2004 - 2016
I Две наркотические розы
II Наблюдатель
III Музыка для хромых
IV Перелётные книги
V Синее окно
VI Лада. Стихи юности
VII Книга Бледной Радуги
_____________________________
I Две наркотические розы
_____________________________
Улыбка мумии
Наступило затишье. Туманы разлив,
Сумрак в пепельный цвет перекрасил листву.
Переплётами трав укрываясь, вдали
Исчезала тропа, словно тающий звук.
Мы бежали с тобой со своих похорон,
Не касаясь ногами дремотной земли.
Наконец-то не властен над нами закон:
Плоть, в которой с рождения нас погребли.
В край безбрежных лугов и озёрных перин,
Из горнил освежёванных ветром столбов,
Навсегда покидая веков лабиринт,
Мы бежали вдвоём, оставаясь собой.
Становились стенами вкруг нас дерева,
Ядовито мерцала роса под луной,
И луна, словно черепа жёлтый овал,
Отражаясь в глазах, нам казалась двойной.
Наконец у обрыва, раскрывшего пасть,
Из которой молчанье струилось вовне,
Мы взлетели и скрылись... Но мастера власть
Наши тени пленила резцом на стене:
Золотую улыбку на теле твоём
Золотые одежды посмели объять;
Только холод камней, только фресок излом -
Чтобы в мир возвращаться опять и опять.
Мы везде и нигде, мы вовне и внутри,
Нам в могильном безмолвье блестит скарабей.
Мы, пытаясь покинуть веков лабиринт,
Сотни лет убегаем от тени своей.
Две наркотические розы
Не помнишь? А и ты когда-то
Искал мой сад,
Где струны ив черней гагата,
И волны спят;
Бутоны открывают порознь
В одном бреду
Две наркотические розы
В моем саду.
Смотри, как юные деревья
Шагают в ряд;
Душа в орлином оперенье
Не знает лат.
Стада приходят к водопою -
Стада придут,
Но с ними ищи покоя
В моем саду.
Седой старик, подобье свечки,
Склонясь, поник.
Кто, мальчик, был тебе предтеча?
Ты сам - родник.
Падут, поднимутся колоссы
И вновь падут,
Как наркотические розы
В моем саду.
Знай, отыскав свою гробницу,
Тебя там нет -
Лишь незапятнанные лица
Твоих теней.
Но этой женщине известно:
Слова - пусты;
И мертвым закрывают чресла
Её цветы.
Золотое рассечение
кто видел, трогал
дождь песка и пыли?
- вихрь -
многоточия
червотечений.
луна мумий всходила
танцем семи
саркофагов:
глаза - сушёные сливы,
ладони - висельный мёд.
затмение!
- ах, Тийя -
вокресение...
сухие чёрные звёзды
Волос Вероники,
млечных перронов
часослов.
кто слушал - скворчит песок
пчелиным роем
на углях зари;
- в лепестках пустыни
вязнут алтари,
города - росою амбры...
я богат и равнодушен
как Некрополь -
пылюсь, похрустывая фреской;
или это песок
проносится свистом
стрелы, убивающей время?
мумии верят - о да -
на этот раз восход
не обратит их в братство
звёздной пыли.
вуаль урагана;
эстампы львиных лап
горят
лампадой.
солнце.
сердце,
запечатанное в урне.
сухое небо жажды,
солнце! солнце
в белых челюстях
высокого стиля;
(и в этот раз
не удержать
поводьев)
Лесостэп
Сейте, суховеи, стэп,
Зольно-колокольный сор,
Берегов хрустальный сюр -
Сладко пьётся этот вздор!
Если б был я Имхотеп –
Лёг на берег и песок,
Ел бы месяц, словно хлеб,
Сыпал звёзды, словно соль.
Лесостэп: лилейся, степь!
Хоровод наивных флор,
Вязь прилива, неги топь
Брызжет в облачный костёр!
Красные крылья
В листьях поёт
Рассыпчатый град
Как миллионы лет назад.
В стрельчатых арках дождя
Ни капли гвоздя,
А в зеркале нот
Видится неземное -
И поёт в золотистой траве ледяной.
Красные крылья самолётов
Уносили воскресшего мертвеца,
А роща отдавалась салюту
Без начала и конца.
Белоснежным заклятьем
Упала облачная переправа,
И как столетние сватьи
Кричали "Горько!" деревья и травы.
Я видел это,
Я не уверен, что видел...
Крикнули звёзды - откликнулся эхом
Ржавый идол
Размытых дорог.
Заключите мои глаза
В васильковый острог...
Листва - домино, дождь - домино,
Кружево, крошево, чёрные рыбы
В белом вине -
Это кровь кино,
Где жизнь моя - ленты обрывок.
Красные крылья самолётов
Унесли воскресшего мертвеца.
Из плоти и крови серебра -
В пламя незажжённого костра.
Имя твоё - пламя незажжённого костра.
Птицы, деревья и травы...
Ковры-самолёты тоже падают
Я не умер, я просто остался в бою,
Я прикован к весне, словно к дубу Баюн.
Не спешите секунду на век занимать,
Засыпайте. Здесь завтра настанет зима,
Дымный город накроет морозным плащом,
Как родная сестра, поцелуи - не в счёт:
Им тонуть в полынье первобытных крестин;
Засыпайте. Здесь завтра цвести и цвести.
Будут окна - на юг, будут лодки - со дна,
На далёких лугах - тишина, тишина.
По сугробам - кисель, по ручьям - молоко...
Засыпайте. Назавтра здесь будет легко.
Будут перья жар-птицы и пух тополей,
Время пара и жатвы футбольных полей,
Будет месяц над крышей звенеть, как брелок.
Засыпайте. А завтра - вставать на крыло...
Я не умер - я здесь, я лечу, я в строю,
И горячий штурвал помнит руку мою.
Что-то шепчет во сне, приближаясь, земля,
И качаются цепи под звон хрусталя.
Триптих Поплавскому
1 Чёрный ветер граммофона
Чёрный ветер граммофона раздирал щипцами горло;
Мальчуган кота и шапку перепутал, засмеялся.
Мостовой хрустели флаги,
За собою клок бумаги с лаем по ветру гонялся.
Собирались поаккордно
Люди в перегонных кубах вечных сумерек вокзала,
Опустевшие бокалы
Наполнялись сном подлёдным.
Что-то в небе умирало,
Превращалось в самолёты.
Бьётся сердце в снежный кокон, словно горя и не знало.
Мост сошёлся как тарелки:
Жёстко, плоско, рьяно, прямо.
С неба сыпалась побелка, завершая панораму,
Дирижёра бюст из мела - оркестрантов чертит сонно;
И летят диезов стрелы в чёрный ветер граммофона.
2 Воспоминание
То утро пело, падало и висло
На проводах листвою сентября;
Сочились башмаки дождём прокислым,
Гноились окна, покрывались числа
Зелёным мехом, мхом в календарях.
Где раскрывались серые квадраты
Страниц бульвара, натирал паркет
Для мотыльков подвыпивший фонарщик;
Взлетала мёртвой бабочкой граната,
И кровь густела в парковом песке.
Все это было, блело, быловало,
Белесовало, беленело, ле...
Бединой песней в горле отцветало,
Искало потускневшие кристаллы
Ещё на перепончатом крыле.
И как не вспомнить юного аллюра...
Душа плыла абсентовым пятном,
Любовники ложились в партитуру,
Звучал тромбон... Вставала на котурнах
Ночь, как давным-давно, давным-давно...
Луна людской поток сжимала сонно
До тараканьей тропки; в синеве,
Бредя по перекошенному склону,
Судьбы, я не узнал тебя, Мадонна,
В тот час, когда ты изменила цвет.
3 По волнам эмиграции
Уезжающий дом выдыхает последний озон,
В драмтеатре зимы открывается мёртвый сезон;
Колыбельного пирса оставлена зыбкая власть.
Пустота по душе, словно орды с востока, прошла.
Жёлтой розой луны, жёлтым скальпелем, смог рассечён.
Лихорадочный веер агоний, безмолвия стон -
Слишком немощен он, и слова для него велики;
Обгорелым сердцам так к лицу восковые венки.
Пульс крушит каблуками виски, как толпа терпсихор.
Голубой пароход в глади памяти дырку протёр:
Он стоит, по волнам распуская барашков тесьму.
Уезжающий дом машет шляпою в спину ему.
Карусель
...и опять сновиденья, виденья, миражи
декорация та же, феерия та же
лето, зелень и роя пчелиного звон
П. Верлен
И возвратится солнце в ожерелья
Тех эспланад, где колобродит сброд;
У барных стоек, пьяно от безделья
Воркуя, ждать судьбы своей приход
Опять печальных женщин будут стаи,
Залечь в гнездо мечтая поскорей,
Смотря с тоской, как юная Даная
Уходит в дождь из красных фонарей
Всё лето. Ночь. Плафон сочится дыней.
Летают осы над губой скамьи,
Где старый бомж египетской пустыней
Уснул, зарывшись в горести свои.
Опять зима. Летят по снегу санки.
Созвездия горят на куполах.
Уже идут на ярмарку крестьянки.
Уже весна в подсолнечных полях...
Как будто бы и не было потопа,
Как будто не ходили по воде.
Прекрасен свет. К чему весь этот ропот?
Оставь мне право на моё нигде,
Мой милый странник, право и не боле,
В объятьях боли, страха, нищеты.
А ты лети к любовному застолью,
Где ждут тебя и розы, и шипы -
Блаженствуй вдалеке от перестрелок,
Цари, не открывая чистых глаз.
Приправа - капля желчи перезрелой -
К словам любви, звучащим как приказ,
Еще вдали, на самом горизонте,
А может, и минует чаша та...
Вы плёткой, как собаку, урезоньте
Завистника несению креста:
Вздохнёт, и снова растворится в барах,
Где блуд и мат роятся, словно вши,
И мутноглазый ангел с перегаром
Споет за упокой его души.
Испил до дна - и больше не вопьётся
В неё искусный, беспощадный клоп;
И снова поплывет над миром солнце -
Багряное, пустое словно гроб.
Взойдёт луна, посевы и скитальцы
На эшафот, на трон, наступит миг
Рожденья, объяснения на пальцах
Всех слов, уснувших на губах твоих:
О том, что не является секретом,
Вовек не возвращается назад;
В потоках электрического света
Кружатся листья, кони и планеты,
Летят по кругу... пусть они летят.
Осколки розы
Осколки розы на окне;
Вчера опять сердилось небо,
Весь день по стёклам, лиловея,
Кидало росчерки бровей.
Сегодня что ответишь мне,
О чём давно спросить не смею?
Который час? Не важно время,
А важно - время или нет.
Но залы ожиданья в силе,
И зря смотрю я за стекло:
Там снова солнце отменили,
Туманом всё заволокло -
И стол, и розу на окне.
Вот фонари зажглись сверхновой;
Не знаю, время или нет,
Но за стеклом я вижу свет -
В окне твоей души лиловой.
Романсы зимней ночи
....
В эту ночь все дома кафедральны,
В каждой форточке музыка Баха;
Даже клавиши лестниц играют,
Отряхнув слой табачного праха.
Каждый кот назначается певчим,
Прощелыга смиряется в сане.
Кто влюблён без рассчёта на вечность -
Полной горстью минуты бросает:
Улетают к счастливым, невинным
Все часы поднебесного края,
Безразличные к сонным низинам,
Где несчастные их наблюдают -
И бредут проходными дворами,
Спотыкаясь о звуки органа...
В эту ночь все дома кафедральны,
В эту ночь все кресты безымянны.
...
Ложкой фонарь утонул в сметане -
Хрусткой, жвальной как поролон.
В эту ночь все дома кафедральны,
Горьким елеем горящих окон
Мажут вскользь проходящих мимо,
(Будто на самый несбыточный праздник)
Зацелованных, нелюбимых -
Благословляют светло и бесстрастно.
Ночь метелило, леденели
Небеса под холодным паром,
На разобранные постели
Накрахмаленных летних парков -
Пали рядом, уснули порознь;
А с той стороны моего покоя
Растет вязанками снежный хворост,
Попирающий подоконник...
Всполох, треск настежь раненой рамы!
Творожные искры бьются об пол,
Возвращая всё, что я выплюнул, мама,
С твоим молоком.
...
Крысиными хвостами струны
Кручу на косточки колков,
Как будто локон девы юной
На палец. Холоден альков,
И льётся музыка печально,
Кропя триольные цветы;
Дома сегодня кафедральны -
Безлюдны, нищи и святы,
В блаженном снов очарованье...
Но слишком девственна игра:
Бить головой по наковальне,
Писать посредством топора,
Глушить сердца монетным звоном,
Будить уснувших в кандалах,
И вешать гениев иконы
На позолоченных столбах.
Мёртвый дом
кап...
кап....
кап...
чахотка вишнёвых ветвей
мёртвый дом
вещи съели своих хозяев
и взяли себе
их имена
кровать по имени тётка
шкаф по имени дед
сестра овальная рама:
свечи и зеркала
а дальше краски темны
древесная мякоть перекрытий
сыплется на бархатные стулья
серебряные приборы...
душные перины окон
тишина
тик
так
тик
так
если сесть в линялое кресло
и долго не шевелиться
можно услышать
как за стеной по коридору
медленно ходит время
в ночном колпаке
Цирк уезжал
Цирк уезжал, мучительно и упорно
Разбирал расписные истины по шатрам.
А небо медленно, медленно падало на город,
Словно капля чернил, сползающая с пера.
Город набряк бетонной пылью, взмок,
Поглощая хребты и впадины миля за милей;
Они говорили, когда-то здесь умер бог,
Они говорили, не ведали, что творили.
Цирк уезжал. Как это похоже на роды...
Скрылся за горизонтом шатёр авроры,
Затмив напоследок помадой алой,
Как пьяное солнце
Другому времени года
Бронзовым кулаком синяки во ржи набивало.
Песок
Ты сошьёшь мне покрывало снов,
Где молчат неоновые руны;
Ульи звёзд, распахнут неба рупор:
Шум дождя и звон колоколов
У небесной кромки. Ты придёшь
И пробудишь край сознанья к свету.
Изумрудно-солнцевая рожь
Этим летом скошена, согрета.
Медленным червём съедает пыль
Человечий цирк, за рядом ряд;
Клоуны во сне: им сказка - быль.
Задубелый штиль бранит пират.
Мельница синеет в желтизне,
Ей ли в небо стаями стрелять?
Время поворачивает вспять...
Только в прятки с ним играть не мне.
Видишь - комната и покрывало сна:
Дождь летит сквозь парк надсадным лаем;
Вот Москва из памяти всплывает,
С куполов до звёзд оплетена
Кружевами, солью караваев,
Все трамваи, лестницы, - ни зги...
И машинным маслом заливает
Автотрасс пустые стебельки.
Расставляй автографы как вехи
Никуда-кому не нужных лет;
Посмотри, им чувства - тоже хлеб,
Если души - на телах прорехи.
Только буквы мечутся как рыбы
На волне бумажного листа,
И трещат, и хлещут: "Ну а вы бы
Сделали хоть что-нибудь не так?"
Далеко до осени. Зима
Куковала, карты тасовала,
И сойти бы ей за Божью Мать -
Но, увы, любви в ней слишком мало,
Лишь дорога - вон куда-то вдаль,
За песчано-льдистый перевал,
За англосаксонскую вуаль,
Где с сандальей встретится сандал.
Сшей мне, Анна, покрывало снов,
Покрывало тихих серых глаз;
Посмотри - мне в ноги лег песок,
А в груди - высокая скала.
Я бегу на Запад. На Восток.
Я - песок твоих полночных чар,
Я змеюсь как гром среди осок,
Каплю крови я слизнул с меча.
Покажи мне даль, такую даль,
Где б я сам себя не отыскал,
Проводи меня, моя звезда...
Пусть с сандальей встретится сандал.
________________________________
II Наблюдатель
________________________________
Опиум
Все мы бывали в той гостиной
На углу Гвардейской и Грязевской,
Где курят опиум светские дамы,
Бьют по клавишам фортепиано,
И никогда не бывает рано
Поговорить с порядочными людьми -
С восьми до семи.
А дальше - каждому своя
География;
Это жизнь говорит:
"Грустишь? Мы тебя развлечём!"
Позволь этой маленькой псине
Укусить твой сапог,
Драгоценной булавке -
Скользнуть в водосток,
И будет подумать о чём-то ещё,
Проходя мимо станции
На углу Гвардейской и Грязевской.
Пройдись до булочной, прачечной,
(Прачки любят твой сальный взгляд)
Попроси у прохожих огня
Для твоей сигареты.
Ветер воет в трубе,
В спину бьёт почтальона с письмом не тебе,
И не он виноват,
Что чернила твои устарели.
Ты позволь себе постоять
Рядом с той, что зовёт тебя в дом.
По замаранной лестнице
Ей позволь себя увести.
Чтоб дожить до шести.
Не дрожать на вечернем ветру
За углом
Гвардейской и Грязевской.
Кто-то ломится через бульвар,
Чертыхаясь;
Непонятно - молод ли, стар,
Но успел поседеть.
Фонарь подметает пристань
Пучком лучей,
Готовя дня торжество.
Для тебя одного.
Целый день, целый проклятый день.
Это жизнь говорит:
"Устал? Мы тебя отпоём!"
Неужели и вправду придётся стоять
Загражденьем у склона лет,
День за днём охраняя
Груду сердечного хлама?
Неужели и вправду хватятся
На углу Гвардейской и Грязевской
Какого-то господина,
Не спавшего ночи
В какой-то гостиной,
Ожидая
Какую-то даму?
Женщина под фонарём
Женщина под фонарём.
Рыбий рот
На блюдце жёлтого масла,
Полукруг папиросы -
Красной дырой от крючка.
Блеск чешуи,
Пластика дымных изгибов;
Отметка о сроке годности
Стёрта пальцами
И подошвами,
Но даже почтенный месяц
На убыли,
Едва завидев -
Тянется вилочкой.
Саван должен быть сексуальным
Саван должен быть сексуальным:
Расцветать, как соски Венеры,
Плыть невестиною вуалью,
Пряча ветреные манеры.
Ни упадочным, ни банально
Заостряющим форму носа -
Саван должен быть сексуальным:
Цвета спелого абрикоса.
Гроб по-своему сексуален.
Он - коробка для куклы Барби,
Он - прообраз священной спальни,
Он улыбчив, как чёрный бармен.
Как обманчива и печальна
Плитка горького шоколада...
Гроб по-своему сексуален,
В нем загадочность, в нем галантность!
Морг по-своему сексуален.
Охраняя желанность кожи,
Он является аномальной
Зоной, где любой изнеможет,
Где, согласно людской морали,
Всем любовникам есть по шкафу.
Морг по-своему сексуален:
Словно сад, что зацвёл кишками.
Как ни пошло, ни аморально,
Рукописи не горят и ныне:
"Смерть по-своему сексуальна..."
Как богиня, в одном бикини
Ждёт у ложа, косой хрустальной
Шею гладя оцепенело...
Смерть по-своему сексуальна.
Сексуальна - как ваше тело.
Твой Париж
По жёлтым страницам романов Дюма,
примеряя бархатку гильотины:
Так и дойти
В беловерстых бумажных крестов
спасительный лес,
Так и сгинуть.
Смерть принимает форму цветка:
приложи его к опалённым губам
стихотворных надгробий,
погружаясь на дно самых томных глубин
в очарованной келье.
Мезельянс христианского добротерпенья
и права на жизнь;
Вот скальпель неистовых глаз,
горечь горца, радость сердца;
Ожидание
запечатления
в эротической фильме небесного царства.
Кладбище,
кладбище пьяных кораблей,
хрустальных,
жёлтых любовей, христосов,
нарциссов, песен
без слов.
Это кладбище
слов.
Это твой Париж.
Смерть принимает форму
цветка
в пламени
алого колпака.
Вращайся с ветрами гниения
над озером озарений;
Лилейный яд в кольце Европы -
самого лучшего урожая.
Наблюдатель
Пьяный приблудный синий трамвай
Выравнивать города рельсопровод
По ночам скребётся, бредёт, развалина,
Счищая шкварки с колес сковород.
Обдирая коленки, ползёт и ползёт:
Полоз, пропитанный мраком на сгибах,
Впиваясь чешуйками окон-глазёнок
В сырую серость, больную, гиблую.
Шипящий шёлковый шарф состава
Вцепляется в шею станции ревностно,
Выхватывает темноты останки
Из духовки утра, перегорелые, -
Лучами рампы; в которых мне
Стоять столпом, разевая зрителям
Оркестровую яму рта; монеты
Огней тепловоза ловить изнурительно.
Лимузины - глянцевые куцые таксы:
С чувством такта, трением фарша
Растекаются пятнами ваксы
По коже дорожной в траурном марше.
Дождливая кожа, молния провода,
Шнуровка трасс, перекрестка узел;
Будто готовясь к чьим-то проводам,
Гирлянды слёз развесили улицы.
Жесткой, вонючей подошвой трущобы
Душит, давит, пока не хрустнет
Череп, городом превращённый
В раковину для парочки устриц.
Я наблюдатель на сочном блюде
Ночной столицы в поисках пьянства.
Вокруг меня наблевательно людно -
Не всем по вкусу такие яства.
Стуком колёс отбивайте мясо
Моих иллюзий - до истонченья,
Ясности в кожу втирайте яд-соль -
Так, чтоб подземке свернуло челюсть.
А утром из баров в рассветные дебри,
По горло закутан в дымчатый чад,
Мой поезд скользнёт по глянцевой "зебре" -
И кости рельс под ним застучат.
Калигари
как просто свихнуться.
выйти из себя в воскресный вечер, город,
где улицы глодают кости сигарет
и совокупляются на каждом шагу.
Чезаре,
птичка на лезвии.
чёрный лимузин из воска,
забитый манекенами лучших граждан города -
мэров, магнатов, партийных руководителей,
(веки - могильные плиты,
рты - замочные скважины, рты - щели в морщинистом
дереве, фраки, цилиндры, цепи) -
движется в ряды жёлтоглазых многоэтажек
без потолков и дверей, весело подпрыгивая
на огромных пневматических шинах -
в три человеческих роста - из стальволокна!
ребёнок смеётся, стирая слёзы.
с нежным хрустом
лимузин таранит кабаре швейных машинок
и словно блоха взлетает по лестницам вверх,
с этажа на этаж, через пролёты, в бесконечное
небо где-то за кадром.
- не спится? примите капли от грёз,
усыпляет намертво.
(она мертва настолько,
что её уже не замечают)
- ещё одна сцена убийства,
и можно сделать перерыв
на вечерние новости.
- мадам, вы так милы и безнадёжны,
что нет смысла даже пытаться вас будить
ужасом понимания того, ЧТО
действительно находится за дверцей шкафа,
и в какую сторону она открыта.
Калейдоскоп
Здесь, словно нимфы, пляшут золотые,
И не исчислить в рюмках серафимов.
Здесь кулаки взлетать неутомимы,
Как волны моря, вечно молодые.
Шуты, дельцы, бродяги, пилигримы,
Как будто в нишах статуи святые
У входа с папиросами застыли,
Считая до открытия Сим-Сима.
Последние минуты, и служить
На барной стойке тёртые гроши
Привычно будут праздничную мессу.
Сигарный дым над лампами кружит;
И тот же нищий у ворот лежит,
И звёзды на одно лицо как пресса.
Смерть музыканта
Пить ветреные звуки не хватает сил;
Души последний алкогольный взлёт,
Отмерив - лязгнуть головою в клавесин,
Аккорды выгрызая с мясом нот;
Кривую челюсть в юный рот вонзить,
Злопастный плуг вести бумажной целиной;
Ты насолил мне, сплин, теперь - соси бемоль!
Какая радость - утопать в созвучьях вод,
В канаве с Бахом, в камышах болот; Бомонд
Плакучих жаб пузырится весной,
Съедает ряска солнечное дно.
Меня целует хмель на отмели лесной,
Мне ноты скрипком сыплются в окно!
В крови пюпитры, лестница тонов,
Мой Аквилон, разбита до основ.
Колода карт - борта мне, дух - израненный вилок,
Изъятый из небес на корм сонатной роже;
Я хром на хроматическую гамму; Дно болот
По трубкам тростника тела вдыхает осторожно.
День Святого Афродита
Мои губы измазаны горьким шоколадом,
Рубашка пропахла вином.
Я тоже ползу к тебе на коленях,
Сияющая гильотина
Животной любви.
Ура, мы победили!
Целуйте взахлёб
Пропахшие крысами
Смотровые колодцы вагин!
Стреляйте в воздух
Беззубой начинкой абортариев!
Всё дышит любовью,
Кувыркается в ней
Как пчела в яблоневом меду.
Но слышно, как шепчутся
Кишечники сточных труб -
Даже в таком гаме.
Её тело - игральный автомат.
Он пьян как ржавая дрезина.
Их дочь в разодранной юбке,
С осколком бутылочного снаряда в голове -
Влезает на перила моста,
Под развевающиеся простыни
Перьевых облаков
В крови тысяч девственниц,
И с криком "вива, революция!"
Рушится в воду.
Салют!!!
Созвездия виснут каплями спермы.
______________________________________
...Когда всё стихнет,
Я буду ждать тебя
Под старой ивой
У разбитого моста.
Взгляни: душа мертва,
Но тянет леденеющие пальцы
К малиновому небу
Руте, ландышам
И розмарину с берегов,
Столетним кронам,
Своим глазам -
Волна, закрой их,
Сжалься...
Зрачки обуглились,
Исторгнув слишком много света.
Молитва ночи
Разъясни геометрию глаз
На примере квадрата окна.
Ты моя дочерна;
Подари мне свой каменный глаз.
Замени кандалами стихов
Праздник жизни спустя рукава,
Золотые слова
Обмани маскарадом стихов.
Красный рот мимолётной свечи
Обеззвучь поцелуем луны,
Заверни мои сны
В лепесток поминальной свечи.
Накажи меня завтрашним днём;
Заалеет рассвета щека
От удара клинка,
Раскалённого завтрашним днём.
Пусть не кончится эта строка,
Замурлычит, свернётся в петлю.
Как тебя я люблю,
Не расскажет ни ночь, ни строка...
Футляр для Профессора Плоти
Писатель надел шумовое пальто
Из ношеных нот, чтоб не понял никто
Ход мыслей - прекрасный и первый;
Пусть нотному стану мешает корсет,
И череп истории начал лысеть,
Клонясь в мезозойскую эру.
Пергаментно руки обшарили грудь,
Чтоб трубочный дым, как трусливый патруль,
Толпился в дверном переплёте.
Машины пружинят, река языка
Асфальта их треплет под музыку ска -
Походки Профессора Плоти.
Дошедши до ручки, писатель полынь
Льет в горла канистру. Он хочет спалить
Все книжки профессора рвотой.
Застрочен в мешке своего ремесла,
Писатель узнал, что смертельно ослаб,
Для жизни жалея чего-то.
Профессор читает две лекции в год.
От этого вертится солнцеворот,
И бури становятся тише.
Но юная кровь закипает - пока
Писатель слюнявит конец мундштука,
Доходит до ручки - и пишет:
"Машинят пружины, писатель стоит,
Собой закрывая чудеснейший вид
Для футуристичных полотен.
По локоть в дыму, в мельтешне мегавольт
Он музыкой пишет себя самого -
Футляр для Профессора Плоти."
Свидетель
От мраморных улыбок, что октавой
Разверзлись, от улыбчивости петель
Зрачков, от многопалости канавы,
Кружев плаксивой ряски, тряски жил -
Я слепну, я единственный свидетель.
Янтарный лес - фонтан холодной лавы,
Снег - белое вино, вина виденье...
Но наблюдать - не значит пережить:
Пережевать табак с крысиным ядом;
Ноябрь - кот, что вытащил из клети
Издохших канареек листопада -
Жуёт, рыгает в снег лимонный пух.
Я слепну, я единственный свидетель.
Браслеты заплелись кругами ада,
Кувшинка стебль качнула поводейно...
Закрыв глаза, я превращаюсь в слух.
Триптих Маркиз Детсад и женщины
I Маркиз Детсад
Маркиз Детсад вышел на площадь
С трубкой в руке;
Трубка была похожа
На зародыш лошади,
Умершей от капли никотина.
В своем плаще старинном
И новеньких кроссовках, -
Словно памятник,
Небрежно реставрированный, -
Маркиз Детсад
Отправился на променад.
На рубеже огней, у берега
Авто, излитых изобильным рогом,
Стояла леди. И была чиста
Как пьянка из куста -
В глазах Москвы, безоблачной под смогом.
Улыбаясь в 32 фарфоровые чашечки,
Она Маркизу открывала
Свой сервиз,
Маня спуститься в винный погребок
"Под красной юбкой"
Безо всяких виз.
Маркиз Детсад
Был встрече очень рад.
В своем двухкомнатном особняке
Хранил он лучший в мире самосад
И ма-аленькую вилочку
Из серебра - потомка родовитых вил,
Которыми прабабка вздела барина...
Короче, в гости леди пригласил.
Достали свечи. Время потекло
В беседе умной и витиеватой.
Но лишь открыла леди наготу -
Маркиз застыл, красней античных статуй,
Уже и позабыв, чего хотел:
Он перенёсся в век соборов кафедральных,
Красот романтик нереальных
И запаха давно немытых тел.
"Маркиз, вы импотент."
Сказала леди - вовсе не со зла.
И разбудила спящего козла!
И полетела как фанера над Парижем
С балкона сто второго этажа...
"Ужасно жаль! - сказал,
Прийдя в себя, Маркиз Детсад, -
Вы были как цветущий сад!
Теперь - сплошная грыжа.
И тем не менее, я вас
Швырнул бы вновь с десяток раз..."
Но леди рассмеялась:
"Я ваш сон!
Какая страсть вас гложет
Швырять с балкона дам?
Пожалуйста, швыряйте хоть вагон!
То не поможет
Вам.
Вы головой ударились в карете?
Вам вышибло мозги?
И нежный плод
Катился несколько столетий,
Превращаясь
В избитых мыслей розовый компот?
О, как печально!
...И вы опять кидаете меня,
В пятидесятый раз, - и вам всё мало.
Взгляните-ка! Вы тоже сон, и вместо глаз
У вас над носом два кинжала!"
Маркиз от страха побелел,
Остановился.
Смеялась леди:
"Паспорта и визы
На что в приюте сонном?
И чья здесь власть?
Ну сколько можно мне летать с балкона?
Пора бы ВАМ упасть!"
Кровоточащими руками
Она маркиза обняла,
Изломанными позвонками
Застрекотала как юла.
Сперва нахлынуло стесненье,
Но грянул в сердце чёрный май!
И в мрачном восхищеньи,
Маркиз воскликнул:
"Девственность, прощай!"
... Наутро, проклиная опиум и книги,
Припоминая сна блаженный миг,
Из койки вытащив свои вериги,
Он обнаружил - нет, не труп, но стих.
Ну что поделать - грезить не позорно...
...Умыв сервиз, начистив свой фасад,
С любимой трубкой и в кроссовках чорных,
Маркиз отправился на променад.
На остановке встретился с приятелем.
Сел на трамвай до станции "Детсад" -
Где он работал воспитателем.
II Печальная Аделаида Морт
Полдня, уткнувшись белой щёчкой в торт,
Лежала грустная Аделаида Морт.
Ещё портвейн не выветрился из
Вороньих кудрей, и бокалы свой стриптиз
Не завершили, оголившись изнутри,
До пояса всего лишь, изнурив
Графины ожиданьем возлияний -
Как вырос, будто в призрачном сиянье,
Гонец на входе в залу, пьян и горд,
С запиской для Аделаиды Морт.
Из торта приподнявши лик поддатый,
Перчатку вынув из прокисшего салата,
Адела погрузилась в чтение письма...
Письмом была поражена весьма!
И затаив его в бездонных складках платья,
Стерев желе со лба, найдя серьгу в салате,
Вуаль и веер в подзастольных закромах,
Пошла на встречу с автором письма...
... У склепа рядом с траурным фонтаном
(Какой-то чаровницей безымянной,
Безносой, и безрукой, и безглазой -
Обворожительней китайской вазы.)
Сидел месье с лицом похожим на аборт
И ждал печальную Аделаиду Морт.
С таким лицом он здесь сидел с утра,
Сонетами исписывал тетрадь:
Про то, как он печалию гоним.
Вдруг - шорох. И возникла перед ним...
Его неразделенная мечта?
О, нет! Глазница мёртвая пуста!
На голом черепе два волоса всего!
Месье присел и прошептал:"Да вы чего?"
Месье присел, ну а точней сказать - упал,
Такой красой сражённый наповал.
Не так он представлял свою мечту!
А девица поправила фату,
Букета мумию, и смрада не тая,
Запела: "О, любовь моя!
Меня вы не узнали, лорд?
Ведь это я, Адела Морт!
Вы вирши посвящали мне:
"Что жизнь моя течёт во сне"
"Пусть небо спящую хранит"
А сердце мёртвых - не гранит.
А сердце мёртвых - не скала.
Меня вы звали - я пришла!"
... Месье, как ни был в декадентстве твёрд,
Упал без чувства от такой Аделы Морт.
Она же, поцелуй запечатлев, -
Поволокла добычу в склеп.
Возле которого в ненастный вечерок
Любила девушка гулять порой;
И прочитав над дверью в царствие Аида,
Что "Здесь покоится Аделаида
Морт" - звучным псевдонимом нареклась.
(В миру же дева Юленькой была)
И в день свидания прождав у склепа час,
Ногтями и зубами отстучав
Какой-то вальс, подол измазав в грязь,
Ушла, под нос тихонько матерясь.
Записку - на клочки разорвала!
Портвейн оставшийся - весь с горя попила!
И с криком "все месье - козлы!", упала в торт
Лицом - печальная Аделаида Морт.
III Песнь о прекрасных сёстрах и несчастной любви
1
Венчал девическое тело
У каждой, голый как юла,
Блестящий череп - что ж поделать?
Такими мать произвела!
Итак, одна звалась Татьяной.
Другая - Ольгой. Чорт возьми!
Но героинями романа
Им быть - и хоть ты ляг костьми!
В обычный день они скучали,
Терзали дружно клавесин:
Гремела музыка печали -
Хоть со святыми выноси!
Потом, исполненные лени,
Брели вдоль парковых дерев
С открытым томиком Верлена,
В немой душе бессловно пев.
Одна - печальная орлица,
Другая - скорбный соловей;
Но одинаковых сестрицы
Чистейших траурных кровей.
Как два серебряных кинжала,
Две чёрных розы на снегу.
Лишь бледных губ им не хватало...
Увы, но не хватало губ.
К рассвету, в полутёмном доме,
Сны у мечтательного лба
Встречали в сладостной истоме,
Но исключительно - в гробах.
Проснувшись в полдень, брали маски,
И выбив моль из париков,
Катили в город без опаски -
Вливаться звоном каблуков
В бульварной брани ликованье,
Фонтаны чистой красоты!
Какой-то нищий оборванец
Им нёс увядшие цветы;
Какой-то старый извращенец
И прифракованный нахал
Им ручки, плотоядно щерясь
От предвкушения греха,
Сжимали, звали веселиться,
Из ложи к ложу перейти.
Но кто бы знал, какие лица
Скрывали маски взаперти:
Два отшлифованных оскала,
Две пары угольных глазниц...
Но большинство предпочитало
Любить, не зрев любимых лиц.
В который раз вернувшись с бала,
Они скучали как могли.
Читали. Спали. Всё сначала...
Незарифмованной печалью
В веках минувших отдавалось
Вращенье черепа Земли.
2
Итак, одна звалась Татьяной.
Другая - Ольгой. Чорт возьми!
Но быть героем без романа
Не выйдет, хоть ты ляг костьми!
Непризнанный, как всякий гений,
С фамильной бледностью лица,
(Как морфинист в аптечной сени)
Ночами что-то там писав,
Он жил, тишайше угасая,
Скрывая лик от света дня.
Лишь тусклый свет огарков сальных
Тревожил старый особняк -
Соседний с тем, где сёстры жили.
(Но заросла к нему тропа)
Вернее - тоже шли к могиле,
С тоской помадя черепа.
...Был вечер тих, как смерть от яда.
(В такой неплохо бы казнить)
И в окнах встретились их взгляды,
На миг отклеившись от книг.
Впервые в жизни покраснел он;
Забыв про этикет и такт,
Воскликнул робко и несмело:
"Люблю обеих, это факт!"
Он покорил сердца сестричек.
С тех пор, по долгим вечерам,
Они, склонившись над страничкой,
Сидели. Изредка игра
На клавесине - сов пугала,
А он чего-то там читал,
Пока заря свой взор устало
Не бросит в полутёмный зал.
Все ожидали дивной сказки,
Никто не знал, с чего начать...
И вот сестрички сняли маски,
И стали друга целовать!
Но слишком остры были зубы,
Но слишком пламенною - страсть...
И только треск да хруст безлюбый
Произвела двойная пасть.
С лихвой насытились мечтами!
И обняла сестёр печаль:
Качали на руках останки,
Но не сумели откачать.
Читали скорбные сонеты,
В слезах уснули как могли...
Кружилась медленно планета
В объятьях траурного лета,
И лунный диск печальным светом
Склонялся к черепу Земли.
ПолиШанель
почти по Уайльду
*
забирает трость из книжного шкафа,
снимает шляпу с герани.
сам себе родословное дерево:
ручки в серебряных кольцах,
лучшие ножки Парижа,
лучшие годы за так.
ставит пластинку,
слушает сердце:
замедляются обороты -
женщин вокруг увядающей пальмы
его одинокого острова
острого радикулита.
выходит на улицу,
где все целуются,
все целуются,
ВСЕ ЦЕЛУЮТСЯ.
"выдать замуж за гроб,
женить на резиновой пятке!
ох, посмотрел бы на вас,
посмотрел бы на вас... неодетыми."
откройте клуб престарелых поэтов.
клуб престарелых. поэтов.
*
люди такие маленькие, маленькие
в бинокле наоборот.
истираются валики
в музыкальной шкатулке "Рот",
выпадают штырьки -
с каждым годом мелодия хуже:
вместо "не смею просить руки" -
"ты уже приготовила ужин?",
вместо "давай сыграем в футбол" -
"пора бы тебе завести семью".
"...когда-то ходили пешком под стол".
"...ей хорошо в раю".
квадратные окуляры памятников,
линзы будто пропитаны дымкой,
где люди - такие маленькие, маленькие,
странные, молодые...
*
читаю.
всё еще читаю.
а надо бы писать...
на обоях.
скучные.
возьму цилиндр -
лошади игнорируют.
где там портрет был?
всё стареет,
стареет...
чёрт,
опять спутал с зеркалом.
Yellowbluebus, осень
Чайные ложечки фонарной листвы
Вмешиваются разложением
В мочёную прель краплёных клумб всмятку.
Отчаянные сковородки заплесневелой листвы
Беспочвенно кипятят солнцемедузное
Медоточение дожделучей.
Могильные заступы гнилокопчёной-тучно-рухнущей-вездевопиющей листвы
Гробокопят недоумение в стадии озвездения
По отношению к извнеженному остову с мигренью-Флегетоном,
Разливателю цианистых улыбок в прекрасной маске смертельной скуки.
Кружевное белье листопада
Сброшено
Сад пустоты в междуствольных пробелах
Междустрочных интервалах
Метеосходки межсезоний
Бельмоблачность
Мокворель
Yellowbluebus
Осень
_________________________________
Yellowbluebus(жёлто-голубой автобус) - Я люблю вас (игра звуков)
Штукатулка
1
Штукатулка, штукатулка, тел горошины тряся,
Вдоль перрона шлела гулко, плела; дождик, морося,
Зеленел в дыму табачном. Чьим-то задом озадачен
Пёс. По горло насобачен, переулок пасть распах
И захлебся сочным лаем: "Джамбалайя, джамбалайя!".
На перрон вползал, проспавшись, дворник дядюшка Гаспар.
Он метёлкой сделал сальто, дружно принялся хлестать
По асфальту, по зассфальту, расчехвосчивая стать
Бутылинных балеринов и былинных окуринов
Из подлавочков низгинных, где таятся старыши.
Оглянулся дядя дворник: пёс, чихучий беломорник,
В небо лапастил повздорно, а в округе - ни души!
Только гулко штукатулка пела паром изо льда:
"Уу-тка! Буу-дка! Незабуу-дка! Парапар сердешшный дар!
Ты пыли по белу свету, я растаю без следа."
2
Еду, еду на трубе!
Пью сиреневый коньяк
Семафоров-кораблей;
Кто со мной? А это я.
Впереди урчится мост;
Через полночь синих гор
Я лечу, задравши хвост,
Непреступный, как топор.
С кислой миною луна
Чешет крышу гребешком,
Представляя, что она
Булданёт её мешком
Сновидений; без следа
Я растаю в снов золе,
Но об этом никогда
Не узнают на земле.
3
Летели ангелы, бухали
Бомжи, фольцвагены неслись,
Ледвились реки, набухая,
Лежала мартовская слизь,
Слезно сопливились сосульки,
Курились острова Курилы,
Кряхтели бодренько бабульки,
Тиви о чём-то говорило,
Коты вопили по сараям,
Сияло солнышко над ними,
В лучах снежинки догорали,
Кого-то люди хоронили,
Весна расхлёстывала стужи,
Цвела прозрачная слюда
Всех луж бензиновым окружьем...
Настанет май, распутьям чуждый -
Они исчезнут без следа.
4
Вот и сад, закатом затканный.
Вот и галечная гавань.
Голова клонится к западу -
День несут вперед ногами.
Старый дворник вышел засветл'о.
Я смотрю в оконных вод стекло,
Раздираю лепестки назло.
Пёс молчит, уставясь вдаль.
Штукатулка ржёт: "Пыли, пыли
Белый свет, не жди, пока в пыли
Всё растает без следа."
______________________________________
III Музыка для хромых
______________________________________
Музыка
каждый глядя в небо
видит дуло каждый
глядя в лужу видит
небо
алмазы? гусеницы
жрущие глаза
светила?
мыльные пузыри
в лучах венца нашей славы
всё
что вы называете музыкой
секс. всё
что я называю сексом
музыка
Девяностым
Лекарственно-принудительно
Тарелкой, в свинце отлитою,
Приблюдили неумытого,
Прихлопнули одесситого.
А он-то гулял по бережку,
Вертел над зубами усики...
Накрыли парнишку бережно -
Да так, чтобы не икнулося.
Лежит - не кричит, не мечется.
Одна только вошь нечаянно
Повалится на предплечие,
Голодная и печальная.
Бедняжку прибьёт Наташенька
Ладошкою позолоченной;
Возьмут её ненакрашену,
И страшную, и неоченно.
Пойди, погуляй по бережку.
Пойди, посмотри кораблики.
Хоть веришь ты, хоть не веришь ты -
А жизнь прилобастит граблями,
А жизнь упечёт в коробушку,
А жизнь прилопатит гравием
Некоцанную утробушку;
Довольно, ребят, пограбили!
Довольно сварили каши мы,
Довольно помяли деревцев.
Анюта ли, Соня, Маша ли...
Вглядишься - а руки девичьи
Встают утюгами из лесу,
Горят - ярче телерадио!
Любить - так до слёз, до извести.
Пахать - до гробов, до гравия.
Музыка для хромых
Эгегей!
Это музыка для хромых.
Громых-громых!
Костенеют угли в печи,
Зубы - в пляс!
Душа ноги дорога,
Душа дороги - пыль.
(Костыль-бобыль)
Деревянные чётки шагов,
Культя ума;
Пляши, пока не сдох -
Ура!
Избушки-небоскрёбы,
Товаряняк громых-громых!
Музыка для хромых.
Музыка дальних странствий
И близких похорон.
Душа ноги дорога,
Душа - дорога.
Книга воды 1 Орловский бит
***
утро в кафе,
в окруженье попсы
и заботы;
мне кажется, или это моя кола
сосёт меня через трубочку?
***
попасть в толпу - как вляпаться в манную кашу.
с балкона хорошо просматриваются
два милицейских картузА,
катящихся сквозь неё парой синих монет:
посторонний - посторонись!
никто не рискнёт положить на них глаз -
неизвестно, на чьи глаза они лягут.
***
старый мобильный номер,
давно бы тебя стереть
с электронной карты земли.
не знаешь - жив или мёртв,
всё веришь в голос свыше:
"абонент временно недоступен"
не бойся,
не позвоню.
*
песня робинзона
на острове биг сити
работаем как негры.
песня робинзона 2
тесно в мире одному.
с собой еще тесней!
***
изумруды, рубины, алмазы -
из хрустальных ларцов забираю,
выпиваю и в урну кидаю -
алюминий, стекло и пластмассу.
*
дождливое утро
где-то на заднем дворе
котёнок, ржавый от сырости,
разевает чёрную пасть -
но слышно только дождь.
***
половодья бодун.
орлик проспался и рухнул
с плотины,
заблевал ползверинца,
обматюкал прохожего мусором,
и в довершение всего,
сломал мосту челюсть!
матушка-ока
аж из себя вышла:
сгребла сынка в подол,
фонтаном истово нашлёпала!
*
ока зимой
затянутая в лёд, как в латекс,
надгробной плитой ты давишь небо,
стоишь комом в горле земли.
ока весной
подмигнув пустой бутылкой,
толкаешь бедром причал
и дальше журчишь каблучками.
но с его точки зрения
ты - лишь поводок для мёртвой собаки.
*
в следующей жизни
я стану кофейным деревом.
буду стоять и грустить о том,
как дети быстрорастворимы.
***
переезд - это всегда надежда:
вот оно, начинается.
на этот раз уж точно,
а прошлое - стажировка.
пусть грузовик не быстрей улитки,
и в комнате слишком темно без окон -
не плачьте, леди, все движется к лучшему.
переезд - это всегда надежда.
Глубокая заморозка
пламя
мировое пламя
кто мог представить
такой внезапный хеппи-энд?
ледниковые шапки
фамильных гробов
эти скипетры и державы
кнут в иссохшей руке
седые черепа
под масками из купольного золота
айсберги
финансовых гробниц
посреди пустыни
не знающей "вандалов и огня"
но ледяное спокойствие пилигрима с востока
в закат белой расы
солнце, очарованный сейсмолог
у озера в спящем кратере
приливы и отливы
уже не волнуют утопленников
дрейфующих на поверхности
подобно сказочным островам
глубокая заморозка
солнце, очарованный биолог
наблюдающий тихую жизнь
микробов
в пространстве времени
ниже нуля
(один молодой прожигатель жизни
как-то шёл с вечеринки в изрядном подпитии
и случайно споткнулся о труп
по дороге к земле, он успел подумать
что буква "о" в рекламном слОгане
похожа на луну, а луна - это мумия солнца
сбежавшая от назойливых плакальщиц
и жрецов, крадущих её триумф
бабах! мозги полетели из черепа
словно гимнастки с алыми лентами в руках
и растеклись на асфальте фигурой мирового класса
а постовой смотрел на звёзды
стараясь не думать о том
что за кретин из дома напротив
включает и выключает свет
уже четвертый час подряд)
Несколько слов о деньгах
***
сколько ты стоишь, девочка,
со всеми твоими шпильками,
остротами, воздушными з'амками?
твои глаза на фотке?
твоя судьба в полоску?
кулёчки поцелуев,
мятые бумажки со словами
жгут потайной карман -
их никому не сбагрить.
***
под оконцами резными
ходят коробейники,
а у них в коробах -
чем душа ни греется!
хочешь - красные сапожки,
а вот цветные ниточки,
для маши ленты белые,
жёлтые - для ниночки.
гроб дубовый - то для милой моей,
золотые даю - не жалей
ни парчи и ни мехов дорогих.
сколько зим, братец мой,
зазывать нам с тобой
под оконцем резным на торги.
горевать нам с тобой,
кочевать нам с тобой,
по земле, братец мой,
над землёй, под землёй.
***
деньги
я говорю
деньги
и мир
кончается
Похоронный рэп (Rip rap)
и заводные бабочки в стекло -
разряд!
эта леди из кожзаменителя
несёт свои глаза словно чайные чашки,
боясь расплескать содержимое:
загадка востока.
вы - холодильник незримого света,
ничерта не разбёрешь,
и вместо сосисек зачем-то лингамы.
видел двух кошек в клетках,
тянущих лапы друг к другу
на радость посетителям выставки.
купите мне верхнюю,
это гладкое желтое тело, ручную конфету.
прошу вас, мне скоро семь,
я еще не пожил.
<харя кришны, харя рамы, нахера мы>
дома отращивают сосульки
в иллюзорной надежде сцепки с землёй.
или это асфальт
вопит под новым слоем?
гигантский смайлик, небесный чат;
люди, закрытые в ушные раковины.
люди, глядящие в рот\анус.
люди людей людей.
людоедоеды.
rip rap.
когда опустеет твой люкс aeternus?
когда загорится твой свет
в конце супермаркета?
-купи кошечку, пап.
вон ту, с женским лицом.
Психеренада
- Мой добрый доктор, кто из нас здоров?
Друг другу подбирая докторов,
Друг друга загоняя в гроб
И на супружеское ложе,
Ворча, молча, борясь за телек
Мы так друг другу надоели,
Что нету силы бить по роже.
(Но только этим и похожи,
Мой добрый доктор...)
Доктор:
"Придумать детство -
Нету лучше средства.
Ряд нежных фоток за спиной
Окреп стеной -
И можно опереться.
Деревья выше, ярче снег.
И грязь тогда была вкусней"
- Мой доктор... я устал от докторов,
От звона позолоченных подков
По моему холсту,
От слизней на ушах,
И тех, кто целит за версту
Катодной трубкой в пах.
Доктор:
"К чему беречь невинности покров?
Успейте наломать побольше дров:
Вам будет что по старости сжигать,
Когда пленит холодная кровать.
На днях один свалился из окна -
Предсмертная записка:
<Хотел швырнуть в окошко телевизор -
Он выкинул меня.
А счастье было близко.
Хотел немного тишины -
Включили киберсеть.
Прощайте,
Улетаю в рай,
На голубой экран -
Здесь нечего смотреть.>"
*звонок по другой линии*
- У меня зазвонил телефон.
Кто говорит?
- Омон.
- Что вам надо?
- Выпей йаду.
*помехи*
- Доктор...неслышноэй...До-о-ктор!
Что-то со связью.
Над головой
В трубку какой-то малый
Шепчет о случке магнитных волн
На полюсах сериалов.
*помехи*...вам приходилось чувствовать
Вешалку изнутри:
Ни подобрать, ни ускорить шаг?
Вам приходилось в города лабиринт
Вворачивать свой костяк?
Доктор:
"На месте этого града
Взойдет супермаркет ада:
Идет распродажа тёплых мест
Для душ уже с душком.
Свинья не выдаст, бог не съест,
Планета - жвачный ком.
У мира кончается срок годности.
Повод для гордости -
В почтенном возрасте."
*бип-бип-бип-бип*
- Что-то со связью.
Короче, прошу вас, примите меры...
...доктор?
*шаги по комнате. скрип секретера*
- Мой добрый доктор, что вы взяли...шприц?
*Звон ампулы* Да вы чего, не надо!
- Кто говорит?
- Рассудок!
- Выпей йаду!
- Не надо, доктор, вы же заявляли:
"Пусть нет пути назад в Аустерлиц,
Но солнце вхоже и во мрак..."
- Прощайте,
Улетаю в ад.
- Ах, доктор, доктор, ну зачем же так...
*звон падающих склянок*
...Мой добрый доктор, вы уже в пути,
А мне по жизни сердца гроб нести.
(Не стой под грузом, скорости поддай,
Себя в себе не чувствуя ни грамма.)
Вы говорили: "Жизнь - смешная ерунда"
Вы говорили: "Мама мыла раму,
Переключив с рекламы на рекламу"
(И фильма не дождётся никогда)
И я кручу её весь день деньской.
Заупакуйте...Тьфу, за упокой!
Пост скриптум
тверёз как мороз
горд как торт
стабилен как памятник
обеспечен как похороны
хорош как всё
что хорошо кончается
наш
двадцать
первый
век
Непроявленная плёнка. Поэма в миниатюрах
Кокаин
По двум белым колеям
Мчит скорая
К задроченной душе.
Восточная свадьба
Хиросима и Нагасаки
Обвенчались раковой короной.
Сны кошки
Кошке снятся: шершавые окна,
Крючья созвездий,
Мыши-рокеры с Марса,
Трамвай, который её переедет.
Кухня
Железный диск
Придавил к плите
Голубую медузу:
Никак не всплывёт.
Гараж
Я - старая грязная шлюха по имени
ГАРАЖ!
Усынови мой велик.
Зеркало
Коснуться тебя,
Обрести реальность
Быти-Я.
___________________
Руки мёртвого
Как поцелуй зеркала.
Сон Сальвадора
Луна выплывает из облачной матки.
Луна извивается мокрым пожаром.
Луну одевают в кромешные травы.
Луну убивают светло и дотошно.
Луна эфемерна как призраки эхо.
Луна бесконечна как сон Сальвадора.
Луна леденеет нетронутой свечкой,
В которую вставить фитиль позабыли.
Скинхеды
Волосатый мячик-хиппи:
Выбили очки!
Серый голкипер на лысой горе.
Я-концепция
мантра тв:
КУПИ
КУПИ
КУПИ
КУПИ
КУПИ
КУПИ
продайся!
Бодун
Обрюзгшим черепом
Висеть над берегом,
Глазами-соплами
Блевать фрустрацией.
Улыбнись
Улыбнись расфуфыренной камере,
Улыбнись толстозубой кассирше,
Улыбнись пустогрудому комику,
Улыбнись президенту Америки,
Словно ты улыбаешься девушке
Что давно тебя ждёт...
Это Мама
Утенок вылупился
В змеином желудке.
Вязкий бархат материи;
Мама?
Вопль
Клинки мои строчки, хлыст междометия,
Мёртвое мясо речь...
Научите меня целоваться стихами,
Прошепчите мне то, что хотите услышать,
Напоите амброзией тихого вопля,
Спеленайте меня языком Атлантиды!
Кино для немых
А что осталось?
Обрывки снов и карие свечи,
Золотые струны небытия;
Бог снимал мои глюки,
Крутил для апостолов по воскресеньям,
Чтобы последний от смеха
Свалился с ветки
И стал человеком.
Лучшие кадры - где ты со мной.
Кино для немых;
(Это так просто - я хочу...
--вырезано райской цензурой--
...всего лишь)
STOP
<Реверс>
*прим:
пленка повреждена*
PLAY
Кино для немых
Всего лишь...
--вырезано райской цензурой--
Я хочу. Это так просто!
Кино для немых:
Лучшие кадры где ты со мной
И стал человеком,
Чтобы Последний со смехом
Кутил у апостолов по воскресеньям.
Бог снимал мои глюки
И золотые струны небытия,
Обрывки снов, карие свечи...
А что осталось?
Вопль
Спеленайте меня языком Атлантиды,
Напоите амброзией тихого вопля,
Прошепчите мне то что хотите услышать,
Научите меня целоваться стихами!
Мёртвое мясо речь.
Клинки мои строчки, хлыст междометия...
Это Мама
Мама?
Вязкий бархат материи;
В змеином желудке
Утенок вылупился
На мир.
Улыбнись
Это любовь.
Словно ты улыбаешься девушке -
Улыбнись президенту Америки,
Улыбнись пустогрудому комику,
Улыбнись толстозубой кассирше,
Улыбнись расфуфыренным карцерам.
Бодун
Блевать фрустрацией
Глазами-соплами,
Висеть над берегом
Обрюзгшим черепом.
Я-концепция
продайся!
КУПИ
КУПИ
КУПИ
КУПИ
КУПИ
КУПИ
мантра тв
Скинхеды
Серый голкипер на лысой горе:
Выбили очки!
Волосатый мячик-хиппи,
В который вставить фитиль позабыли.
Сон Сальвадора
Луна леденеет нетронутой свечкой.
Луна бесконечна как сон Сальвадора.
Луна эфемерна как призраки эхо.
Луну убивают светло и дотошно.
Луну одевают в кромешные травы.
Луна извивается мокрым пожаром.
Луна выплывает из облачной матки
Как поцелуй зеркала.
Зеркало
Руки мёртвого
Быти-Я.
___________________
Обрести реальность -
Коснуться тебя.
Гараж
Усынови мой велик, гараж,
Я - старая грязная шлюха по имени...
...чёрт, никак не всплывёт!
Психоделическая кухня
Голубую медузу
Придавил к плите
Железный диск
Трамвая.
Сны кошки
Мыши-рокеры с Марса,
Крючья созвездий.
Кошке снятся шершавые окна:
Обвенчались раковой короной
Хиросима и Нагасаки.
Кокаин
К задроченной душе
Мчит скорая
по двум
белым
колеям
...
Конец
_________________________________________
IV Перелётные книги
_________________________________________
Триптих Яппи-блюз
1 Голос Моря
Приходи ко мне, когда померкнет
Негасимый светоч телебашни,
И мрачней гробов твои ботинки,
Пленник тихой, озарённой жизни -
Акробат, циркач, самоубийца.
И когда певец не успокоит,
И когда кредит не обнадёжит;
Приходи ко мне, когда не греют
Ни банкноты, ни рукопожатья,
И валокордина не хватает,
Чтоб вдохнуть легко радиоволны.
Если оторвался от подстанций
Твой последний белый телевизор -
Приходи ко мне, когда в унынье,
Приходи ко мне, когда в бессилье,
Встретить вечер за столом спиритов
Или утро на моем паркете.
Приходи туда, где встречный ветер
Будет распинать тебя на пяльцах,
Будет морось бить холодным током,
Будет солнце плавить как дискету.
И печаль тебя закладкой вложит
Между строчек неба и прибоя;
Вот тогда с тобой поговорим.
2 Праздник
Двенадцать. Зной накрыл девятым валом.
Пора отсыпать честному зерцалу
Того, что здесь зовётся соль земли.
Я крепко спал, а ты еще вставала,
Вращая циферблатные рули...
И будет вечер, будет милый дом
И лица на рекламе ресторана,
Где голоса немеют подо льдом
У твоего священного забрала.
А после наступает Новый Год:
Когда закончен годовой отчёт -
Осталось только выпить лимонаду.
Успеть бы на метро как на паром,
Идущий к небесам кругами Ада,
И говорить с вахтёром о былом:
Те слишком поздно, эти слишком рано.
Включи бокалов зыбкий светофор;
Не думай, кто лежит в холодной ванне.
Мы смотримся в потухший монитор,
Уже не отражаясь на экране,
Вздыхая на продавленном диване...
Ещё удар, и будет Новый Год:
Когда вино из кранов потечёт,
И небо вспыхнет от галлюцинаций.
И ночь как день, и мерен бег минут,
Где книг не жгут, Битлы давно не жгут -
Но пепел продолжает осыпаться.
3 Оставайтесь с нами. Рекламная пауза
Волны изгибаются как пластик
Синих кресел. Пассажирский лайнер
Набирает скорость, увлекая
Всех усталых за границу рая -
В самом неземном из путешествий.
Дар лозы под лейблом "Совершенство"
Делает прекрасней, причащая;
И влекут огнём, невидным глазу,
Королевы лунных танцплощадок,
Чьи сердца как жёлтые топазы.
Мы летим над пластиковой рощей;
Листья невесомы и прозрачны,
Ветер паруса в снегу полощет;
Кто испит до дна, а кто лишь начат.
Тёмные мурены греют спины;
Синий дым уходит телеграммой,
Ритмом в зодиаки опрокинув
Шпили электрических вигвамов
И вершины гор из карамели...
Волны рассыпаются огнями.
Если вы на праздник не успели -
Оставайтесь с нами. Оставайтесь с нами.
Волны застывают, словно стены
Небоскрёбов, сотканных из пены,
В небесах надежно замыкая
Всех усталых за границей рая.
Только призрак мачты корабельной -
Безразлично, мира или града, -
Презирая гавани и мели,
Движется со скоростью распада;
Крылья разбиваются потоком
Месива из патоки и жести;
Окропи лицо лимонным соком
В самом неземном из путешествий,
Подведи глаза углём, мечтая
Отыскать пластинку цвета рая...
Пусть живые кресла и постели
Молча оплетут тела корнями.
Если вы на праздник не успели -
Оставайтесь с нами. Оставайтесь с нами.
Перелётные книги
перелётные книги садятся на грудь
доверчиво спящих людей:
улыбкой наружу,
с котами под боком,
в объятьях огромных весенних женщин.
книги свивают гнёзда
у них в волосах,
покрывают рассветными травами
честные лица,
выводят птенцов
в паутиной затканных ртах.
взлетают и падают,
как взлетают и падают.
Армия любви
солдаткам армии любви
шлют валентинки вместо похоронок.
вот бравый маршал армии любви
танцует вальс на бронетранспортёре.
пехота армии любви
бросает в танк бутылками с шампанским.
десантник армии любви
рифмует стропы
и стреляет джазом
в радистов армии любви,
спросонья перепутавших пароли, джинсы.
в бронзовой траве
медсёстры армии любви
лепечут вздор и вышивают крестиком.
а генералы армии любви
бегут сквозь рожь с подъятыми руками,
дают всем шоколадные медали,
и запах пуль
им не мешает целоваться.
Дилетантские хореи к Петербургу
Сколько душ в небесном теле,
Сколько пальцев для ладов?
Мордой тычется Литейный
Звёздам в потную ладонь.
Не метро спиртные трюмы,
Не фужеры кораблей -
В Петропавловскую рюмку
Ты Фонтанки мне налей.
Буду тенью рыться в стенах,
Бить рекламные огни -
Только взглядом, постепенно
Превращаясь в сувенир.
Человеческой открыткой
Говорить с тобой на вы,
Небо, пахнущее рыбой,
Небо в неводе Невы.
По тебе сгорает Невский
Лесом каменных свечей,
И кому бы стать не лестно
Пеплом голубых ночей?
Оглянись - незримым роем
Нимфы белое вино
Разливают над Сенною...
Сколько неба над Невою,
Сколько кладбищ под ногой?
По следам белых ночей
мёртвый голос метался в наушниках
как пойманная птица
в лучах прожекторов
здесь луна не ярче
оскала кинодивы
я разматывал улицы
как засвеченные негативы
сжимая руку радио
в квадратах мостов
человек в квадрате
а рядом тихо шла история
мимо стояли злые сфинксы
и боялись друг друга
не зная, чей ужас
отразился у них в лице
Книга воды 2 Невские небоскрёбы
***
вечер
на улочке-удочке
шлюпка шлюх
с баров баржой
никак не могут
разойтись
***
гавань гавгавань
говна вагон
вагина вонь гавана
ванты ванты
ванты вон ты
***
чайки моря соль
чайки мойки моль
выдь на дворцовую
слышишь - опять орут
белые чайники
***
мёртвый штиль
петропавловки
в пять утра
золотое бревно
в глазу урагана
***
у тихой пристани
комкает воздух
манный кашель
почтенной парусины
мосты1
каждую ночь
встают над невой
небоскрёбы
мосты2
каждое утро
серые латки
на синем шоссе
***
каждый раз
когда иду вдоль чёрной речки
с собачьей жизнью на шлейке
вдогонку пускается карусель
беспородных мыслей
о чёрном пушкине в бронзовой бронзе
о том, что дворы-колодцы
имеют форму буквы пiздец
о джоне китсе на рекламных табло
вперемешку с помадой и партией
о том, что радио в метро -
хоть стреляйся в уши
и вообще, неспроста эта псовая
свадьба привязалась, ой неспроста
кинотеатру "родина"
экскаваторватороваторр рветковшомшошом
экватормежду небыло и нету
рядом бомжбомжбомж весьпьяный бомжбомжбомж
босоипьяный в рясу мухамиодетый
всё тот же бомж
сегодня бомж
и завтра бомж
и послезавтра бомж
и после-после-завтра...
бессменный
бомж
нетленный
вечный
бомж
скажи
с чего
начиналась
родина?
Синяя ветка
Товарищ много открыл газетку
открыл газетку открыл газетку
Мамаша много журнальчик много
пустой бумагой хрипит нутро
А буду читать я синюю ветку
синюю ветку синюю ветку
Уткнусь в читать я синюю ветку
Питерского метро
Вот и с чего на полях бестселлеров
блях бестселлеров ставить метку?
Чего еще тут желать под прицелом
жёлтой прессы колбасных груд?
А буду читать я синюю ветку
синюю ветку синюю ветку
Невкий Проспект
Сенная Площадь
Технологический Институт
А с камасутрой нейдут в разведку
нейдут в разведку нейдут в разведку
Пусть к'омпа клавиши раскуэртят
хмельную рожу моей руки
А буду читать я синюю ветку
синюю ветку синюю ветку
Чёрная Речка
Пионерская
Удельная
Озерки
А вот пойду я где памятник Ленину
памятник Ленину памятник Ленину
А и возьму с ногой табуретку
постоять как бы так заодно
И буду читать вслух синюю ветку
синюю ветку синюю ветку
Электросила
Парк Победы
Московская
Звёздная
К'упчино
А кто повышел того и нет-ка
того и нет-ка того и нет-ка
Мильон гандон ревёт в мегафон
чернилом ворон гася
А буду читать я синюю ветку
зелёную ветку красную ветку
Гостиный Двор
Маяковская
Площадь Восстания
Площадь
Восстания
Вся
А ты гуляй, стервец...
А ты гуляй, стервец, пока молодой,
Стада холодов
Гони взашей.
Смотри - вон идёт господин Капец
С госпожой Приехали,
И сын ты у них Ваще.
Учи - не учи, лови - не лови,
Всё крутится от руин
До руин.
А вот идет господин Тиви
С госпожой Попсой,
И сын ты у них Кретин.
Не пой, что иначе и быть не могло,
Закон - загон, народ - мурло,
Бухло в хлебло, а судей на мыло...
Уже идёт госпожа Могила,
Уже до всех дошло.
Гуляй по тусам-клубам, юнец,
Пусть дрочит уши
Рекламный хор.
Смотри - вон идет папаня К Стене
С мамкой В Сибирь,
И бабушка твой - Топор.
А ты не успел, а ты не спросил
Откуда, куда
И зачем живёт
Человек,
Зачем приходил
Последний апостол, двенадцатый год.
Постой, паровоз, ты и так пустой,
Ни словца те красного, ни свинца.
А вон, раздавливая потолок,
Уже идёт господин без ног,
И нет у него лица.
А ты гуляй, стервец, пока молодой...
Бульдозер
Скрипит на морозе
Век сморщенный, голый.
Позёмка ликует:
"Вся власть - нагишом!"
Веди свой бульдозер,
Стальной и тяжёлый,
Натягивай сбрую
На радужный лом.
По щучью веленью
Ударился оземь;
Снял с дерева стружку -
Войска создаёт.
Примёрзший к сиденью,
Вперяет бульдозер
В гранитную стужу
Арийских широт.
В строжайшем неврозе
Почтовый работник
Над весточкой с фронта:
"В тылу - не дышать.
Наш славный бульдозер
Для славного боя
Черту горизонта
Подвинул на пядь."
Вся в белом врачиха
Повисла на трубке,
С помады стянув
Кислородный мешок:
"В Сибирии? Тихо.
В Московии? Глухо.
У нас? Хорошо.
Боже, как хорошо."
Книга воды 3 Песни инфократии
я люблю свою страну
в воде ль не в воде
плавают типа
совсем того
утки жадные
утки жирные
злые
как пластиковые стаканчики
таков удел
уделали!
ой уделали!
все фары в фонарях!
мавзолей искусств
стоят горнисты каменны
галстуки пламенны
отряд
терракотовых солдат
из ларца
одинаковы с лица
(талант не замуруешь)
офисальная подлозиция
пастеризованное чудище
из балалы в меня звездело
пастеризованное чудище
меня сосулило вездело
организованным ублюдищам
провертухаив мозглячок
с блевана гычит: "я блювлю еще
а это значит, всё ничо
я и по мясе кадыхну еще
я и в телильник насверчу
мовральным ценникам влеплюечным
воздам такого гробачу
что и сидельник поседенеет
дивидиот - зато идейный я"
...пастеризованное людище
нателепузившись до лютых щей
наддав раблины, в чум бредело
герр смердяков
герр смердяков
сказал: я ницше
сказал: я вагнер
а вы уроды
не лезьте в душу
идите плакать
без вас хреново
да хоть не стыдно
смехопилорама
ХаХаХавай ХаХаХавай ХаХаХавай ХаХаХавай
ГаГаГадость ГаГаГадость ГаГаГадость ГаГаГадость
ПиПиПипл ПиПиПипл ПиПиПипл ПиПиПипл
ГоГоГордый ГоГоГордый ГоГоГордый ГоГоГордый
РжуЖуЖуй до РжуЖуЖуй до РжуЖуЖуй до РжуЖуЖуй до
НемоГуГу НемоГуГу НемоГуГу НемоГуГу
СМеМеМейся СМеМеМейся СМеМеМейся СМеМеМейся
ПиПиПипл ПиПиПипл ПиПиПипл ПиПиПипл
ПриКоКольно ПриКоКольно ПриКоКольно ПриКоКольно
И Беспечно БеБеспечно БеБеспечно БеБеспечно
ХоХоХором ХоХоХором ХоХоХором ХоХоХором
ХаХаХарю ХаХаХарю ХаХаХарю ХаХаХарю
КоКоКорчим КоКоКорчим КоКоКорчим КоКоКорчим
СМеМеМерти СМеМеМерти СМеМеМерти СМеМеМерти
ХеХеХер ей ХеХеХер ей ХеХеХер ей ХеХеХер ей
Нам МуМуки Нам МуМуки Нам МуМуки Нам МуМуки
НафиГаГа НафиГаГа НафиГаГа НафиГаГа
ЗнаМяМяМя ПлаМяМяМя ВреМяМяМя СтреМяМяМя
Для лоХоХов Для лоХоХов Для лоХоХов Для лоХоХов
КоКороче КоКороче КоКороче КоКороче
СМеМеМело СМеМеМело СМеМеМело СМеМеМело
ПиПиПипл ПиПиПипл ПиПиПипл ПиПиПипл
ГоГоГордый ГоГоГордый ГоГоГордый ГоГоГордый
ХаХаХавай ХаХаХавай ХаХаХавай ХаХаХавай
ТРаРаРадость ТРаРаРадость ТРаРаРадость ТРаРаРадость
ТРоЛоЛопни ТРоЛоЛопни ТРоЛоЛопни ТРоЛоЛопни
ДРуРуРужно ДРуРуРужно ДРРРужно ДРРРРРР-УЖНО!
талант не замуруешь
хавай гадость, пипл гордый
ржуй донемогу
смейся, пипл, прикольно и беспечно
хором харю корчим смерти -
хер ей
нам муки нафига?
знамя, пламя
время, стремя -
для лохов
короче, смело
пипл гордый, хавай радость
лопни дружно
я люблю свою страну
таков удел
мавзолей искусств
офисальная подлозиция
герр смердяков
и смехопилорама
талант не замуруешь
(уделали же, ох, уделали -
весь светоч на фонарях)
Четыре лилии на смерть республики
1 Паранджанна
На гей-параде ядерных ракет
Я встретил вас, любезная Жаннет.
Рыдало солнце, как побитый раб,
Ласкало ваш загадочный хиджаб.
Шёл поезд на разрушенный вокзал -
Задержка с переменой декораций;
Вы подмигнули: вам Аллах сказал,
Что бомбы не умеют целоваться.
Вы замужем, вам стукнуло тринадцать.
И так ли важно, кто кому сказал?
Есть время перемены декораций,
Есть солнце, злое, как последний галл;
Вам лижет ноги, как последний раб,
Мурлычет в нос "имам байрам хиджаб";
Под чёрной пеленой чадры Жаннет
Цветут фиалки ядерных ракет.
2 Разоблачение
Кто украл мою голову
И пустил человечью культю
Танцевать в соляные пещеры
Соборов на грани содома
В преддверье пустыни?
Кто украл мои руки
В мясорубку войны инвалидов,
Чья безногая воля боится и солнца, и ночи,
А беззубая челюсть осилит лишь кашу из плоти
В семейном котле?
Кто украл мою память,
Кто набил её сахарной ватой покоя,
Припечатал тавро "современник"
И отправил пастись на поля
Ядовитых газет?
Кто украл моё детское сердце,
Заменил сапогом твёрдой кожи,
Обречённым стучать на себя
И давить изнутри?
Кто украл мои слёзы?
Кто украл мои слёзы,
Тот, наверно, богаче всех ротшильдов в мире
И несчастней чумного барака
С окном во всю стену, где видно,
Как смерть улыбнулась врачам.
3 Четвёртая луна
Полумесяц вцепился в луну комаром:
Наливается красным, пьёт белую кровь;
Скоро, скоро в копилку венец золотой
Загремит, поглощённый четвёртой луной.
Умирая всерьёз, наслаждайтесь игрой.
Перекошен улыбкой разорванный рот;
Это треснул бокал, или мир под ногой?
Под четвёртой луны смоляной паранджой?
Это время восстанья монет на ребро,
Это время окопов поближе к метро
И решительной смены погоды весной.
Это миг просветленья привычною тьмой.
Только голые цифры на картах таро,
Полумрак кинотеатра - над каждой тюрьмой.
4 Свобода
Я снова не могу закрыть на тебя глаза,
Принцесса в горностаевом хиджабе,
С клеймом на первой полосе;
Пролетели твои мельницы
Как фанера над Тель-Авивом;
Так стоит ли щадить твои цвета
Ради юности, спящей под переплётом,
Подобно последней спичке?
Как промолчать о тебе на русском?
Свобода, сияющая в ночи,
Словно красный фонарь
Джихада?
Монолог Негамлета
"Нет, я не Гамлет и не мог им стать.
Я из друзей и слуг его, я тот,
Кто репликой интригу подтолкнёт,
Подаст совет, повсюду тут как тут..."(с) Т.С. Элиот
Нет больше плоти.
Ушёл в лохмотья царственный наряд.
Из подворотен,
Подоконий, подсердечий
Пойду как нищий, сам с собою говоря.
И если нечем заменить вина и хлеба -
Мои проблемы.
И если нечем оправдать потерю формы,
Твержу о вечном:
О волнении колоколов седого моря
И хоре юных нимф...
Зажглись фонарные огни,
Ведомые безротым плачем;
Луна затачивает нимб
Разбитой мискою собачьей,
Замахивается как дискобол,
Навек застывший в переменной фазе...
Один укол -
И день твой ни хорош, ни безобразен.
И сам уже ни гол и ни одет -
Различий нет.
Нет больше плоти.
Как будто мы давно уже в раю:
Найдя - не ищем, не прийдя уходим.
Не верится, что это я пою.
Но вряд ли разделяют злость мою
Те сгустки в электрическом фонтане...
Мир многогранен;
Волны точат камень.
Нет больше плоти,
Времени в обрез.
Я нищенство пою, (завидуй, Крез),
С собой целуясь, сам себя дурача.
Одна пылинка золотом богаче
Всех замолчавших языков
И воскрешённых;
На пустоту луна затачивает нимб -
И чёрт бы с ним!
Напиться, раствориться.
Собой остаться в миллионах, лицах.
Забыть, что во вселенной мы - огни;
И то, что дождь, идущий на экране,
Не поит пыль, не топит корабли...
А нужно ли,
Когда ничто не ранит?
Формат гвоздей с пробоинами схож.
Как сытый нищий, как домашний странник,
За поясом держа картонный нож -
Пойду я в человеческом тумане,
Придумаю наряды королю.
Мир безразличен.
Волны точат камень.
Я как фантом фантому говорю:
Ты тот, кто бросил в воду первый камень.
Мы - волны, расходящиеся от.
Чем дальше - тем бледнее и положе,
Деля друг друга на партер и ложу...
Но занавес меня переживёт.
Элегия
Кассета круглая, погода скверная,
И люди серые стоят ломы.
Пойти бы к рюмошной - быстрей до севера,
А до распивошной как до луны.
Земля квадратная под ноги катится;
Ширинка полночи, кулак утра.
Вот головы лицо как шар сдувается,
Губами валится на край угла:
Виси, родимое, пока не стырили!
В раствор не сунули с большой любви;
Пока баюкают шаги пустынные
Людей, гуляющих без головы.
И всё, что корчило - с порога радует,
Стоит и радует, как тень песца.
А снег всё ползает, ища обгладывать
И водкой вешнею с лица поить.
Элегия 2
Замолчать бы до конца,
До аптеки.
И не видеть подлеца
В человеке.
Ночь Нева и Колыма;
Баржей поздней
Под мостом дрожит зима
На морозе.
Запаять бы небеса
На апреле,
Чтоб за окнами леса
Часовели,
Чтобы облачный конвой
Вёл бы в греки
Из варяг по мостовой
В первом веке.
...
Рассыпая города
Словно пули,
Спит последняя звезда
В карауле.
Письма к себе
1 Классики
асфальт нуждается в меле
как хрупкий организм
боящийся корней
и острых шпилек
огонь или болото?
гореть или гнить?
но если повезёт
можно прыгать дальше
солнечным бликом
пока не погаснет солнце
сколько слов тишины
на другой стороне этой серой
школьной доски
пахнущей мелом и мрамором?
мы прыгали по надгробным плитам
в огранке зелёных штрихов
метя камнем на уголок -
так легче поднять
возвращаясь
я тоже прыгаю
я помню
2 Времени
время, сжатое в архив
моё прошедшее время
я люблю тебя как жёлтый глаз таверны
едущий навстречу усталому путнику
я люблю тебя как сердце мегаполиса
в руке американской кинодивы
пылающее от стыда
я люблю тебя, мой брат, мой убийца
безъязыкий колокол всех святых
слишком святых для кельи и колеи
ветер, вращающий жернова
я люблю тебя как неизвестного солдата
о котором больше нечего сказать
моё прошедшее время
с кем тебя разделю
как место для удара головой
в королевстве карликов?
3 Письмо к себе
когда назовёшь море битума
своим Геллеспонтом,
когда припомнишь органные трубы
на крыше завода,
струящие пламя и запах палёного спирта,
когда проснёшься с первыми лучами птиц
на краю, где кончается детство, -
край признает в тебе своего гражданина
и, смеясь, поцелует в лицо
чёрным солнцем казённой печати.
тихая ночь, святая ночь,
аквариум, полный дождя
и электрического света.
все окна домашних тюрем
рукоплещут тебе,
посыпая битым стеклом
твои дороги к славе:
красные от крови ушедших вперёд,
белые от нехоженых пятен.
двери Адамовой мельницы
давно сорваны с петель,
винтовая лестница рухнула в подвал,
но никакие латки на полу
не остановят бездомный ужас,
летящий за тридевять земель
на запах твоих беззащитных коленок,
рыча: "поворачивай, поворачивай...".
отыщи себе пару коньков
и вечность по размеру,
но если собрался идти по трупам -
не забудь снять ботинки.
нимфа Ливенки -
старая цыганка
с речной травой, застрявшей в зубах,
вонючих, как горелые покрышки.
её чертенята мазали рот белой девочке
краденой помадой
и бросили в воду коровий череп:
больше купаться никто не захотел.
кто ходил смотреть на мумию кошки,
упавшую с чердака деревянного дома,
обречённого на смерть в огне?
словно бегущую, как труп моего современника,
со своей погребальной ладьи?
большие рыбы в аквариуме супермаркета
дерутся за право тыкаться носом в потолок
и засыпать с последней ниткой воздуха и веры,
что прекрасные боги, живущие за чертой,
обязательно бросят их в океан.
(конечно, только тех, кто соответствует госту)
желаю им сдохнуть побыстрее.
но кто проявит ко мне
такое милосердие?
мой нос уже опух от (п)битья,
а мозги и подавно.
если ты улыбнёшься, читая это,
вспомни мой сон, где мы искали дорогу в Ливны,
а выходили на вересковые поля
под величественный рокот спиртзавода
и хор ангельских алкоголиков,
поющих о том, что всё только начинается.
когда покроешься твёрдой кожей
паспортной оболочки,
когда научишься бегать к морю
как в очередь за лекарством,
(хотя раньше хватало рыбьего жира)
когда начнёшь замечать,
что весло твоей вольной лодочки
всё больше напоминает лопату говнаря -
черкни мне пару строк,
чтоб не повеситься от безделья.
а может, получится целый роман,
если хватит твёрдости и воды.
Бюрокразой
***
а небо сегодня такое
словно привезли
большой нецветной телевизор
в парадную комнату
казённого учреждения
с глубокими коридорами
и дверными глазками
в стенах
***
большой начальник
уже большой
сам себя наказать
умеет
запах кожаных
формуляров
пыль
в кои-то веки
расслабился
потолок в солнечных пятнах
словно пальцы секретарши
масляные
жирные
сверху донизу
лапали
с утра и до вечера
пора бы заменить
потолок
***
кофе
горячий
словно вулкан
вильнула морда
в крокодильей коже
здравствуйте
вечнозелёные амфикусы
коралловые рифы
неразобранных дел
залежи папок
несметные горизонты
ископаемых шкафов
глубоководный поиск
утраченного
над кофейной кружкой
дым и пламя инферно
заря разорвана
как жалюзи
ревнивые русалки
ведут охоту
на всех ушедших
пришедших
привыкших
пропавших
без вести
***
- это что?
- что это что?
- как это что - что?!
это УЖАС
что такое!
- да вы смотрите
и вправду кошмар!
- а полиция?
куда только смотрит
полиция?!
- какаятамполицияна
доСКОРУЮ!
- санэпидемную!
- ...противоправную!
- ой мамочкиии...
- да случилось-то
ЧТО? объясните пожалуйста!
- разбиииили!
ироды
МЯЧИЩЕМ
- всё на куски
раз - и хрясь!
- красивое такое было...
только покрасили!
и ветер сегодня...
- ах эти гадкие
медкопопадкие!
сталина на них нету!
- я тоже стихи люблю
и образно выражаясь
детей бы поубивал
- смотрите - всё в хлам
всё на куски...
и острова с мальдивами
и вояжи с пляжами...
....и пляжи с вояжами!
- и башню эльфову
погнуло папиросиной
бууу
ироды! варвары!
- говорю же
СТАЛИНА
нету на них!
и на вас
кстати
тоже!
- да тише вы
смотрите:
вся документация
ПО-ЛЕ-ТЕ-ЛА!!
- !!! ...
- ... и вправду летит!
- так это потому
что ветер сегодня
господа коллеги
прямо ужас какой!
(а небо сегодня
такое
словно привезли
большой нецветной
телевизор
в парадную
комнату
казённого
учреждения
с глубокими
коридорами
и дверными
глаз
__________________________________________
V Синее окно
__________________________________________
С шалфеем в волосах
с шалфеем в волосах
и радугой в зрачке
под ледяными сводами
спасения
душа
ты видела
как плачет мрамор
чернилами и кровью
в белые ладони?
пусть чёрной будет ночь
как мрамор
красной
как страница
белой
словно серп
ты видела на чёрном поле
белые колосья?
ты слышала
как плачет песня
каждого зерна?
как белые колокола
бросает
чёрный ветер
под красные полозья
и льётся тишина
печальная
как солнце
звонкая
как смерть
как ты
душа
немая
и бездонная
пусть белой будет ночь
как поле
красной
словно колос
чёрной
словно серп
немая
и бездонная
как Ты
Под звездой трёх лучей
не важно, над каким порогом
ты отряхнёшь серебряную пыль
с твоих сандалий
увидишь млечный путь на дне стакана
в какой межгалактической дыре
и на каком наречии брехали
вослед тебе сторожевые псы
за кованой решёткой свастик
моя звезда трёх лучей
тебе ли знать и задавать вопросы
какого цвета пальцы у дождя
какого цвета кровь в ветвях деревьев?
на перекрёстке всех дорожек пены
где отступают волны вавилона
ты видишь, дом без крыши и основы
уходит вверх, как мачта корабля
Языческой поэзии
Я меньше муравья, дремлю в скорлупке слова;
Проснусь - и не пойму, во времени каком,
Какого цвета флаг из воздуха ночного -
Лишь речь плывёт в крови негаснущим венком.
Меня встречает лес приливом и отливом,
И хвойною стрелой - меня встречает гром,
Трещит по швам огонь над домотканной нивой,
И вьются нити рек, произрастая в дом.
- "Когда окно тюрьмы - последняя тетрадка,
И зеркало души - пустой голодный рот,
В лучах прожекторов, идущих на посадку,
А виделось, в пике, - снег золотом блеснёт.
Казённая печать в зените - станет солнцем,
И в чаше млечный путь свернётся молоком..."
- "Когда найдётся ключ в заброшенном колодце -
Речь встанет серебром: и саблей, и щитом."
Археологи зари
под вечер в гроздьях
забытых вороньих гнёзд
вылупляются маленькие птеродактили
расправляют когти и перепонки
пробуют клювы о хребты паутин
тенистые шеи замирают в ветвях
тихо жуют остывающие лучи
дрожат и меркнут, сломленные
хищным порывом
как синий лиственный воздух
в облачном кратере
лава ночи сползает на крыши и кроны
в пепельном прибое утра ещё дымится
пара окаменелых созвездий
и чей-то панцирь
пока археологи зари
не перелопатят всё вдоль и поперёк
своими золотыми заступами
и уйдут, усталые, в западную палатку
так ничего и не разглядев
Армия любви 2 Весенний призыв
Пусть небо словно митинги рабочих,
Пусть небо цвета ношеных пижам
То гневно манифестами грохочет,
То пилит крыши с ревностью ножа -
Все шифры подошли к секретной оде;
Я вижу сквозь чернильные листы:
Колонны льда и облачных отродий
Выходят под знамёна пустоты,
И солнца самострельная карета
Крестовый луч цепляет на стекло...
Оставьте, кэп, я списан. Я калека.
Других бойцов зовите под стило.
Другого за турель к мольбертной раме!
Других в эскорт для королевы Маб.
Пусть радугу цветными проводами
Другой радист ведёт из штаба в штаб.
Как смерть под пыткой, так же одиноки
Поляны изумрудного руна,
Как смерть под пыткой, так ложатся в ноги...
Стучала письмоносица-волна
Морзянкой в грудь - и раны открывали
Родник подполья, с морем заодно.
Звучит, как в первый раз, в сыром подвале
На вечность устарелый позывной...
Сухой берёзы остов озаренный
Пронзил костьми заката шапито;
Я воздух пью. Мне девять лазаретов
И семь фронтов - пылают за чертой.
Оставь, сестра! Носилки - для трусливых,
Кому делить из капельницы мёд:
Пусть радость, словно дождь неисчислимый,
В кровавую воронку заглянёт.
Другого к орденам в мещанской драме!
Пусть только миг, на грани слёз и нот,
Я брежу ястребиными глазами,
Я вижу свой трагический восход.
Как чёрный парус, в синей бездне выткан.
Как снег в висок, как проповедь окна.
"Как смерть под пыткой, словно смерть под пыткой." -
Стучала письмоносица-волна.
Рекуче
I Перекрёсток
В червонном земляном оконце
Они смешали
Зарю и поминальный мёд.
Бутоны пауков извергались в воздух;
Свет ломался
Как створы алтарных врат
В священном совокупленьи.
Они дали новенькой синюю ногу
Какой-то разбухшей твари:
- Мал'ой будешь!
Безголовый идол ночи
Смотрел на все четыре стороны.
И рыдала несчастная мать:
- Деточку мою, кровиночку
Обморочили, злодеи, обморочили!
II Русалья
Ей черворечье рекло черенью;
Челядь ночи вечерела,
Волынь черела. И чаровала
Червонцы алы
В ручье пещерном.
Чью дочь замучил,
Чьи очи выбелил стволами
Ключарь могучий,
Ночери провойник, облаками
На бороде игрец?
Вздохнёт покойница зелёными руками
И тинно запоёт:
"Ты не лей елей,
Золовей-слад'ень!
А не скусна золь -
На зубах ревень.
Злобый стыдень лют
Голодарку гнать.
Почт'о люди мрут
Ей ли вспоминать?
Только зелен страх:
Почт'о соль у ней
На земных очах,
Слад'ень-золовей?
Только ночь ала,
Чародит впотьмах;
Золота зола
На больших вратах"
Чив-чив ночерив!
Ночь игрит, ласкуча.
Спи-почивай -
Ай, чивай! Ай, чирив! -
Рекуче, рекуче.
III Кони-тверди
Шили весть о новоселье
К сёдлам молнии-послы;
Кони-тверди, синь и зелен,
В поле северном паслись.
Хороводили веселье
Всё быстрее и быстрей,
Оборвали синь и зелен
Звенья кованых цепей!
Ловит дедушка на кольца
Полумесяцы подков:
Убежали злые кони
Хрупать звезды с черенков.
Медленеют обороты,
Стихло шумное село;
Вышел мальчик за вороты:
Ни темно и ни светло,
И ни грозно, и ни тихо -
Словно яблоки пекут.
Машет мальчик хворостинкой,
Рубит голову цветку.
Приподнял старик дубину -
Только не на что серчать:
Не идти за домовиной,
Колыбельку не качать.
Не водить на луг веселье,
По ромашке не гадать -
Кони-тверди, синь и зелен,
Оборвали повода.
Где голубки? Где гадюки?
Всё крапивой поросло...
Вышел дед, за дедом внуки,
А за ними всё село.
Только мальчик шёл крапивой
Без ожога-волдыря:
Синь и зелень конской гривы
По ворсинке собирал.
Сезон дождей
Да кто б возлюбил этот город - всё ливни и ливни
От края до края помятого купола цирка.
Задумчивый как грузовик, полинялый как звёзды -
Те красные звёзды, что медленней старой медузы
Дрейфуют репьями на шкуре бродячих провинций,
Где в трубах заводов мерещится каждое утро
Гудок, возвещающий смену небесных рабочих.
Пить страх, не пьянея - да кто ж на такое способен?
Не спать, обрываясь как нить в идиотском узоре
Сплошных новостей... Только всё в этой жизни не ново.
И если увидит до солнца кровавые флаги
В тот день соловеющий город, пусть вспомнит, что это
Как всё в нашей жизни - не ново, не ново, не ново...
***
Где роза Бретани вплывала в ночные ворота,
И небо, прибито гвоздями, грозило свалиться,
Нам снилось: мы падаем в пропасть - но то было море,
В котором нас кто-то поставил светить маяками.
За тех, кто не отнял у птицы умение плавать,
Погибших народов - стократ возрождаться из камня,
Поднимем до солнца бокал неразбавленной бури!
Пусть в каменном круге иглою скользит по дорожкам
Луч радуги, мост тишины между звуком и звуком:
Здесь память выходит навстречу, как нужная рифма,
И смотрит на землю, ища в ней своё отраженье.
***
Но лилии рук так нежны в электрическом свете,
Что сталь замирает, боясь своего совершенства.
Но снег обнимает разбитые плечи менгиров
Как белая мантия - и возвращает на царство.
И в дымчатом взгляде душа не находит вопроса
На прежний ответ "это тоже великая сила",
Как всё в нашей жизни - не ново, не ново, не ново...
Да кто б возлюбил этот город - проклятые ливни!
Голубиная почта памяти
*
летят пустые конверты
из рук берёз и каштанов:
зелёных журналов лета
зачитыванье дотла
*
запевает ли молодая заря
в окне океана
отвечает ли кан а дисканом
вечерняя в ландах -
голубиная почта памяти
всегда возвращается к дому
принося на лапе
кольцо горизонта
*
моя младшая душа
осязает мелодию
пробует цвет на вкус
провожает глазами воздух
стеснительный и ворчливый
как почтальон
уходящий с письмом не ей
*
и нет такой улицы
нет такого дома
нет такого времени
где бы меня открыли
как вымершего динозавра
посылку, истёртую до костей
миллионами неполучателей
вот так они уходили
в историю:
ругаясь на перья и кровь
приставшие к рукавам
*
душа-младшая говорила:
"снег тёплый, лёд горячий.
всё стало слишком огнеупорным
всё вывернулось наизнанку
и само себя ест
тысячу лет назад
я была наивней, но не мертвее"
но снег был снегом
а лёд был льдом
и боль оставалась болью
Вольное рондо
1
Запутался в строфах, запутался в мыслях
Как старый болотник в оборванной леске;
Проснись, моя радость, взгляни в рукомойник,
Упейся ладонями чёрного Нила.
У стен зеркала как пустая могила -
Тоскуют, пока не явился покойник.
Я выгоню прочь несчастливые числа;
Уже истончает рассвет занавески.
2
Проснись, моя радость, очнись от бессилья!
Потерянный сон на крючке невозврата
Умчится блесной в молчаливые маки;
Расклеенной музыки выстави рамы!
Там кто-то идёт по канату упрямо -
За белым окном, словно дрожь по бумаге.
Как в горнице шумно. Как тихо в могиле.
Ты знаешь, как сложно идти по канату?
3
А я, словно пёс на оборванной песне,
Запутался в вечностях, звёздах и смыслах.
Мы были богаты, хотя не дарили,
Мы были пустей бесконечной Вселенной.
Ты встала над утром прекрасной Еленой -
Я рвался как порох в тревожном виниле,
Я целился в ствол перепуганных весен,
Пытаясь убить перелётные листья.
4
Летите в огонь, словно в сон без возврата!
Закройте глаза: пусть не видит покойник.
Не бойся рассвета - бессонные письма
Он в торбу сгребёт, как своё подаянье.
Проснись, моя радость, полночною ранью!
Я выгоню прочь несчастливые числа;
Ты знаешь, как сложно идти по канату.
Что вечность, когда происходит такое?
Запутался в строфах, запутался в мыслях...
Растущие вверх ногами
***
как пёрышки
в зелёной карусели гроз
бьются о колокольный свет
мертвеющими языками
растущие вверх ногами
головой в песок
каждый час - открытая рана
***
назову твоё сердце
летучей мышью
курсирующей
в мореводном эхе
реальности голоса
тона, вибрации
ртутной пластики
отражений
слепое днём
оно мечется по ветру
как пустая кость
и трепещет в зубах
плотоядной сплетни
***
рабочий снежной шахты
выбрасывает наружу
слюнявчики с позолотой
половники с грифом скрипки
оскаленные кокошники
похотливых манекенов
вшей последней моды
гангренозные суперакции
червивые иерархии
всесвятейшие живодёрни
колыбельные анусы
возлелеянные ничтожества
прокислые соболезнования
и прочую пустую породу
***
в годы двух мировых
смерть, выбиваясь из сил
посылала своих дочерей
на поля сражений
за пропавшими без вести
и неучтёнными в списках
кто видел двух девочек-медсестёр
над полем колючей проволоки
и скелет сенбернара
впряжённый в салазки
тот закрывал глаза без боя
в спокойной вере, что о нём не забыли
Самайн
Cамайна дым воспоминаний:
Игра на грани светотени,
Структура времени с изнанки,
Часы у неба на коленях.
Где солнце ягодой рябины
Летит из трубочки несмело,
Луна скворечником прибита
На ствол полуночи из мела.
В продлёнке снов последний месяц
Листает комиксы о лете;
Чьи бутсы грязь на поле месят,
Звуча на том и этом свете?
Чей мяч влетел в окно, и снова
Звенит стекло, не разбиваясь?
Когда найдутся шарф и слово
В глубинах тёмной раздевалки?
Пусть иней, маленький мерзавец,
На перемене белит спину.
Пусть с лета в форму не влезают,-
Земли, которую покинут,-
Они проснутся на рассвете,
Родной язык не узнавая,
С собою за руку, как дети,
Стряхнув с волос листву Самайна.
Световые годы боли
***
у ворот рассвета
где море дрожит
раскалённой голубой жаровней
входить в него
и умирать от жажды
***
ртуть сонная
в полуоткрытой розе
принцесса-ртуть
и леса целые тетради
карандаш заблудился
в трёх соснах аргоада
нож сгонит стружку
но ртутным стержнем ничего не написать:
а лишь сиять
переливая рифму из уст в уста -
от дрёмы к дрёме
***
световые годы боли
тюрьма сияющих колонн
синицы на снегу -
как сброшенное ожерелье
пальцы в пустоте
фортепиано
***
ещё раз повторю,
нет жизни совершеннее:
цветка, который не сорвать
души, которой не купить
звезды, которой не достичь
и музыки, оборванной приказом
"пли!"
***
антенны в облачном мыле -
тысяча и одна швабра
для помойки небес;
когда они будут настолько чисты
чтобы вся земля отразилась
и охнула?
***
сладко завидовать статуям
знающим волю и мастерство
струнам - за то, что умеют прощать
неумелые руки
жёлтые маки - ревности
красные - на полях забвения
под солнцем первых поцелуев
и первых игл
на чердаках отчаянья
где спит и завидует книге
душа, которую не прочтут
Когда моё сердце вернётся
когда моё сердце вернётся
как пьяная дочь под утро
в грязи, потеряв ботинок
умрёт по дороге в ванну
когда моё сердце проснётся
заноет в похмельной жажде
накроет больную память
сырым полотенцем с кухни
когда моё сердце затихнет
от горя, стыда и злости
на малый цветок, на солнце
на ласточку между ними
когда моё сердце узнает
что горы - всего лишь камни
что море - всего лишь капли
и время - всего лишь время
оно улыбнётся жизни
смотрите, оно улыбнётся
вот я обращаюсь к сердцу
ему говорю с порога:
"надень потеплее свитер
и лучше не возвращайся"
Плач Улицы Маргариток
кто оплачет последнего психа
из дурдома улицы маргариток?
он умер сегодня утром
за полчаса до восхода;
он долго резал руки чайной ложечкой,
украденной за обедом,
когда санитар отвлёкся мыслью
о своей любимой,
живущей кварталом ниже
на улице маргариток.
она встречает улыбкой каждое утро,
она улыбалась и утру последнего психа.
кто принесёт цветы ему на могилу?
кто проследит за ласточкой на ограде
кладбища самоубийц,
где только бурьян и солнце,
простое, как маргаритка
с улицы маргариток,
где на десять миль в округе
нет ни одного цветка?
кто скажет, о чём шептался
с сестрой своей ложечкой
последний псих за полчаса до восхода?
"- вспомни, вспомни, сестра,
тот миг, когда мы впервые увидели солнце
и встали перед ним в безграничном почтении.
люди считали деньги.
люди думали - мы тоже считаем деньги,
а зачем ещё людям стоять столбом
посредине улицы маргариток
и смотреть на небо, круглое, как дурак?
деньги думали - люди сошли с ума,
скоро не хватит коек для всех санитаров.
скоро солнце вызолотит листву,
и на каждой паршивой клумбе
взойдут подснежники, розы,
ландыши и, конечно же, маргаритки,
но не будет уже ни денег, ни человеков.
ни нас с тобой, дорогая ложечка.
ни ангелов пыли,
что любят плясать на моём рукаве..."
"- дурак! в твоей комнате нет ни пылинки!"
кто оплачет последнего психа
из дурдома улицы маргариток?
он умер сегодня утром
за полчаса до восхода...
Ветер
ветер
приносящий надежду
ветхому дому
на краю обрыва
ветер
мечта крыла
и спящего пожара
ветер
ласкающий струны
волн
рассыпающий изумруды
крон
свивающий огонь
в строку и хлыст
о ветер
незримый контур
трёх враждебных граней
о ритм
есть камень
сохраняющий следы
есть искра
оседлавшая волну
есть капля
отразившая весь мир
и есть ветер
приносящий надежду
ветхому дому
на краю обрыва
Песня последней войны
Катилось золотыми яблоками поле,
А луг - зелёным виноградом.
И Солнце ударяло в медь заката,
Сзывая вече Северных Ветров;
Вот первые летят, гордясь добычей:
Мужчин кафтаны из горелых флагов,
Мониста женщин из никчёмных денег,
Удавки юных - лучший из даров.
- Впустите странников погреться темнотой,
Впустите спеть предание о мире,
Растерзанном последнею войной!
- Что принесли?
- Безгневный человек.
Дитя, сбежавшее с Урока Мщенья,
Венчать в подвале штык с разбитой каской;
За этим делом мы его нашли:
Малыш уснул, испуган похищеньем,
И более не хочет просыпаться.
- Раздвиньте тучи, пусть они войдут!
Пусть выберут звезду, какая лучше.
Пусть снимут сапоги в червлёной саже,
Умоются и сядут меж ветрами.
Ещё грохочет Солнце в медь заката,
Ещё не все из нас пришли на вече...
Ещё желтеет яблоками поле,
И дремлет луг зелёным виноградом.
Синее окно
синее окно
синее окно
ты называешь
птицей счастья
солнце на полу
тюрьмой
любовь - пустыней
счастья
солнцем из тюрьмы
и птицей
на полу
парад
зелён как молодой забор
взрывной задор
бумажной роты
нацелив ровно
рой стволов
земли простор
бодают боты
и в танце строевого шага
мне кто-то в ухо говорит
"из леса делают бумагу
бумага хорошо горит"
окна
когда я проснулся
никто не встретил
только жёлтые окна
офисов
уставились в зенит
бойницами
средь бела дня
назло
расцветут города
"расцветут города садами
человечность - хоть в клумбах меряй!"
рву себе лепестки, гадаю:
верю - не верю, верю - не верю...
снег
знаешь ли ты о стране
где снег не кончается?
когда трава
буксует из-под земли
а листва шумит
восточным базаром
здесь люди падают
на амбразуры
и превращаются
в белые статуи
вода
если солнце спустилось на дно февраля
зачерпнуть ледяной воды
если книга раскрылась на слове "заря"
и восток замерцал бедой
и стальная душа твоего корабля
зазвенела, пронзая льды
значит, новый дурень просит огня
приходя к тебе за водой
клан
под парусом луны
один и тот же вопль
поэма
одна и та же рана
ритм
морская гладь
пробита шлюпка
ищу спасения
у берега
к которому живыми
не пристать
Немо
я отравлен
отравлен
опадают флаги
корабельной осенью
вымякают мачты
зелёным потом
пороховая бочка солнца
ещё рванёт
перевернёт галеру мира
землёй наверх
и небо обнимется с червями
страх и ненависть
самые заботливые слуги
подносят своим хозяевам
спички
стакан и зеркало
но неужели вы не видите
капитан
что нам не по пути?
я превращаю сердце
в воздушный шар
горячий от жажды мести
но становлюсь ещё тяжелее
и ухожу на дно
скажите своим
что меня отравили
что я говорил с людьми
и умер за людей
что я всего достиг
мои глаза превратились
в двойную планету
поддонного космоса
язык - в водяную змею
она гнездится где-то
вблизи Нептуна
и ещё передайте парням:
если встретят
в море
хвостатые звёзды -
пожалуйста
не надо их давить
Кровь
Пройду по клавишам рыбьих спин,
Сочту на пальцах и соль, и стынь.
Не знает море, когда вернусь
К земле, в дубраву зелёных вин.
Прольются лозы, и я усну.
Во сне увижу мою страну,
Шагну навстречу - и упаду
Фальшивой нотой в её казну.
С костлявым месяцем на ремне
В оконце стукнет ночной гонец,
Под красным парусом кровь пойдёт -
Наверх, по радуге, до корней.
Заноет кровь: "Расскажи, Исток,
Как славно биться о потолок,
Как больно длиться без берегов,
Как страшно выглянуть за порог!"
Пока не поздно, пока чиста
Звезда, взведённая у виска,
Благослови первобытный дар:
Провидеть звук, различать цвета.
___________________________________________
VI Лада. Стихи юности
___________________________________________
стихи юности
Древнерусский цикл
1 Серафима
Как пускала Серафима зореокая
Закалённую стрелу за холмы дальние,
Вопрошала Серафима ветры хладные
Не про добра молодца - разбойника.
Чей цветёт в лугах душистым клевером,
А её - в пыли вьюном катается;
Чей ласкает белы руки девичьи,
А ему милей кинжал заостренный.
Поскакала Серафима зореокая
Через поле, к старому овражищу
У опушки, а на самом дне его -
Серый камень, что когда-то придорожным был.
Сорвала девица шапку, наземь бросила,
Отпустила скакуна в луга цветущие,
Свой колчан со стрелами калёными
На ветвях раскидистых повесила;
Тихо камню поклонилась, простовласая:
"Много лет безмолвным истуканом ты
Здесь лежишь, мой дедушка-всеведушка.
Пробудись, родную кровь признай во мне!
Не чужого войска поленица я,
Не за почестью пришла - за словом истинным.
Всеми тропами по-прежнему заведуешь,
Не видал ли на пути ты друга милого?
Десять лун минуло - всё не возвращается."
Затряслась кругом земля, и голос каменный
Прогудел слова правдивые и горькие.
Облилось ретивой кровью сердце девицы,
Как луна была - белее снега стала вся.
"И не топчут его кони тропы дальние,
Да и к дому пешим он не возвращается.
Далеко лежит твой молодец с простреленной
Грудью за степями половецкими!"
Не вернулась Серафима зореокая
Ни к родным стенам своим, ни в дали дальние.
Не летят за нею больше ветры хладные -
Только волны над ресницами смыкаются.
2 Конница
Стук да треск по городам.
Скачет конница лихая,
Стоны-плачи не стихают,
Не смолкает шум и гам.
Разгорается беда.
Закружили стрелы-копья,
Петли-колья. Скачут кони.
Стук да треск по городам.
Завертелось, закружилось, заискрилось!
Тишина.
Расшаталось, разревелось, развалилось!
Тишина.
Застоналось, завздыхалось
И замолкло дочерна.
Стук да треск по городам.
Эй, князья, сомкните силы!
Лихоманкой распалилась
Ваша старая вражда.
Разливается беда
Что по Волге, что по Днепру;
Застилают тучи небо,
Стук да треск по городам.
Люд честной, народ рязанский! Эй, откликнись,
Отзовись!
Не откликнутся в Рязани люди - нету
Никого.
Ни старушки, ни младенца,
Даже солнца самого.
Стук да треск по городам.
С гиком, воем, рёвом, лаем
Скачет, земли застилая,
Тучей чёрною Орда.
Так пришла на Русь беда.
Скачет конница лихая,
Стоны-плачи не стихают
В деревнях и городах.
3 Колыбельная
Малютка Ляля белила лила,
Размалёвывала.
Вьюн юлил, вьюгу манил:
Люли-люли!
- Не спит Параша, пошла на пашню -
Чего не страшно ей?
Татарин скачет, зенки таращит,
Параньку стащит!
Люли Алю, люли Алю!
Алёнку-лялю
Лелеют, баюкают
Ветерки.
- Горькие годы: холод и голод,
Поганые бесятся.
- Не быть те ханской невестой,
Дитятко, вот те крест!
- Тише, маманя! Мурзам шаманят,
Что скоро канем.
Вон поскаком скачут, вон посвистом свищут!
- Да нас не сыщут.
Люли, Алю, люли Алю!
Алёнку-лялю
Не взять поганым
В старом лесу!
4 Светлый князь
Собирался светлый князь
В путь-дорогу, помолясь
Мати Божьей: "Охрани
Сыновей в лихие дни,
Утешеньем окрыли
Дочерей пустой земли!
Не от вражьего клинка -
От дурного языка,
Не от стрел, разящих влёт -
От руки, что в спину бьёт,
Сбереги, Святая Мать!
Двум кончинам - не бывать.
Ради мира и любви
Крест принять благослови."
Помолясь, перекрестясь,
Вышел к мiру светлый князь.
Вышел мiр за князем вслед
Из бесчестия - на свет.
5 Полынь-трава
Порастает великое поле
Полынь-травою;
Знать, волчья доля
В собачьем вое
Во граде стольном.
Мир да собор,
Мир да собор.
Воронью простор...
(Погоди, постой.)
Прорастает трава в рукава;
Что ни день - набат,
Что ни ночь - божба.
Полынь-кровать в деревах -
Отвоевались.
Мир да собор,
Мир да собор.
Пересуды, укоры...
(Погоди, постой!)
6 Завет
Береги кладенец как завет
Отца-матери.
Расстилается пыль-белый свет
Скатертью.
Блещут граней два разных крыла -
Белым, чёрным;
Перед ними расступится мгла,
Рассечённая.
Где б ни шёл, не расстанься с тропой
В степи ратные,
Где тела порастают травой
Необъятною.
Где в дремучих глубинах веков,
В старины боях,
Проливалась славянская кровь -
Чадо, и твоя.
Коровья смерть
Глухим оврагом, ночной порою
Идёт, шатаясь, скелет коровий.
Зачахшим полем, быльём покрытым,
Бредёт к селенью, скрипит копытом.
Свою бурёнку старик голубит;
А свозь ограду сверкают зубья,
Горят глазницы, налиты кровью -
Глядит в окошко скелет коровий.
Проснулся старый, напиться хочет.
Глядь - у сарая рыдает дочка:
Лежит Бурёнка, а рядом - Милка,
И зубы скалит кривой ухмылкой.
Весенняя песня
О миртовая услада,
О мартовая утроба!
Руки мои ледовые,
Бедовые.
Позанозились косы
Метелью просовой,
Растряслись рукава.
Где коряга - там голова.
Одной ногой в сугроб,
Другой в полынью -
Эх, господи, пою!
Весело по весне,
Складно по зорюшке:
Ручьи скороспелые,
Перемать осточертелая.
Развеяли - и не собрать.
Лижется солнышко,
Мурчит-журчит бражка,
Лапится дворняжка.
О забористый кладезь,
О янтарная мудрость!
Проводи вода волчьи холода,
Прохоронь, ворон, с бором хором
Радость майскую,
Гордость пьянскую,
Праздность буйскую,
Горький апрель!...
Дым да дым, да дума
До дому.
Эх, развеяли - и не собрать!
Сестрица
Как ходила сестрица моя
На болото на чёрное,
Белы ножки студила,
Ягод искала.
Под утро пришла -
Звёзд лукошко принесла.
Мамка - в слёзы,
Батька - за плеть.
Говорила сестрице я милой,
Говорила-приговаривала:
Не ходила б ты на чёрное болото -
Какие впотьмах тебе ягоды?
Как ходила сестрица моя
Во дубраву густую,
Белы ручки колола,
Грибов искала.
Под утро пришла -
Тумана лукошко принесла.
Мамка - в слёзы,
Батька - за дрын.
Говорила сестрице я милой,
Говорила-приговаривала:
Не гуляла б ты в густой дубраве -
Какие впотьмах тебе грибы?
Как ходила сестрица моя
В далёкую страну, чужое царство,
Красно платье трепала,
Счастья искала.
Через год пришла -
Дитя в лукошке принесла.
Мамка - слегла,
Батька - выгнал вон со двора!
Говорила сестрице я милой,
Говорила-приговаривала:
Не ходила б ты в далёкую страну -
Какое на чужбине счастье?
Как ходила сестрица моя
За околицу, да на край земли,
В клочья душу рвала,
Правды искала.
Под утро пришли -
На раките нашли,
И ребёночка рядом
Мёртвого.
Как ходила я ночью во поле,
Непричёсана и без пояса,
Костер высокий складывала
Да песню невеселую.
Вот, сестрица, тебе туманы -
Дым сиреневый.
Вот, сестрица, тебе и звёзды -
Искры жёлтые.
Вот, сестрица, тебе и счастье -
Пламя красное.
Вот, сестрица, тебе и правда -
Угли чёрные.
Вот, сестрица, тебе и память -
Ветер во поле.
К весне
Зима. И только,
Только об одном
Кричу-свищу, как ветер в полынье:
К весне, скорей к весне.
Весну приветить на земле!
К весне. Заснеженный венок -
Так одинок.
Он словно витязь на коне
В резном окне;
А вдалеке
Летит Маланья по реке,
И снег ершится в кружевах
На рукавах.
И слишком голоден и бел,
Свет онемел и рад.
Выходит из дубрав ворот
Солнцеворот
Как сват.
А песня только об одном –
К весне. Бела, грустна
Лежит далёкая страна
В глубоком сне.
Гореть, идти на стук
Весла,
Растаять днём,
Взойти огнём...
Вот конь переступил черту,
И песня не спасла.
Небо
Цветом ссушено,
Вервью скручено,
Волком вылое,
'Огнем билое,
Гвоздём учено,
Войной мучено -
Таким будешь ты,
Каким было.
Днесь разъятое,
Дрянью взятое,
Сынов страхами
Перепахано,
Ране жилое,
Ныне стылое -
Таким будешь ты,
Каким было.
Белым снегом ли,
Птичьим пением
Шло ты в сени к нам
Вспоможением -
Ныне слёзы льёшь
Над погибелью,
Да врастаешь в рожь
На могильнике.
Лада
Лада, моя Лада,
Ненасытным гладом
Закипели реки,
Поразбили вехи!
Спрятались под камни
Ветры с ветерками,
Спрятались в дубравы
Летние муравы,
Запирали двери
Рыбы, птицы, звери,
Закопался в тину
Старый, нелюдимый
Водяной, а ворон
Улетел на гору.
Так на землю тихо
Опустилось Лихо...
- Выйди, моя Лада!
Освети палаты,
Подними пологи,
Озари чертоги!
Поверни потоки,
Усмири пороки,
Жадных, вороватых -
Разгони по хатам!
Пусть горят лучины
Для сердец невинных,
Для высоких взоров,
Лиху непокорных.
Кто идёт по саду -
Тем не надо клада,
Тем не надо злата -
Все и так богаты.
Вот идёт по саду
И моя отрада...
Встань у изголовья
С миром и любовью
И в селах, и в градах,
Лада, моя Лада!
Прилечь на травы
Прилечь на травы, смотреть закаты,
Искать кого-то, любить когда-то...
Цветы под утро, склонясь невинно
К дороге дальней, дороге длинной,
Глядят с откоса на птичьи стаи.
Сырым дыханьем ковыль листая,
Приходят кони. Почти светает.
Откроет терем заря святая,
Утешит землю росистой шалью
В дороге длинной, дороге дальней.
Но будь ты конный, и будь ты пеший,
Тебе аукать не станет леший,
Не скажет ведьма ночной порою,
Когда идти за разрыв-травою.
А Змей-Горыныч в своей пещере
Заснёт покрепче и сам исчезнет,
Оставив только огонь заката
Стране, в которой ты жил когда-то...
Немая бабка прядёт седины
Дороги дальней, дороги длинной.
Поля и рощи сплелись узором;
Лишь голубь белый да ворон чёрный
Всё кружат рядом, не покидая
В дороге длинной, дороге дальней...
__________________________________________
VII Книга Бледной Радуги
__________________________________________
I Дом моей матери
Вот отец берёт рубанок ледяной,
И белые стружки летят.
Берёт отец рубанок ледяной -
И белые стружки летят.
В слюдяной накидке
С вышивкой золотой
Мать моя пляшет и поёт;
Далеко закинула в омут голубой
Мать моя сети - не видать краёв.
Твои это кольца, сестра,
Или в медь стучат отдалённо?
Твои это слезы, сестра,
Или капли смолы по хвое?
Пойдём, сестра, с тобой через поле,
Где встала маятником рожь.
Пойдём, сестра, поглядим,
Как пляшет мать моя и поёт
В синей кофте с белыми кружевами.
Текут кружева с крыши серебр'ом
Из кувшина, что разбил отец.
Зарывал отец черепки -
Прорастала в печи зола:
Хороши, сестра, будут пироги;
На пороге лежат серпы,
Заострённые к жатве,
Кошки сидят по углам -
Как живые 'угли.
Не ходи, сестра, не ходи
В дом моей матери,
Хорошо пляшет мать
В сосновом покрывале.
Лучше ляжем, сестра, с тобой
Под зелёный полог свет,
Где цветёт багровый шиповник.
Поглядим друг на друга
В ледяном ручье;
Говорить - не наговоримся.
Звенишь ты, сестра, медными кольцами
Или это звенит в листве?
Слышишь - мой отец
Колышки сечёт:
Словно злых собак держит на цепи.
Видишь - в сапожк'ах льняных,
Мазаных смолой,
Пляшет мать моя и поёт.
Далеко видны, летят по в'етру
Косы матери моей:
Над оградой, над свечкой тополя,
Выше облака, выше месяца...
Не ходи, сестра, не ходи
В дом моей матери.
Поведёт тебя отец за околицу,
Поведёт тебя за ледяной ручей
У холма, где белый серп вознесён,
И поле маятником встало.
Лучше ляжем, сестра, с тобой
Под зелёный полог свет;
Говорить - не наговоримся.
Пусть мутна вода в ледяном ручье,
И шиповник лепестки осыпает.
Друг на друга смотреть - не насмотримся,
Прощаться - не распрощаемся...
Твои это птицы, сестра,
Или стружки летят с порога?
II Шкатулка снов
Дай мне пару честных слов, чтобы петь.
Имя древнего бога,
Не ставшее супермаркетом.
Любовь не жертвы, не палача -
Так ветер играет с ветром
Пылью мёртвых наречий...
Кладбище струится вдоль вагонов,
Набитых райскими наслаждениями;
Взрослый мужчина, ширяясь выше звёзд,
Забился в угол тамбура,
Настигнутый морозными узорами;
А почтенная мать семейства повисла
Картиной между оконных рам, и каждый полуобраз
Стонал: "Папа, возьми меня!"
Ты уже взрослый, сынок.
Раньше ты пил колу с ромом
А не наоборот.
Но случалось ли тебе видеть
Совершенно голое дерево
В кругу кладбищенских маков?
Розетки чёрного электричества;
Воспалённое и пустое,
Оно стояло как мраморный светоч
Под натиском
Тысячелистой тьмы и впивало раскалённые трели
Воздуха - каждой червоточиной.
Мириады инфузорных шприцев
Упали россыпью колючих зёрен
И вкусили кожу Ванды, бумажной виолы ливня;
- "Кто он был, твой последний?"
- "Да просто Рот, влюблённый в материю.
Он проглотил моих мальчиков
На рождественском карнавале;
Я спаслась чудом,
Упав в деревянный колодец.
(Над срубом всходила потная луна,
Исполнена губ и жвал)
Мне удалось забрать то, что осталось
От их пережёванных туловищ -
Шлепки пластилина, похожие
На радужное говно.
Пришлось пожертвовать своей наготой,
Позволив облечь себя чужому взгляду,
Но могу поклясться -
Ещё никто в этой жизни
Не любил меня так искренне."
Ванда, слышишь?
Снова цветут кладбищенские маки;
Эта музыка бессмертна.
III Жабья молитва
Равноапостольно больные,
Лишённые сна и распятья
Недоноски великих эпох:
Не бойтесь ангелов-папарацци,
Смело вгрызайтесь
В горло метро сквозь мангровый смог!
Головы свёрнуты вспять,
В краснознамённом котле
Кожа вскипает червонным;
Звёзды снайперскими прицелами
Пробуждают старинный страх
В звериных зрачках телецентров.
С другой стороны колонны -
Дивизия зомби в стиле "иконик",
В каждой паре - по твари;
Я - дизайнер ню милитари.
Бармен кровосмешения мифов,
(Боги - тоже наркотики)
Содомит на волне патриотики,
Сам себе сутенёр,
Логопед с ключом от Марии,
Я пишу топором:
"Разреши стать твоим нежным Гитлером,
Гитлером, Гитлером..."
Нам уже подарили
Этот внематочный рай:
Целоваться на телемосту,
Наблюдая,
Как земля становится пухом
И летит в пустоту.
Цветочный колокол пал в забытьё.
Не узнать нас с тобою,
Небо комкает лица тяжкой стопой.
И мы тоже поём:
"- Днесь мы стоим, провожая ракеты,
Дети Молоха и Гекаты!
Днесь мы стоим, бронзовея как пламя -
Кости столетий
Хрустят под ногами
Как неизвестные солдаты.
Камень в почке, камень в сердце;
Дай нам, боже, сто мегагерцев!
Голодных - землёй насыть.
О как нам к вам, к вам, боги, не гласить?"
(появляется Жабий Король)
"- Мой смиренный головастик!
Ты слышал о волшебном камне,
Что растёт в мозгу лишь непорочных жаб?
Знай, для переоценки ценностей,
Вскрыть череп ближнему - никогда не поздно."
IV Эпоха безвременья
То, что останется после боли,
В конце телевидения.
В безвоздушной проруби -
Стальные звёзды,
Пустые рыбы.
После всех праздников,
Преступлений и наказаний,
Эти песни и плакаты
Мы называли историей,
Все модные тряпки
Мы порвали на флаги -
И более нечем крыть.
Так что ты успеешь спасти
На этой голубой иконе
За миг до перемены лика?
Одиночка. Лес одиночек -
Губная гармошка,
Продуваемая всеми ветрами.
Эпоха безвременья.
Орущий кассетник
На крыше старого гаража.
Где река потребления
Впадает в людской океан,
Где кратер неона
Сеет рекламный пепел,
Застывшие у мониторов
И магазинных полок,
Как в последний день Помпеи, -
Мы всё ещё продолжаем дышать.
Есть ли смысл в чернилах,
Когда бумага воняет деньгами?
Всепоглощающий бас,
Бешеная сука пианино.
После музыки,
После финала всего,
Ветераны инвалидных кресел
Большой мыльной оперы,
Участники мультиканальной
Видеоконференции
По обе стороны рампы, -
Смотрите! Это - то, что останется!
"- Смотрите во всех кинотеатрах."
V Король Чума
Поднимите каменные веки
Городу ослепших на солнце статуй!
Долго плясала на эшафоте
Мёртвая голова танцора;
Бесы сбежали в другую контору -
Ад не выдержал конкуренции,
Когда облака посыпались с неба,
Словно гнилые яблоки,
И затопили улицы
Вязким плюшем,
Как провалившиеся диваны.
Так тихо,
Что страшно дышать.
Страшно смотреть
На тебя живую.
Мягкая дробь за углом -
Это падают, падают яблоки
Отбивая последнее время.
"- Мертвецов опять хоронили.
Сколько можно тратить асфальт!
- Наградили медалью "За храбрость"
Тех, кто не планирует суицид.
- Соседний квартал
Затянуло бельмом!
- А наш был просто раздавлен.
- Один человек сошёл с ума
И съел себя заживо.
- С лимоном или без?"
Сколько веков мы пьём,
Сколько веков натыкаемся друг на друга,
Забывая, что кровопийцы,
Не отражаются в чужих глазах?
Здесь не останется ничего,
Кроме Ваших красот,
Император в гранитном саване.
"И вся королевская конница
Вся королевская рать..." -
Не соберёт наших костей.
Холод светососущих ламп.
Простите, Ваше Величество,
Так необычно видеть
Ваше лицо с нарисованными зрачками
В модельном ракурсе!
____
...Сдирали кожу с солнца на бинты.
Обтрясали звёзды для прижиганий.
Играли в карты на последний вздох.
Мертвецов уже не хоронили -
Всё равно воскреснут.
VI Дважды четыре
Куда-то пропала крыса,
Жившая в клетке.
Глядевшая бусинками-бусинками,
Как хозяйка по голым грудям
Катает бусы.
Подобно шарам небесным
С раскатистого водопада, они
Низвергались на белую твердь,
Сверкали в тёмных болотах сосков.
Куда-то пропала кошка,
Любившая крысу.
Глядевшая плошками-плошками,
Как жонглёр вертит плошку
На палочном острие.
Подобно земной плоскости,
На булавочной головке черепахи,
Она качалась и кружилась,
Приглашая на танец
Далёкие светила.
Куда-то пропала собака,
Любившая кошку.
Глядевшая звёздами-звёздами,
Как пляшут звёзды,
Подгоняя ракету.
Подобно хилому птенцу,
Она падала в зыби и яви
Мрачные двероокна,
Не в силах побороть
Земную тяжесть.
Куда-то пропал кореец,
Любивший собаку.
Глядевший щёлками-щёлками
В замочную щёлку.
Подобно хищным ланцетам
Впивался взгляд
В запредельное,
Порочное, незабвенное,
Бессовестное, святое.
Куда-то пропал Бог.
Любивший корейца,
Любивший собаку,
Любивший кошку,
Любивший крысу,
Глядевший из бусинок-плошек-
Звёзд-щелей-ланцетов-казней-карандашей-
Водопадов-копыт-часов-экранов-половиц-
Кастрюль-ракет-утюгов-подъёмников...
Куда-то пропала крыса,
Любившая Бога...
Куда-то
Пропала
Крыса.
VII Фильм о войне
1 Прощание с Солнцем
Солнце плыло голубкой,
Взлетало дельфином;
Отцом для тех,
Кто подставлял лицо его жалам.
Золотая повозка опрокинулась.
Маленькие руки леса
Отбивают сверкающий мяч,
Призывая в судьи
Кого-то в нимбе,
Сафьянноликого -
Но он уже не следит за игрой.
Взгляд его - книга,
Взгляд его - лотос,
Взгляд его - холодный сапфир.
"- Сохраните его
Под летейским ключом
У основы Дома."
Не осквернилось
Сверкающее златослово,
Упав на руки землеробов.
Не осквернилось, пролив свой мёд
В резные чаши кафедралов.
И на устах лжеца
Угасло, неосквернённым.
Лицо из малахита
Молчит под сафьяновой ряской,
И взгляд его - пепел,
И взгляд его - траур,
Взгляд его - бледный рубин.
Так стоит ли спрашивать:
"Как дожили мы до заката?
Стоит ли задавать вопросы?
Золотая повозка опрокинулась.
2 Вожди
Им легко наверху, беспочвенным.
Не рожав огня,
Они стали пеплом на ветру -
И знают, куда он дует.
Их величие -
В строгом учёте ударов хлыста.
Равновесие чаш
С молоком и кровью -
Их справедливость.
Им ненавистны любые застои -
Они кусают себя в живот,
Вызывая друг друга
На дуэль роскошных катафалков.
И мы вступаем в эту процессию.
С венками из чёрных роз,
Акробатами и жонглёрами,
Хлопушками торжественных речей.
Пороховой дымок плывёт над головами,
Над восковыми носами
Грозящими небу
С подушек из красного бархата.
Но даже тленье не даёт им веры
В собственную смерть -
Они спокойны.
Они ведут.
3 Посвящение
- В четыре чёрные коробки
Заложено по взрыву.
Мне сказали потянуть за палочку:
Если глазок не загорится,
Значит - я выиграл!
- А если загорится?
- Тогда взрывы разложатся, и я умру на месте.
Взрывам нужно место, чтобы разлагаться.
- Не надо, не ходи!
- Всё будет хорошо. Они не положат взрыв
В одну из коробок. Я открою именно её!
- А если положат?
- Что ты, они же не изверги.
- Да кто эти - они?
- Я не знаю. Люди.
4 Некролог
Каждые пять секунд
Вспышки заслоняют небо,
И без того потерянное
В перьях вертолётов
И расплавленном асфальте.
Мы встретились во вчерашней газете,
В статье о нападении;
Ты смеялся и говорил
Что всё пройдёт -
Я стерла кровь и улыбнулась;
Мы точим камни, мы - родники.
Там, под землёй, мы глубоко родные.
А это же просто бомбы.
Они упали с небес на землю,
Как первые люди -
Чтобы было чему проходить.
5 Конец эпохи
Крики из ванной комнаты -
Там заперлись,
Чтоб творить новых Каинов,
Уверенной кистью,
Рисуя пустое место.
- А ты видел квадрат Малевича?
Знаменитый постъядерный квадрат!
- Не успел, его уже взорвали.
6 Бог из машины
Поговори со мной...
Хотя бы звук из пыльной тишины!
Вначале было слово -
Так что же ты молчишь теперь?
Нам дан язык - но наши песни не слышны,
Наши рифмы - рифы
Звуков кораблям.
Мы молимся всем костылям,
Держащим нашу веру:
Она стара как лес
Под чьею сенью поднялись
Грибы - клубятся, лезут
Ввысь, леса перерастая...
Мы пишем смертный приговор,
Скуля собачьей стаей.
Мы чуем голос крови, говор
Твой неслышный говор...
Так приговори меня!
Прибей же к электронному кресту,
Чтобы наполнить пустоту,
Порвать сплетение теней!
Но что он может, ржавый мой Пилат?
Его диодный взгляд
Не предвещает ничего,
Что бы сошло за приговор -
В нем лишь укор
Творцу - Отцу и Сыну -
Распятому в бетонных скалах,
Где Бога нет и не бывало.
7 Песня
Споёмте в последний раз.
Какой смысл удерживать песчинку,
Утопая в глазах песка,
Заметающего наших сфинксов?
Споёмте в последний раз,
Солнцепоклонники,
Молящиеся на монитор.
Споёмте в последний раз.
Нам суждено это пережить...
Но отчего стало так тошно
Молиться против ветра?
- Учитель, мы похороним тебя со всеми почестями!
- Значит, такова плата за откровенность...
8 Лоботомарш
Дыре в моей голове
Слава
Святой машине Тиви
Слава
Наждачной траве
Слава
Всеобщей сети
Слава
Слава всему
Что может везти и нести
9 Последний человек
В кровавой пустыне, бескрайней пустыне, кромешной пустыне
Я жду тебя
В сухих стенах, жёлтых стенах, вечных стенах
Я жду тебя
В холодной палатке, подземной палатке, со свечкой в палатке
Я жду тебя
Под мусорным ветром, отравленным ветром, безжизненным ветром
Я жду тебя
На дне океанов, где дохлые крабы, где мёртвое море
Я жду тебя
Затерянный в джунглях, под плесенью джунглей, кошмарами джунглей
Я жду тебя
В парадной колонне, счастливой колонне, безмозглой колонне
Я ждал тебя
В совместной квартире, всеобщей квартире, гражданской квартире
Я ждал тебя
По шапкою взрыва, властительной шапкой, монаршею шапкой
Я ждал тебя
У чёрной воронки, глубокой воронки, один у воронки
Я буду ждать....