***

Ирина Вервай
Посадите семя майорана,
Чтобы защищало от тоски.
Жизнь уходит —
Поздно — или рано —
Разжимает мерные тиски.

Обречённо скрипка затихает,
Бесконечной музы вышел срок.
Положите пряность майорана
В вечности открытый кузовок.


СОСНЫ

Сколько здесь теплой хвои,
Целый ковёр под ногами.
Сердце пресытились боли --
Хочет шагнуть
               в пламень
 Воском дрожащих веток,
Залитых светом заката,
Чтоб пламенеть безответно.
Сердце сгореть
                радо.
Стелется долгий полог,
Волны баюкают берег,
Словно дитя в колыбели.
Свет
         догорит
                белый.
Сумрак стволы накроет.
Сердце, забудь свои боли,
Даже не вспомни невольно.
Сосны роняют хвою,
Сосны смахнут смолы.

ПОСОХ

Морем выточенный посох –
Мой надёжный проводник.
Он в ветрах солёных высох,
Грядам каменным приник.

Шли по берегу с острогу
Странники –
                рукой подать –
До обещанного Богу –
Восхваляли благодать.

Чтобы путникам в обитель
Легче и светлее шлось,
Ничего надёжней ветки
Тополиной не нашлось.

«Божье царство втихомолку, –
Говорили так, – придёт.»
А волна тянула кромку
За восточный поворот.

«Божье царствие разрушит
Злобных дел круговорот.»
А волна качала сушу,
Открывала горизонт.

В небе – канюков круженье,
Песнь каликов и прибой.
Возвращалось утешенье
Позабывшим про покой.

Валунам морским приникший,
Посох, гладкий, как голыш,
Через наше лихолетье
Переправимся, глядишь.


ПУСТЕЛЬГА

Так быстро крылья трепетали
Летящей в небе пустельги,
Как будто вечное начало
Высматривалось.
                Ход реки
К широкому морскому руслу
От родника когда-то взят –
Не называйте захолустьем –
Исток реки всегда был свят.
Исход негаданной лавины
Высматривает пустельга,
Но полноводны и всесильны
Реки высокой берега.

ОЧЕРТАНЬЯ

Сегодня пустельги не слышно,
Наверно, скрылась за моря.
Я убаюкиваю мысли
Последним солнцем октября.

Слетает лист на подоконник,
От кипариса тень легла.
Судьба – раскрытый многотомник –
Таится  в поисках тепла.

Перевернув ещё страницы,
Где незабвенны имена,
Вся жизнь к бессмертию стремится,
Душе надежда вручена.

Завьюжат долгие метели,
Взовьётся светлый птичий рай.
Душа взлетала неумело,
Душа очнётся невзначай.

Сегодня пустельги не видно,
Взметнулись стаи за моря.
Я перечитываю письма
Теплом последним октября.

Над посеребряною далью
Струится увяданья дух.
И обретают очертанья
Слова, несказанные вслух.


НЕВОЗВРАТНОЕ

*
Всё тише и нежнее
И берег, и закат,
Как будто в целом мире
Никто не виноват,

Что птицы-исполины
Уносят синий свет,
Что на дороге длинной
Следов обратных нет.

И сосны наклонились,
И смолкла песнь цикад.
Как будто в целом мире
Никто не виноват…

**
В зарослях, в зарослях
Тёмной реки
Плакали ночь напролёт соловьи.
Пенился в водах долгий рассвет.
Ни на земле,
               ни над ней –
                тебя нет –
Ни на морском, ни ангельском дне –
Имя твоё затерялось  во мгле.
Возле замшелого камня дрожит
Боль светлячковая, сердце саднит.
Звёздный светильник коснулся земли,
Но разыскать мы тебя не могли.
Тихий фонарик мигает в ответ –
Ни на земле, ни на дне тебя нет.

       ПАМЯТЬ

           Рафаилу Маргулису

Мой друг, тебя на свете нет.
И безутешно льётся память –
Когда любви высокий свет
Не выплакать и не оставить.

– И год прошёл, и  два пройдёт,
А лист платана – также меден.
Над бедностью заветных слов
Смеётся ветреное небо.

– Не плыть среди сквозных миров,
Горящих вечности ознобом.
Кому достанется даров
Предвечный свет? Мы были оба

С тобой повенчаны тоской.
И ждём теперь явленья чуда.
И свет, ушедший на покой,
Прольётся утренней остудой.

Пробьются родники в степи,
В нарцисс оденется пустыня,
И Бог любовью озарит
Тебя, воскресшего,
                и длинный

увидим путь. Из-под руки
смотреть и щуриться от солнца.
Так вот… В пустыне – родники!
И живы мы, и боль сомкнётся.

****
И ящерки с зелёными хвостами,
Бегущие среди камней легко,
И птиц зарянок кропотливых стая,
Пригубивших заката молоко –

Запомнятся до самых дней метели.
Закружится безудержный прибой.
Когда-то здесь мы тихо поседели
И скрылись за закатною чертой.

*****
И восхождение сосновых смол,
И красоты явленье злому миру.
Как будто бы – громовый голос смолк
Всесильных войн,
                мятущихся клавиром.
Удар по клавишам последним –
                смолк
Громовый гул.
                И в мире – тишь и трепет.
И льётся запах драгоценных смол.
И восхваляется Господне лето.



***
И в воду не входи.
Лица не умывай.
Заброшены пути,
Забыто слово "рай".

Марина подошла,
И Анна впереди,
И ласточка тепла
Колышется в груди.

Собьёт водоворот,
И омут на пути,
Ни вплавь, ни в полный рост -
Не сможешь перейти.

Лица не вытирай,
К воде не подходи,
Плетёт плакун-трава
Преграды на пути.

Был розов и весёл,
Ходил за милой вслед.
Кто по воду пошёл -
Того в помине нет.

Лица не подымай
Над тёмною водой -
Коснёшься невзначай
Касатки молодой.

Качнётся белый свет
Высокою травой.
И Анны рядом нет,
Марина - за межой.



ЛУННОЕ

На востоке, на востоке
Ходит долгая луна.
Серебриной-половиной
Заслоняясь ото сна.

Запрокинутая темень
Светом звёздным изошла,
Чтоб на руки лунной деве
Лилась белая волна.


ПРОГУЛКА В ЛЕСУ

Для романтических прелюдий
Нежнее места не найти.
Здесь – талый снег, и лист завьюжен,
И белок быстрые пути.
 
И если подойти поближе
К сосне – щекой к коре прильнуть –
Как в детстве – даже в злую стужу –
Дыханье жизни ощутить.

И так тепло с тобою здесь мне –
Рука-в-руке – и весел свет.
И на пороге вечной жизни
К тебе прильнуть, мой вечный свет.



НЕЗАБВЕННОЕ

Не уходи под своды тихой грусти,
Не уходи, пока светла листва.
Пусть померанцы дышат перламутром
И солью дышит белая волна.

Не уходи.
            Распахнутое утро
Взметнуло ветер,
                выверило смысл.
И выветрил прибой остатки писем,
Которые швырнула осень –
                лист
В прожилках тёмно-красного затменья –
Печать последней нежности горит.
И нет сильней на свете притяженья,
Чем незабвенный
                недосказанный сюжет.


***
Играет солнце в соснах,
Играет очень тихо.
Душа моя живёт здесь –
Простая повилика.

Встревоженная сойкой,
Сосны качнулась ветка.
Сквозь паутинник тонкий
Лучи дрожали редко.

И в солнечные сетки
Вплетались гулы моря,
И затихали всплески,
Дробились блики оземь.

Внизу камней касались
Остуженные волны.
Внезапное казалось
Ненужным  и недолгим.

Я с суетой прощалась –   
Лес не скрывал опушек.
И валунов печальность
Смывала соль с макушек.


ЧИТАЯ ШОПЕНА


             Над мглой космической он пел,
                А.Белый

     1
Солнце – такое огромное –
Греет старинный ручей.
А   над другою Вселенною
Ветры поют горячей.
Плечи деревьев склоняются –
Поросли пряча в кювет.
А над другою Вселенною
Сердца распятого нет.
Сердце, сомкни свои горести,
Высветлись в солнечный диск,
Чтобы тропой потаённою
Звёзды в тебе вознеслись.
Солнце, яви свои милости,
Не поглоти сердца свет, 
Чтоб над Вселенною вымостить
Долгий Шопеновский след.


      2
Пока в тебе теплится жизнь –
Ты вечен,
И даже забвенье не станет предтечей
Холодной зимы.
У Шопена прозрачные руки
И белая музыка брошена как покрывало.
Прилюдно
Ты вечен.
Играя – не ведая тех, кого прежде не стало,
Ни новых, незвано-названных на завтра.
Затменье прилюдно.
Когда мы
Краями примяты,
Влеченья вливая и ноты,
Ваяем приватно.
Влекомы Горами.
Вхожденье
В иные – безмерные своды.
Вращает прелюдию
Узковзращённое горло.
Горами и жерлами дыбится глина.
Верните начало
Даров непомерно-счастливых.
А мне не осилить
Осечки.  Я светел. И светит ли после
Всхождения Солнце?
И будет ли на остановке
Подснежник? –

По самому краю Зимы –
В утробе зимы –
Бесконечного марша.




ПЕСЕНКА У КАМИНА

Огоньки догорают камина,
Осыпаются пеплом слова.
Будет жизнь и проста, и невинна,
Будет долгая нежность права.

Буревестники стаями встали,
Над
          Гольфстримами
                стынет тепло,
Несказанные высятся скалы,
И слова отпылали давно.

И сквозь них проступают просветы –
Огоньки ожиданий.
                Ни зги
За порогом – метельные ветры,
А в камине – поют угольки.

Тихой песней наполнится сердце,
Даже бури угаснут вдали.
Над Гольфстримом взлетают созвездья
Долгожданной заветной любви.



***
Геометрия чуда
Проявляется всюду –
И в застывшей коряге,
и в пагоде сводной.

Мастер вёл многотрудно,
Обливал терракоту.
Опрокинулись ступы,
Блестя позолотой.

А в замшелой канаве
Цапля выгнула шею
И взметнулась в оправе
Лучей-украшений.

Там алмазные брызги,
Череда светотеней,
Изумрудные ряски
Раздвинулись ленно.

Первозданная плавность.
Чей резец был искусней?
Чей полёт стал изящней,
Орнамент воздушней?



***
География чуда
Проявляется всюду
Я люблю твои губы
В толпе многолюдной,

И на грани прозренья
Вкус ищу их и запах,    
И качаюсь в толпе я…
Бегу, как на лапах –   
Пёс –
     по тонкому следу.
И в утробе забвенья
Поглотившей живое –
Боль – границей вселенной.

Я – строка
Твоего стихотворенья.



***
Арифметика чуда
Проявляется всюду
Ты плюс я – никогда, ниоткуда.



***
Всё-то знаешь обо мне ты,
Словно солнце –
                сквозь туман –
Свет свивает для планеты –
Раскрывая тайный план.

Всё-то видишь –
         между пальцев
Проступает охры след.
Слепок я, слепого сланца
Склеп.
         А ты мне – свет-во-след.   

Обозначены подсказки,
Свет и тьма разделены.
Светотени без огласки
Пробираются с войны,

Подступают и сминают
Ретушь ластиком ветлы.
Солнце ты – единовластно
Все сомненья сметены.

Паучок плетёт тенеты,
Их забвение прервёт –
Были смертные – и нету –      
Нитей смолк водоворот.

Погостили – и довольно,
Враз захлопнулся мольберт.
Над Аляской – или Кёльном –
Бесприютные – в мольбе.

Ах, как кружатся планеты –
Веретенный хоровод. 
Долгой нежностью согреты,
Прорастём и сквозь погост.

Погудим в дуду зарянки,
Опрокинем новый лист. 
Сквозь туман на ветках шатких
Будет птах опять речист.

Перепархивать в забвенье
Через ёлочный пунктир.
В горле – щёлканье-кипенье.
Он ведь тот ещё артист.

Нарисуй мне утешенье –
Пальцы в краске и смоле.
И не будет предрешенья
Остывающей земле.



СНЕГ

Сама землёю становлюсь –
Сама росток и тайный остров.
Февраль, обозначая суть –
Играет, волости проспорив.

Бесснежна стужа, лёд примёрз
Ко дну равнинных котлованов.
Подъёмный кран взвивает воз
И камнепады предвещает.

Влачить подарок донным людям –
Чтоб не пеняли – коротка
Жизнь, приукрашенная чудом,
А смерть забвением кротка.

И вставить нечего, и вечер
Вчерашней сутью отрешён.
И так хотела быть кромешной
Ночная мгла, цедить крюшон…

Нетрезвый ум,
             и тело бренно,
И незатейлив узелок,
И незадачливый затейник
Свивает петли, и озноб

Прошёлся рельсами трамвая.
Февраль
              травмирует
                цветы.
Но выпал снег,
                всё укрывая
Надеждой
                белой красоты.


ФАЦЕЛИИ ЦВЕТ

          – А была ли у вас когда-нибудь
                своя   Фацелия?
                М. Пришвин


Фацелии цвет, фацелии цвет.
Не будет безмолвных и призрачных лет.
А будет жужжание пчёл у межи.
Скажи, меня любишь. Ты любишь, скажи?

Запутался ветер в тугих завитках,               
Открылись ресницы цветов. Просто так               
Со мной посиди, не разнимем мы рук. 
Не будет предчувствия долгих разлук.

От солнца сияют прожилки листков,
Проносится ласточка мимо стогов.
Откроются окна небесных даров,
И мы бесприютно шагнём за порог

Страны, где не будет разлук у межи.
Ты любишь? Скажи мне, ты любишь, скажи.
Забудется шелест отвергнутых лет.
Фацелии цвет, фацелии цвет.



***

Затем зелёных звёзд неведомая россыпь
Мерцает и манит неверностью светил,
Чтоб ты летел на звук, молил, искал на ощупь,
Движением слепца пространство ощутил.

Над бездною миров высокий дух витает.
«Малютка-жизнь», дыши и облачайся в слух.
Прислушайся, скрипит здесь лестница витая –
Вращение орбит преображает Бог.

Ступени, ре-минор, и Ориона светы,
И с ветки унесён кроваво-жёлтый лист.
Всё возвратится вспять и завершит заветы,
И будет звук ручья по-прежнему речист.

Крошится мел, доски расчерчено пространство,
Пунктиром обведён маршрут далёких звёзд.
А на земле царит всё то же постоянство –
Кленовый лист дрожит и завершает рост.

О, смертная душа, начертанные мелом,
Сотрутся письмена. Но жизни нет конца.
Так долог сердца путь во тьме осиротелой,
Так сердце ищет луч небесного Отца.