СПОЙ МНЕ МАТУШКА ПЕСНЮ СОЛОВЬИНУЮ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОСЕНЬ. ПОКРОВ. ДОМ МАТУШКИ. РАССТАВАНИЕ.
14 октября 1941 год.
Заплакала ива, над матушкой Волгой сиротливо, заплакала калина, алой гроздью ягод рисуя небосвод, и запоздалая осень, по узенькой тропинке, совсем неторопливо в долгий путь меня провожала у стареньких ворот. Шальная колдунья ночь нежно в себя впитала запах кучевых облаков, она свежей прохладой моё сердце напоила. Матушка, родная со мной простилась на Покров, и слезой разлуки горько землю окропила. Застенчивый месяц мадам звезду за тучку уволок, он ей на плечи набросил тёплую накидку. Я в душе безмолвно промолвил: - "До свидания, родной с детства, милый уголок", и напоследок закрыл, запорошенную инеем, замёрзшую калитку.
В безмолвие осенних хризантем, полуночный октябрь граф, на листве кудрявых берез рисовал свой взор, и скверная ночь, заняв королевский престол, мне на шею накинула свой небесный шарф. Матушка одинокая, стоя со свечой перед иконкой, отчаянно молила: - "Вернись сынок обратно в родную сторонку"! Осень вьюгой шумела в зале листопада, она словно в полумраке сада, метелью заметала мой отчий дом. В ночной комнате, где медленно догорала тусклая лампада, любимая матушка, печальным взором смотрела на семейный альбом. В уютной кухне одиноко топилась русская печь. Чайник на плите весело песни поёт, и где - то вдали мамина молитвенная речь, сына за собой зовёт. В доме монотонно тикают старинные часы, и благословенный ветер за окном, утолив сладкой истомой больную грусть, дарит матушке грустные сны. Я ей в душе безмолвно прошепчу: - "Вы знайте, матушка я к Вам когда - нибудь вернусь"!?
Я в раздумье о судьбе, брёл извилистой тропинкой, седой туман, вёл меня за руку, на промерзший, печальный перрон, и черная стая ворон мне в след махала золотистой косынкой. Угрюмая луна поэмы читала наизусть. Заунывная метель ласково напевала мне любви сонет. Я зовом печальной души в бездонное небо безмолвно прокричу: - "Вы, знайте, матушка, я к Вам вернусь в тот отчий край, где симфонией света брезжит утренний рассвет"! Давно стояли Покровские холода. Первый снег начинал морозом скрипеть. Путеводная звезда мне ласковым голосом шептала: - "Почему порой, так не-справедлива к нам судьба"?! Моя одинокая матушка песню, соловьиную снова будет петь, как бывала, пела мне в детские года:
"Спойте мне матушка песню соловьиную, о том, как на рассвете заплетали косы ивы, о том, как берёзы гребнем расчёсывали гривы, и как лихие кони мчались по степи, тихо пыль дорожную клубя. Спойте мне матушка песню лебединую, о том, как меня нежно согревали твои ладони, о том, как на закате играли сельские гармони, и как по русскому полюшку стелилась ковыль, ветром душу теребя".
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОСЕНЬ. ПОКРОВ. ДОМ МАТУШКИ. РАЗЛУКА.
14 октября 1945 год.
Стояли яблони в розовом снегу, украшая сад белой пеленой, и столетняя береза на продрогшем берегу, ветвями склонилась над речной водой. При-пудрил румяна предрассветный небосвод. Матушка родная, по имени Татьяна, меня встречала у стареньких ворот. Багровый рассвет нежно пробивался сквозь сетку кучевых облаков, он отрадным теплом Родины мою душу сполна напоил, и морозный праздник Покров белой слезой землю окропил. Бродяга месяц незаметно ночь за тучку уволок, и матушка, печальная сиюминутно стояла у заваленной ветром калитки: - "Простите матушка, наверно наступил мой срок, покинуть сердцу милый уголок, и подарить Вам горькую улыбку".
В прохладе увядших хризантем в одиночестве бродила мама, прижав к груди святую иконку, отчаянно молила: - "Вернись сынок обратно в родную сторонку". Метель звенела в сияние звездопада, она словно в полумраке сада снегом заметала мой дом в тишине. Рассвет. В комнате тускло горел торшер, и моя матушка, с тоской наедине, печальным взором смотрела на старинный шифоньер. В тёмном коридоре на столе догорала белая свеча, и фотография в пыльном альбоме наверно не сгоряча ворошила в памяти мамино горе. В доме неустанно тикали старинные часы. За окном жёлтый месяц, сладкой истомой в рассвет обернулся. Наступил холодный день. Липкий снег уже давно прошёл, и капель лилась с крыш на промокшее крыльцо, и седой почтальон из соседних деревень, прислал Вам моё печальное письмо: - "Простите матушка, я к Вам с фронта не вернулся, простите матушка, что я так рано из жизни ушёл".
Она с обвязанной на голове косынкой брела незнакомой тропинкой, и колдун туман спустил её за руку на промёрзший перрон, где глумилась черная стая пугливых ворон. Она шла неведомо куда, читая про себя молит-вы наизусть, и вечерняя метель снова запела свой печальный сонет: - "Вы не идите ко мне напрасно, я больше не вернусь в наш край, где мелодией света струится пламенный рассвет". Давно стояли, как и тогда, Покровские холода, и первый снег игриво падал на Ваши тонкие морщинки. Вы усталой рукой вытрете с глаз горькие слезинки, и тихим голосом спросите у путеводной звезды: - "Почему к нам так несправедлива судьба"?! В одиночестве полярной луны, Вы будете долго смотреть в бездонные небеса. Ночь. За окном ни звука. Мороз одолел Ваши белые руки, и Вы, спрятавшись под ветвями голых лип, поёте о том, как Ваш сын на войне погиб:
"Спойте мне матушка песню соловьиную, о том, как на рассвете заплетали косы ивы, о том, как берёзы гребнем расчёсывали гривы, и как лихие кони мчались по степи, тихо пыль дорожную клубя. Спойте мне матушка песню лебединую, о том, как меня нежно согревали твои ладони, о том, как на закате играли сельские гармони, и как по русскому полюшку стелилась ковыль, ветром душу теребя".