, вернувшись, больше взять.
Древляне же решили:
«Дань князю-волку дать нельзя!» –
И суд над ним свершили.
Им мстила Ольга, и не раз,
За княжеские муки.
Как? Долог будет мой рассказ.
К тому ж, в кровавом духе.
Умело правил Святослав –
Сын Игоря и Ольги.
Он, как Олег, умен, не слаб,
Его деянья долги.
«Иду на вы!» – он говорил
Своим врагам открыто
И в земли дальние торил
Пути от битвы к битве.
Как славен стольный Киев-град –
Оплот Руси и слава!
Летят года, им нет преград.
Мы скажем лишь о главном:
Русь состоялась! И крепки
Везде ее границы.
Могло второе званье – Скифь –
В Европе утвердиться.
Посажен в Киев Ярополк
Могучим Святославом,
И новгородцам он помог,
Чтоб был им князь по нраву.
Совет Добрыни принят был:
Сын ключницы Малуши,
Владимир, волею судьбы
Стал князем. Надо ль лучше?
Он жажду власти утолить
Сумел, и были силы
В днепровских водах утопить
Перуна и Ярилу.
Но пыл языческий не гас,
Он в нас и ныне бродит…
Крестилась Русь в тот год, в тот час,
Но плач стоял в народе.
А раньше… Печенежский князь
Лил в череп Святослава
Вино хмельное и, смеясь,
Пил с царственной усладой;
Коварно Ярополк убит
Владимира дружиной,
Слезой притворною полит
Прах. Гнев или нажива?..
А были братья…
Нам сейчас
В диковину те «страсти».
Была бы справедливой власть,
Все б плакали от счастья.
Когда раздор в семье живет,
И брат идет на брата,
Народ трепещет, худа ждет,
Ведь кровь – за всё расплата.
Рад «Окаянный» Святополк
Предательству и смуте,
Ослабил Русь, ей не помог,
Он стал ей враг, по - сути.
Разгул безжалостной руки:
Борис и Глеб убиты.
Живут, как в банке пауки,
Князья… А честь забыта.
За свой удел, за свой посад
Один другого грабить рад.
Не в силах «Мудрый» Ярослав
Был примирить «удельных»,
Владимир «Мономах» был прав
В том «Поученье» дельном.
Росла раздробленность Руси,
А половцы и рады
Костры раздоров не гасить.
Пожива – им награда.
А уж в лесах Москва росла:
Попробуй, сунься, ну-ка!
Возвел и крепость, и посад
Князь Юрий Долгорукий.
Когда божественное «Слово»
Похода автор создавал,
Тех дней события он снова
Болезненно переживал
И вспоминал века Трояна,
О распрях княжеских страдал…
Где та река, что звать Каяла?
Где те, кто храбр был и удал?
Зачем врагов на Русь накликал
Князь Игорь, войско погубив
В краю степном, безмолвном, диком,
И сам едва остался жив?
Но голос звонок у поэта,
Когда хвалу курянам пел!
Как жаль, недобрую примету
Понять никто не захотел.
А там, в Путивле, Ярославна
На крепостной стене стоит
И князя ждет с победой славной,
И слезы льет, и в даль глядит…
А может быть, князь Игорь – автор
Творенья тех далеких лет?
Кто знает… Может, время завтра
Даст утвердительный ответ?
Прошли века, как Киев был
Главнейшим центром знати.
Владимир-град иное свил
Гнездо для властной братии.
Владимир центром стал Руси!
Князей верховных много
В свои палаты пригласил
И спрашивал с них строго.
А в Поле Диком – новый враг,
Жестокий и коварный:
Узки глаза из-под папах,
Цветисты шаровары.
Их кони малые быстры,
А копья, сабли так остры,
Повадки – лисьи - волчьи:
Нахлынут – и отскочат.
На степь могучий Чингисхан
Пришел с Ордой великой.
Орда кочевников лиха,
Степь вздрогнула от криков.
Вот половецкие князья
Послов на Русь прислали,
И просят помощи. Назад
Ушли и так сказали:
-Вам будет так же, как и нам:
Вы будете разбиты.
Пусть наша велика вина,
Пора забыть обиды.
Мы не из трусости союз
Вам предложить хотели.
На вас, на нас тяжелый груз
Лечь может в ратном деле.
С тех пор в большой степи монгол,
Татарин волком рыщет…
О половцах вот с этих пор
Уже мы не услышим.
Дождались! Враг на Русь пришел.
Князья на сечу вышли.
Но начат бой нехорошо:
Мы крики горя слышим.
Поодиночке бьют князей,
Что не дружны и в битве.
Ужасен на поле посев.
Здесь не спасут молитвы.
И от крови река красна,
Сталь беспощадна и остра.
-Мечи бросайте и тогда
Домой отпустим с миром! –
Кричат враги. Врут без стыда.
Поверили…. И пиром
Закончен бой. Соорудив
Помост из бревен толстых,
На раненых и на живых
Он был положен. Вдосталь
На том помосте пировал
Хан с верным окруженьем,
И стонам русских он внимал,
Смеясь с пренебреженьем.
К чему раздробленность ведет,
Нам показала Калка.
И жаль страдающий народ,
И витязей нам жалко.
Коварство, распри, чванство, спесь…
А Русь слаба - понятно здесь.
А слабых бьют, кому не лень.
Ливонский орден вскоре
Возжаждал северных земель,
Коль русские в раздорах.
Князь Александр же на Неве
Бил шведов в жестокой сече…
Была беда, а стало две:
Татары, немцы… Вече
Великий Новгород собрал:
Как драться с супостатом?
И новгородский люд призвал:
Пусть «Невский» в деле ратном
Поможет нам, обиды все
Ради Руси забудет.
А Ярославич рад «гостей»
Попотчевать. Пусть скуден
Для крестоносцев будет «стол».
Бой вышел очень непростой.
«Свиньею» рыцари пошли
Вперед в тяжелых латах,
Надеясь клином сокрушить
Передний полк. Охватом
Полк левой, правой ли руки
Врага в тиски зажали.
Насели дружно мужики –
И немцы побежали.
Тут в бой вступил засадный полк.
На озеро Чудское
Бежать он рыцарям помог.
И здесь им нет покоя:
Лед треснул, и ливонцы
Уж не увидят солнца.
Ах, если б можно так татар
Встречать и дать подобный «дар»!
Увы, все в данниках князья.
А гнет велик. Так жить нельзя!
Рязань Батыем сожжена,
«Злой город» разорен – Козельск,
И в «Слове» вся отражена
Руси поруганная честь.
Но нет для памяти преград,
И говорит печальный бор:
«Здесь спит Евпатий Коловрат,
Здесь спит могучий Ратибор».
В былинах русских гусляров
И в летописных списках
Мечты услышим, что народ
В них высказал, и близко
Мы к сердцу принимаем боль
Иных, былых столетий,
И знаем: к Родине любовь
Дарить нам может силы вновь
В любое лихолетье.
Была Орда потрясена
Тимуром Тамерланом.
Русь поднималась ото сна,
Залечивала раны,
Копила силы, и союз
Князей крепчал подспудно,
Из родовых сложившись уз.
Как возрождаться трудно!
Московский княжеский удел
Становится столицей.
Там князь Иван – хитер и смел.
Готов он откупиться
Сребром и златом от татар.
Зовут недаром «Калита».
Прошло немало трудных лет,
Когда князь Дмитрий дал обет
Орде проклятой, Золотой,
Бой навязать. Жестокий бой.
Меж Доном и Непрядвой
Русь постоит за правду!
… И Сергий в путь благословил
Честное воинство, и был
Им в бой отпущен Пересвет –
Монах могучий, средних лет.
На Куликовом поле стали
Стеной. Лазутчики Мамая
Вернулись с сообщеньем в стан.
Хан выступил, напротив стал.
Любимец хана – Челубей –
Стал вызывать на поединок
От русских войск богатырей.
Навстречу вышел строгий инок.
Сошлись их кони. На скаку
В тела вонзились копья злые,
И пали витязи лихие,
Не дав победы никому.
Вздохнула Степь, потом взревела
И в сече дикой озверела.
Лицо в лицо и грудь о грудь
Бойцы пробить старались путь.
С шести утра до девяти
Рубились – с места не сойти.
Как бы сошлись стена на стену,
Успех везде попеременный.
Кровь льется в Дон,
Не слышно стонов,
В одежде ратника простого
Князь Дмитрий бьется,
Словно лев.
Он многих в битве одолел
И сам был ранен многократно
Стрелой и саблею булатной…
Но близок битвы перелом:
Из-за укрытий, напролом
Лавиной мчит засадный полк,
А им командует Боброк.
И дрогнул враг, и побежал!..
Кричат стервятники, кружа,
Над этим полем грозной битвы,
Смешалась кровь, на нём убитых.
Осталось мало тех, кто жив,
Победу в битве заслужив.
Печаль и радость ходят рядом,
И в разном видим их наряде.
Народ шутил: «Смотри, Мамай
От страха побежал в Сарай!»
Москву ты сжег, но, Тохтамыш,
Победы жар не охладишь!
А за своей Ордой смотри:
Она ослабла изнутри.
Но целый век минует тут.
Еще набеги удалые
Предпримут недруги лихие,
Но в глубь России не пройдут.
История Московии
Иван Второй, Василий «Темный»,
«Шемяка»… крепкою рукой
Казну и мощь России полнят.
Ах, как же нужен ей покой!..
Иван же Третий в гневе бросил
Ордынский свиток, растоптал.
Пришла пора Великой Роси
Освободиться. Час настал.
Сходились русские с Ордою,
Стояли грозною стеною.
На битву не решился хан.
Затем свернул военный стан,
И кони в степь ушли обратно.
А мы запомним эту дату
И вывод сделаем о том,
Что единенье государства
Дарует мощь, а людям – братство
И защищенный отчий дом.
Ох, многим власть иметь охота!
Бояре мыслят управлять
Укладом русским. Их забота –
Свои поместья укреплять
И расширять, докуда видит
Взгляд алчных глаз, а во дворце
Чинить интриги и обиды
С серьезной думой на лице.
Иван Четвертый с малолетства
Все это видел, испытал.
Когда ж его короновал
Митрополит седой на царство,
Вину их вспомнил без опаски,
Бояр разить стал наповал.
Он их использовал ухватки:
Так, например, с улыбкой гадкой
Им кубки с ядом предлагал.
А между тем ли, этим делом
Руси он раздвигал пределы:
Ходил на Астрахань, Казань,
Татар там строго наказал,
Пиры водил в своей слободке,
И в «кабаках царевых» водкой
Торговле щедро волю дал.
Был грозным царь, немилосердным,
Но в государственных делах
Трудился вроде бы усердно.
И почитание, и страх
Вселял в послов он при беседе.
В душе – актер, вдруг из комедий
Трагедий делал он размах.
За лютый нрав в делах серьезных
Иван Четвертый назван «Грозным».
Покой же царский сторожила
Его разбойная дружина.
Метла и песья голова –
Их знак, привязанный к седелкам.
Крамолу грызла, словно волки
Ягнят, что шли на водопой,
Опричнина. Она была
Нужна царю в делах кровавых,
Разила правых и неправых,
Русь разоряла, села жгла,
Бояр наказывала думных.
Разграблен Новгород безумным
Владыкой горестной Руси.
Так где ж найти ей добрых сил?
Детей Малютою пугали,
Как раньше Змеем иль Ягой,
Злодеев шепотом ругали:
Средь них – Басмановы, Грязной
И много прочих. Много люда
Ушло на Волгу и на Дон
Купцов богатых грабить судна,
За это жизнь кладя на кон.
Тут Юрьев день тревоги вносит…
А мало ли иных тревог?
Пришел Ливонский Орден в «гости»,
Возрос сбираемый оброк,
Большой урон нанес Баторий…
Ливонцев били на Руси…
Ермак дорогою не торной
Пришел в Сибирь.
Преподнести
Земель обширное пространство
Царю в войне с сибирским ханством
Сумел достойно. Иоанн
Единовластно поступает:
Руси пределы расширяет
На удивленье многих стран.
Вот в высь поднялся Кремль Великий,
Храм Покрова, как сон, красив,
Святых Рублева видим лики.
Все это – Русь и для Руси.
Льет пушки Чохов, зодчих стены
Растут – простор широкий дан,
Вот за станком печатным гений,
Чье имя Федоров Иван.
Но умер царь. Оставил сына
На царстве. Федор был ленив.
Под Годуновым вся Россия.
Борис умен, в делах сметлив.
Но тут бояре осмелели:
У них о первородстве спор
И о богатстве. В самом деле,
Казна пуста, у них же – ор.
Стеною новой укрепляет
Москву умелый Федор Конь,
И купол в небо устремляет
Иван Великий. Льется звон
Колоколов больших и малых,
Как будто говорит устало
О близких переменах он.
И перемены те свершились:
Скончался Федор, и Борис
На трон взошел, явивший милость
К народу русскому, но вниз
Былое счастье покатилось.
Три года голод был. Зерно
Царь приказал из житниц выдать.
Легко дающих ненавидеть,
Ведь не спасло народ оно.
И голод этот – только малость
Из бедствий многих, лишь один
Пример. Над Родиной смеркалось.
Ночь смуты будет впереди.
В Литву сбежал чернец Григорий
Отрепьев. Имя же «добыл»
Царевича Димитрия, на горе
И власть, и славу сильно возлюбив.
У шляхты он поддержкой заручился,
Ей земли и богатства обещал,
На Русь с войсками дерзко устремился,
Разжег войны нешуточный пожар.
И возвели на трон авантюриста
Предательство и смерть царя Бориса.
Бориса сын убит был, а поляки
В Кремле свои устроили порядки.
С Мариной Мнишек на престоле – вор,
Для тех безумных лет - большой позор.
Василий Шуйский против лжецаря
Восстал, отмщеньем яростным горя,
И победил. Сожжен Лжедмитрий вскоре,
А пушка прах развеяла. Историй,
Где взлет паденьем низким завершен,
Так много… Слух другой пошел:
Иван Болотников под Кромами, Ельцом,
Собрав немало разных удальцов,
Победы одержал над царскими войсками
И подошел к Москве. Подметными листками
На сторону свою народ он призывал,
Калугу, Тулу взял, а вот Москву не взял.
Коварный Шуйский Тулу затопил,
А сам Болотников поздней утоплен был.
О, время смутное! Селенья, города -
Разорены, как будто бы Орда
Прошла страну и вдоль и поперек,
И Запад нам грозит, как раньше Юг, Восток.
Речь Посполитая задумала опять
Бразды правления в России взять.
Второй Лжедмитрий ими припасен.
«Вор Тушинский» – вот так был назван он.
Гражданская война лютует на Руси,
И всем нехорошо, кого ты не спроси.
А интервенты – шведы и поляки –
Раздора ищут и желают драки.
Вновь враг сидит в Кремле,
Имея силу, спесь,
Но сила есть, и патриоты есть!
Великим ополчением народ
Идет к Москве. Пожарский-князь ведет
Народные полки на иноземцев
С Козьмою Мининым.
Куда от гнева деться?!
И смёл народный гнев
Непрошеную рать.
Собор же Земский начал выбирать
Законного царя.
И вышло очень мило:
Романова назвали Михаила.
Пускай росток династии был слаб,
Тут от беды опомниться, хотя б,
И заручиться мирным соглашеньем
С вчерашними врагами. Без сомненья,
Не гладким был и мир,
Но важен поворот,
Что к новым нас историям ведет.
1998 г.
У патриарха Филарета
Тверда рука и цепкий ум.
Но для России счастья нету,
Беда зовет сестру беду.
Все те же шведы и поляки
Лютуют в русских городах,
Но получают, забияки,
Отпор. Военная страда
Урон крестьянам наносила,
Разгром восставших ожидал.
А смерть косила да косила:
Кровав замах ее, удал.
Сошел в могилу царь недужий.
Трон пуст на время. У "царя"
Бояре в няньках. Что же, нужно
Ждать с верой в то, что все - не зря.
Царь Алексей был домовитым,
Всегда жил с совестью в ладах,
Любил охоту больше битвы...
Ну, пошумит лишь иногда
И то для виду. Почитая
Уклад старинный, Русь жила.
Страницы этих дней листая,
Мы зрим неспешные дела.
Бедою для страны не ставши,
Был назван Алексей "Тишайшим".
Но были трудные вопросы,
Что разрешались, ох, не просто.
Страдала рядом Украина,
Пытаясь сбросить панский гнет.
Богдан Хмельницкий шел долиной
И за собою вел вперед
Войска казаков Запорожья,
Прекрасных конников, рубак.
Кафтаны их в пыли дорожной,
Чубы торчат из-под папах.
Но мало сил. И где их взять,
Чтоб ляхам противостоять?
"Тараса Бульбу" перечтите,
Картину Репина смотрите.
В твореньях - правда. Сечь жила
Кипуче, бурно, и была
Защитой для святой Руси,
Где полегло немало сил.
Решенье Рады мудрым было:
Союз с Московией крепить!
В союзе том родятся силы,
И царь решил, что дружбе быть.
"Чтоб все навек едино было", -
Сказал он к радости людской.
Но Власть народа не любила,
Ей только б свой хранить покой.
Как тяжко право крепостное!
Бежать! Бежать бы. Но куда?
И часто бег идет весною,
Как схлынет талая вода,
На Волгу, к батьке атаману,
К Степану Разину. Он - друг
Всех обездоленных. Обмана
Терпеть не станет, примет в круг.
Какое время, судьбы, битвы!
Как много песен и легенд
Сложил народ. Не позабыты
Они на протяженье лет.
Царицын, Астрахань, Саратов,
Самара вспомнят, невзначай,
Чирка, Алену... многократно
Волна в песок шепнет: "Нечай"...
Под Арзамасом все решилось
(Черней предательства и нет!):
С плеч богатырских покатилась
Глава Степанова, на свет
Взглянув, глаза её закрылись.
А песни выскажут пространно
О том, что было, и всерьез
Напомнят нам про атамана,
Про волжский тот крутой утес,
Про персиянку с нежным станом,
Про боль души прочтем меж нот.
А правда все на место ставит,
Ведь «правда» - наш большой народ.
Грехи тяжки. За все - расплата.
И ничего не утаить.
Раскол был церкви. Не запрятать
Событий тех и не забыть.
А сколько судеб поломало
«Никонианство». Два перста,
Чтоб Бога славить, много ль, мало?
Была задача не проста.
Тут Аввакум упрям, неистов,
На смерть Морозова идет...
Хранители духовных истин
Уйдут в леса - таков итог.
Про это Суриков напишет,
И оживет для взора холст.
Что ж, пусть душа другая ищет
Ответа на такой вопрос.
История Российской империи
Пока что - ночь. И спит Россия
Сном богатырским до утра,
И ждет, накапливая силы,
Прихода юного Петра.
Он разбудил ее, давая
Лишь краткий отдых, краткий сон.
Он бьет в набат, он прерывает
Колоколов смятенный звон.
Царица Софья, бунт стрелецкий -
Начало. Игр уж прежних нет.
Кафтан голландский, то ль немецкий,
Давным-давно им был надет.
Труды Петра и мысли были
Большими: сделать Русь иной.
От реформатора все взвыли,
Кто за уклад стоял горой,
Как знаем, в рамках домостроя,
Где тяжек дух избы курной.
Такое дело непростое -
В Европу "прорубить окно".
"Антихрист», «пагуба", - шептали
О том, что видели вокруг,
Его враги. Они мечтали,
Что всё назад вернется вдруг.
Нет, не вернется! Первым делом
И флот, и армию создать
Стремился царь. Пусть неумело,
Он научился побеждать
В войне, что "Северной" назвали.
Тут было шведам нелегко:
Они мощь русскую узнали,
Что бурной вспенилась рекой.
Блистали медью колокольной
Сурово пушки, цель найдя.
Ну, почему так беспокойны
Владенья буйного царя?!
В трудах уральские заводы,
Воронеж верфи создает,
О флоте все его заботы,
И град на севере растет.
Он - на костях и на болоте
С непредсказуемой рекой.
А царь и там - кузнец и плотник!
В Европе ль есть другой такой?
Нет, Петр не прост. Он - многоликий,
Хотя и назван был "Великим".
Рожденье армии и флота,
И выход к северным морям -
Огромной мощности работа,
Её постичь не просто нам.
Тут парадизы, ассамблеи,
Кунсткамера, где чудеса…
А вот в стране не веселее,
Хотя в дела вникает сам
Великий Петр (с друзьями вместе).
Птенцы Петровского гнезда
Хвалы не ищут – ищут чести.
Они, как царь, всегда в трудах.
Их честь – виктория Полтавы,
Гидростроительство путей,
За ними – Беринг, его слава,
Армада русских кораблей.
Но был Мазепа – перемётчик,
Кто свой бесславный путь прошел;
Кондрат Булавин, гневный очень,
Восстал и смерть свою нашел.
Так много в это время было -
Дела не перечислить все.
Не обеспечил крепким тылом
Петра царевич Алексей.
И… нет наследника престола.
Что ж, было, видно, не дано.
Такое дело не простое –
«В Европу прорубить окно».
Когда же Петр кончину принял
Без завещанья своего,
На трон взошла Екатерина.
Печален был удел её.
С ней вместе правил князь светлейший,
Пирожник Меньшиков, богач.
Лукавый чувствовал малейший,
Вернейший ветерок удач.
Не долго правила царица
Своею слабою рукой.
Пришлось ей вскоре удалиться
На вечный, за Петром, покой.
И вновь «младенец» на престоле.
Одно названье – Петр Второй!
Был так же тверд в своих устоях
«Светлейший лис». Он той порой
Имел врагов вполне серьезных.
В интригах как-то маху дал,
И без чинов веленьем грозным
С семьей в Берёзово попал.
Подросток-царь в болезнях сгинул.
Известно многим и давно,
Что результаты не благие
Дает крепчайшее вино.
Права берут, хоть их и мало.
У Анны прав и вовсе нет.
Прощай, Курляндия, Митава!
Ничто – двенадцати совет.
И пусть дворяне недовольны
(Средь них – Татищев, Кантемир).
Здесь Анна поступает вольно:
Корона – приз за зыбкий мир.
Увы, помещица на троне!
При том - неравенство сторон:
Ведь в фаворитах бывший конюх,
Вдруг ставший герцогом, - Бирон.
Доносы, казни, ссылки, пытки,
Чтоб непокорных проучить…
Ковер политики так выткан,
Что и узор не различить.
На всех постах высоких – немцы,
«Как сор дырявого мешка».
И никуда от них не деться.
Грабеж, и не исподтишка,
От них казны страны великой.
Ах, если б Петр об этом знал,
Что принесет немало зла
Всему народу эта клика.
А вот и смерть стучится в двери.
Бездетной Анне нелегко.
Найти, кому бы трон доверить,
Хотя искать недалеко.
Давно прошла пора Бирона
И время регентов иных.
Законно или незаконно,
Пришел Елизаветы миг.
Петра деяния продолжить
Хотела дочь. Великий план -
России славу приумножить
На зависть сопредельных стран!
Российский рынок развивался,
Основан университет,
А Федор Волков постарался
Открыть театр. Вопросов нет,
Что появились драматурги.
«Театром» стал и царский двор…
Была ль Елизавета мудрой?
По-женски, да. Но ей в укор
Был Карл Петр Ульрих.
Скажем строго:
Петр Третий, странный человек,
Поклонник Фридриха Второго,
Печально свой закончил век.
Женой он изгнан был с престола,
И ей пути уж нет назад.
Была принцессой не простою
София Цербстская Анхальт.
Но это – титул. Родовое
Поместье было так себе.
Там и жила б она в покое,
Но все подвластны мы судьбе.
Екатериною Второю
Царицу станут величать.
Ей, немке, этою порою
За всю Россию отвечать.
Она так искренно хотела
Страну чужую полюбить.
Дни проходили не без дела,
Трудами можно все добыть.
Как дипломат и как политик,
Была тонка, к тому ж – умна.
От многих не простых событий
Ушла с достоинством она.
Дидро, Руссо, Вольтер друзьями
По переписке стали ей,
Но понимаете вы сами:
Самодержавие милей,
Она считала, для России
И привилегии дворян.
Ну, а порядки крепостные
Пусть силу власти ей дарят.
Абсолютизмом просвещенным
То время позже назовут.
Хвала писателям, ученым
За их подвижнический труд.
Крылов, Фонвизин, Сумароков,
Капнист, Херасков, Кантемир…
Язык иной, иные строки
Для разговора – сущий пир
Души, которой петь охота.
Для глаз – Левицкий, Аргунов,
Боровиковский…. А работы,
Что дали Шубин, Казаков?!
Здесь Новиков с царицей спорил,
Страдал Радищев за народ.
Труд Ломоносова что стоил?!
Кто этим именем не горд?!
Силен в механике Кулибин,
И Ползунов ему - под стать.
Великим век был этот, ибо
Мог и другим для русских стать.
В церковном зодчестве шедевры
И ныне можем видеть мы.
Всегда в прорыве кто-то первый,
Вот он и выведет из тьмы!
К тому – «коммерческая школа»
И славный Смольный институт,
Открыты с помощью Дашковой.
Чего же не хватает тут?
Науки воинской, конечно!
Русско-турецкая война
Рывками шла, не быстротечно,
Где слава - русскою была.
Страда военная сурова,
Труднее ноши не найти.
Вели Румянцев и Суворов
Солдат к победному пути.
У Рымника, у Измаила
Они сумели доказать,
Что воля есть, а к воле сила –
Войска чужие наказать.
Мечта Петра осуществилась:
Есть море южное у нас,
Есть Крым, где ханство развалилось.
К тому же к нам на этот час
Примкнула Грузия. В России
Росли большие города,
Края те южные усилив.
В России быть им навсегда:
Херсон, Одесса, Севастополь –
Лишь часть прекрасного венка,
Что воин наш российский добыл
Стране на долгие века.
Кутузов славен на Дунае,
На море славен Ушаков…
Солдата русского узнает
Почти весь мир. Да, он таков!
Кто смог пройти бы через Альпы?
Никто! А вот Суворов смог!
Кто «Чертов мост» прошел под залпы?
Тот, кто в ученьях был не плох!
Великий век! Перешагнули
Купцы за Берингов пролив
И там торговлю развернули,
Свою Америку открыв.
А путь, поверьте, был не близкий:
Цепь Алеутских островов,
Аляска…. Вплоть до Сан-Франциско
Купец вперед идти готов.
Там был и Шелихов из Рыльска…
Смотри на карту, юный друг.
Путь славы состоит из риска,
Из многих горестей и мук.
Но есть и мужество, и сила,
Задор, желание и пыл…
Вопрос крестьянский по России
В то время самым острым был.
Конечно, иго крепостное
Звало крестьянство к топору.
И в той войне был бунт основой,
А он не приводил к добру.
В Твери, Клину, Москве, Калуге,
Везде, где жизнь была тяжка,
Всегда готовы были слуги
Пустить дворянам «петуха».
Волненья были на Урале,
На Украине и в Кижах,
Но эти бунты подавляли
Жестоко, сея ужас, страх.
Бунт Пугачева был страшнее,
Ведь шел он с именем царя
Петра. Перенося лишенья,
Трудился Пугачёв не зря.
Его друзья – Белобородов,
«Хлопуша» (он же – Соколов),
В его войсках башкир так много,
(Знать, не жалел он добрых слов).
Но пораженье под Уфою,
Под Оренбургом был провал…
Шёл Пугачева однажды с боем
И в плен противникам попал.
Опять предательство свершилось!
В Москве и казнь потом была…
Суворов не имел ошибок
И в этот раз. И не мала
Его заслуга для царицы,
Дворян напуганных. Как знать,
Имели ль право эти лица
Ему в той славе отказать?
Без прав на трон, Екатерина
На нем лет тридцать, с небольшим,
Как ей назначено, творила
И от ума, и от души.
Не стало вольницы казачьей
На Запорожье, на Хопре.
Она все сделала иначе:
Намного жестче и хитрей.
Иван же стал ее позором:
На претендента зла была.
И в Шлиссельбург, и Холмогоры
Еще ребенком загнала,
Где человеческий свой облик
Он потерял и там погиб…
На все в истории свой отклик:
Страдали русские цари.
Но что б там ни было, «Великой»
Екатерину нарекли.
Смерть подошла к ней очень тихо,
А годы дальше потекли.
«Век золотой»! А кто был беден?
Орлов? Потемкин? Вот прочти
Про те или иные беды
И… «золотого» нет почти!..
Его считали психопатом
И самодуром. Кто поймет,
Что Павлом двигало азартным?
Лишь ясно: царь он был – не мед.
То полк пешком в Сибирь отправит,
То мыслит в Индию поход,
Мальтийский орден сам возглавит,
Что не по нраву – так орет.
Он был комичен, но трагичней
Фигуры трудно отыскать.
Он мог быть и самокритичным,
Любить кого-то и ласкать…
При нем Суворов стал опальным
И армия совсем иной.
Он был задушен в своей спальне
И изуродован – Бог мой!
О заговорщиках ретивых
Сын Павла, Александр, все знал.
Какие веские мотивы
Против отца он выдвигал?
Молчанье может быть согласьем.
Сын молча ждал исхода дел…
Иди, садись на трон опасный!
Теперь узнаешь свой удел.
Шел первый год иного века.
Его «серебряным» зовут.
Потомки явно в нем найдут
Несправедливость и успехи.
В Европе и по всей России
Одно лишь имя на устах
Звучит заманчиво, красиво.
Ах, до чего молва шустра!
Наполеона Бонапарта
Кто злом, кто гением зовет,
А политическая карта
Условностей не признает.
Аустерлиц нам славы не дал,
Хотя тому причины есть.
Хотелось чувство знать победы,
Но нет его. Осталась честь.
Семь лет минуло безмятежных,
И день безрадостный настал:
Проникли к нам из зарубежья
Совсем не званые войска.
Шестьсот там тысяч или больше
Пришли Россию покорить:
Давно «позавтракали» в Польше,
Пора в Москве «обед» варить.
Их не сумел Барклай де Толли
У стен Смоленска задержать.
Так горько отступать. Доколе?
Пора нахалов бы прижать!
И тут назначен был Кутузов
Всем русским войском управлять.
Пообещал он, что французы
Еще конину будут жрать!
И все же дать пора сраженье.
И место есть – Бородино!
О ратном Родине служенье
Нам рассказали уж давно
Толстой и Лермонтов. И лучше
Сил рассказать не хватит мне…
Совет в Филях решеньем мучим:
Как дальше в этой быть войне?
Был жарким спор. Но вот Кутузов
Свое решение сказал:
«Мы отдадим Москву французам,
И в этом будет меньше зла.
Не пожалеем же усилий:
Даст Бог, в короткий даже срок
Спасет лишь армия Россию,
Спасет Россию весь народ».
Напрасно на горе Поклонной
Ждал ключ Москвы Наполеон,
Потом приказ послал колоннам
Занять Москву. Войны закон –
Добычу брать. Ее и брали.
Богатств в Москве не сосчитать.
Что? Поражение? Едва ли.
Гляди, уж стало припекать.
Пир невозможен при пожаре.
Горели многие дома…
Уже солдат и голод жалит,
Москва для них теперь – тюрьма.
Наполеон желает мира,
Но от царя ответа нет.
«Что ж, поделом тебе, задира!» -
Таков Кутузова ответ.
Сидеть в Москве не стало мочи:
Мороз и голод достают.
Расчет Кутузова был точен:
Враги не выдержат, уйдут!
Так и случилось. Шли французы,
В тряпье одевшись потеплей,
И по пути бросали грузы.
Дороже жизнь. Она милей.
На юг пройти – силенок нету.
Дорогой старой на Смоленск
На тощих лошаденках едут,
Бредут по снегу. Наконец,
Им партизаны досаждают,
И войско щиплет за бока,
А еще хуже – замерзают!
Да, у Крылова есть строка
Про волка, что попал на псарню.
Лишь горстка, за Березиной,
От грозных европейских армий
Смогла уйти к себе домой.
Война закончилась в Париже.
Теперь сравнить возможность есть
Устройства государств поближе.
Конечно, Русь отстала здесь.
Одно – читать, другое – видеть,
Неправду сердцем понимать
И, где-нибудь в салоне сидя,
О лучшей доле рассуждать.
Дворяне общества создали
По принципу масонских лож,
Не всех в ряды свои позвали,
Не каждый в общества те вхож.
Раздался слух, что царь скончался,
Что Николай получит трон.
В тот миг армейское начальство,
Обдумав всё со всех сторон,
Решило выступить с полками,
Чтоб ограничить власть царя.
И вышло войско, став под знамя,
Когда декабрьская заря
Росла над площадью Сенатской.
Что ж, силы есть, а дела нет.
Каховский в одеянье штатском
Навел свой грозный пистолет
На Милорадовича. Выстрел
Был точен. Пала кровь на снег.
А вскоре все решилось быстро:
Удачи для восставших нет.
Туда, на площадь, ехал Пушкин,
Да заяц путь перебежал,
Прижав к спине от страха ушки.
Вернулся Пушкин. Очень жаль,
Что казнены: Рылеев, Пестель,
Бестужев-Рюмин, Муравьев,
Каховский. И другие вести,
Увы, не радуют нас вновь.
Те, кто храбрей и многих лучше,
«Во глубине сибирских руд»
Своей Отчизне честно служат,
И тяжек их столь «скорбный труд».
Коль искра есть, то будет пламя!
Вот юг России весь в огне.
Народ кавказский, знаем сами,
Суров и храбр был в той войне.
Об этом Лермонтов напишет,
Припомнив бурный Валерик,
И что в салонах он услышит,
Мы из его узнаем книг.
Так нелегко жить в мире грешном!
За радостью приходит плач.
Где – годы шли вперед неспешно,
Где – начинали мчаться вскачь.
Кто он, страны руководитель?
Герой он, или не герой,
Приходит царь-освободитель,
Как знаем, Александр Второй.
Что крепостничество – обуза,
Разумным людям всем видать.
Идти вперед с таким-то грузом?
Пора крестьянам волю дать!
Так обстоятельства сложились,
Что нужно бросить тяжкий груз.
Пускай же царь дарует милость,
Как благодетель, а не трус.
Реформа всем дает свободу.
Кто был ей рад, а кто не рад
В таком делении народа:
Крестьянство, пролетариат,
Чиновники, аристократы,
Купцы, мещане, кулаки,
Есть офицеры и солдаты,
Есть духовенство, босяки…
Россия ширится. Народы
Быть защищенными хотят.
А сколько надобно свободы,
Пускай решает «старший брат».
А недовольных очень много,
Их разночинцами зовут.
Пусть наказанья были строги,
Они в народ смелей идут.
Их речи революционны,
Их враг – самодержавный строй,
Они уже готовят бомбы,
И рады жертвовать собой.
И Каракозов, и Халтурин
В запале сил старались зря:
Их бомбы воли не согнули
У православного царя.
Как Феникс, он вставал из пепла,
Жив, невредим, но есть предел
Всем этим проискам нелепым,
Проводники таких идей -
И Рысаков, и Гриневицкий -
Террор сумели довершить.
За благо можно б было биться,
А так…Что, лучше стало жить?
Шатали трон Лавров, Бакунин,
А Герцен в «Колокол» звонил,
Кропоткин взял судьбу такую
И на гонения сменил.
«Земля и воля» раскололась,
В чем и Плеханов порадел.
Социалисты – что не новость –
Входили в «Черный передел».
А политические страсти
Все накалялись добела.
Перовская, Желябов власти –
Как в горле кость. И казнь была…
А в каземате перед казнью
Кибальчич сделал на стене
Чертеж ракеты. Да, для странствий
В той, запредельной, вышине.
Россия приняла участье
В освободительной войне,
Где были слава и несчастье,
Слова в отваге и мольбе.
О, да! «На Шипке все спокойно!»
А сколько вымерзло солдат,
Никто сегодня и не вспомнит.
И лишь полотна говорят,
Что Верещагин нам оставил,
О горькой участи бойцов.
Там Склифосовский был прославлен,
И Боткин был там молодцом…
Болгары помнят доблесть нашу
В войне и горестный удел.
Средь многих слов и многих дел
Есть память о героях павших.
Трон Александр Романов Третий
В годах солидных получил.
Такой дородный царь, заметный.
Жаль, нет для радости причин.
Царь-ретроград рукою властной
Дал в Земстве контрреформе ход,
Чтоб из общин крестьяне часто
Не уходили. Тут народ
Себя узрел закабаленным.
Привычна в селах нищета…
Царь «миротворцем» был хваленым,
Но настоящий мир – мечта.
Реформу денежную Витте
Провел. Идея – не пуста:
Российский рубль стал знаменитым,
Он конвертируемым стал.
Подъем промышленности сразу
Наметился, но вот беда:
Слаба семей рабочих база,
И на хозяев нет суда.
Так трудно за права бороться,
Когда тех прав почти - что нет.
Есть способ: стачкою зовется
Борьбы главнейший инструмент.
У Хлудова известна стачка,
Морозовская, и всегда
Контрмера власти однозначна:
Ждала зачинщиков беда.
Хозяйства сельского упадок
Был по масштабу мировым.
Тут меры экстренные надо
Найти. Что есть, те - не новы…
Остался царь живым, и все же
Ульянов Александр казнен.
На сцену брат Владимир позже
Придет, и мстить сумеет он.
Крушенье поезда – не шутка.
Уж как он это перенес,
Гадать не будем. С той минутки
Здоровье царское – вопрос.
Был организм царя могучим,
Но…смерть уравнивает всех.
Судьба его не стала мучить.
Да, краткосрочен жизни бег…
Сын Николай на царство призван.
Рад ли Россию брать? Она
Была готова к новой жизни.
Ей роль великая дана.
А на Ходынском поле страсти
В час ликованья таковы,
Что смысла нет твердить о счастье
Во мгле несущейся молвы.
Алиса Гесенская стала
Женой последнего царя…
Осталось лет у века мало,
Они все прожиты не зря.
Был золотым дворянства назван
Век восемнадцатый, потом
Из всех событий, самых разных,
Век девятнадцатый, крутой,
Стал золотым литературы.
Напомним эти имена:
Был Пушкин с Лермонтовым хмурым,
Крылов и Гоголь…. Шла волна
От Грибоедова. Он лучше
Иных про этот век сказал.
Тарас Шевченко – самый жгучий –
Разил, и плакал, и спасал.
Здесь Лев Толстой и Достоевский,
Тургенев, Чехов…Сотни лиц
Увидим мы. Некрасов веско
Век обличал и падал ниц.
Был Салтыков - Щедрин – сатирик,
Бажов и Мамин – Сибиряк…
Нигде, во всем великом мире,
Еще не говорили так.
Наука русская взлетела,
Не зная видимых преград.
Ученые явили смело
Такой неповторимый ряд,
Где Сеченов и Менделеев,
Столетов, Яблочков, Попов.
Можайский в этой галерее,
И Мечников, и Ляпунов.
Есть Ковалевская, Ладыгин
И Лобачевский…. Помним их
Труды великие, что в книгах
И ученик отыщет вмиг.
Творят художники смелее,
Им не знаком в трудах покой.
Тот век нам показать сумели
Перов, Васильев и Крамской,
Федотов, Суриков и Шишкин,
Серов, Юон и Левитан,
Веков дыханье Репин слышал,
А Врубель как в мечтах витал!
Но всех имен не перечислить.
Есть свой у музыкантов взлет:
Красиво музыкою мыслить –
Всего лишь сочетанье нот.
То сочетанье знал Верстовский,
А дальше - Глинка, Бородин,
Тут Римский – Корсаков, Чайковский,
А сколько будет впереди!
Алябьев, Мусоргский, Булахов,
Рахманинов и Рубинштейн…
О, эта музыка без страха
Звала к эпохе перемен.
А театральные подмостки
Учили правду понимать.
Чужою жизнью жить не просто –
Свою бы правильно сыграть.
Мы помним Стрепетову, Щепкин
Свой край прославил на века,
Талант Ермоловой был редким,
У Станиславского накал
Больших страстей тревожил души.
Европе ль это по - плечу?
Преемственности не нарушить.
А я еще сказать хочу
О меценатах, крепких людях,
Чей кошелек работал так,
Что имена их не забудут
Ни богатеи, ни бедняк.
В наш век их слава залетела.
Здесь Мамонтов и Третьяков,
Россия с Дягилевым смела
Дивить Париж. Азарт такой
В иное перешел столетье,
Где он нас, Боже упаси,
Такими знаками отметит,
Пути иные даст Руси!
Веков прошедших переломы
Бывали горькими порой.
Течет вода, а где-то – омут.
И вот герой и не герой
Равны - решать пред неизбежным,
Насколько тяжким будет рок.
Ах, был бы ученик прилежным,
Чтоб впрок пошёл ему урок.
Народ же в «классе» самый разный:
Тот – ждет подсказки, тот – списать,
Кому-то перемены – праздник,
А кто-то учится «на пять».