Дом мистера Уайтволла был самым красивым в субурбии. Это не мое сиюминутное суждение, это уже четвертый год подряд мнение авторитетного жюри конкурса "Самый Красивый Дом Округа Дримхилл", а это, уж поверьте мне, что-то да значит.
Каждый год, начиная с конца марта, во всякой уважающей себя семье начинались приготовления к конкурсу. С наступлением уикенда, отцы и их сыновья доставали из гаражей запылившиеся лестницы и забирались на крышу, выметая оттуда листву и прочий мусор, латая попутно дыры и выскребывая из щелей между черепичками землю. Отцы неизменно спрашивали сыновей о том, как у них обстоят дела с девчонками, а сыновья неизменно смущались, а потом выдумывали историю про невыдуманную слишком-хорошую-для-меня-девчонку, чтобы получить взамен одобряющую улыбку и похлопывание по плечу.
Матери и дочки окунали кисти в ведра с разведенными белилами и, начиная с разных сторон, возвращали бледному забору цвет ослепляющего пятна на небе в ясный летний полдень, а в конце, обойдя его по периметру, снова встречались у входа. И там дожидались мужчин, обсуждая что будет модно в следующем сезоне, а что модным быть перестанет.
По окончании таких мероприятий, направленных прежде всего на поддержание традиционных семейных ценностей, команды, под запах жарящихся на гриле сосисок, сидели на заднем дворе того же дома и обменивались любезностями относительно проделанной друг другом работы. Братья, конечно, подкалывали сестер. А папы и мамы (им еще может лет пять до кризиса среднего возраста) по-дружески тепло обнимались, довольные тем, из чего состояла их жизнь.
Уже совсем под вечер семьи ходили к соседям в гости. Тут уже отцы подкалывали других отцов, а братья защищали своих сестер от странных взглядов братьев из другой семьи, не забывая, впрочем пострелять глазками в сестер чужих. Мамы садились в глубине сада с баночками пива и о чем-то тихонько ворковали, изредка посматривая на своих мужей и посмеиваясь.
Потом начинались будни и все уезжали в город, кроме детей, хорошо сыгравших головную боль и жен-домохозяек на полной ставке. В следующие выходные в каждом втором доме устраивались гаражные распродажи, потом снова рабочие будни и так далее – жизнь шла своим чередом. Вернее чередом округа Дримхилл. Таков был порядок жизни всех обитателей субурбии, таковы были их общепринятые традиции и принципы.
Но мистер Уайтволл принимал любые конкурсы слишком близко к сердцу. Он жил один: дом в Дримхилле (мягко говоря не самом дешевом округе) был куплен на страховые деньги. Его жена и тринадцатилетняя дочь четыре года назад разбились на новехоньком автомобиле – отказали тормоза. Дальше судебные тяжбы. Как выяснилось, по халатности неустановленного лица, в партии машин был допущен заводской брак, связанный с плохо закрепленным тормозным тросиком. Много машин, не только той модели, отозвали на доработку. Больше, к счастью, никто не пострадал. Мистер Уайтволл не стал выискивать ответственного, очевидно существующего, но прикрываемого автомобильной корпорацией. Наверное, слишком ценный был сотрудник. Куча денег в качестве компенсации и вот он перебрался сюда.
Подготовку к конкурсу он, казалось, начинал уже на следующий день после окончания предыдущего. Целый год соседи наблюдали за тем, как он что-то подкрашивал, выкорчевывал и сажал, поливал и чистил. Он просто не оставлял шанса другим участникам конкурса. На первый взгляд его дом не отличался от других типовых сооружений района, но там, где у соседей была небольшая клумба с цветами – у него был целый сад. Когда соседи белили свой забор, мистер Уайтволл менял его целиком на новый. И так с каждой деталью дома и придомовой территории. Все дело в нюансах. Мистер Уайтволл, как бывший ученый, знал о нюансах все.
Особой гордостью считался фасад его дома. Сложно было понять чем, но он привлекал даже случайных людей. Например, когда молодая мама из дома напротив послала своим родителям фотокарточку, в конце ответного письма она прочитала: "... думать не смей о разводе. И все-таки, какой потрясающий фасад у вашего соседа!". На фотокарточке была маленькая девочка, задумчиво седлавшая розовый велосипед на фоне дома мистера Уайтволла.
Никто не общался с мистером Уайтволлом. Никто не бывал внутри его дома. Все попытки соседей завязать с ним контакт или позвать к себе заканчивались любезным, но отказом. Дети, которые обыкновенно весьма чутки до чудаков, регулярно исследовали все окна, но окна были завешаны толстыми, как в комнате с работающим диапроектором, шторами. Лишь раз в год мистер Уайтволл развешивал шторы – когда на пороге его дома оказывалось авторитетное жюри. Осмотр обычно длился не дольше пятнадцати минут. За это время небольшая толпа, состоящая из наиболее активных семей, следовавших за жюри, успевала рассмотреть в окнах большое количество дорогой кожаной мебели, последние модели телевизоров в каждой из пяти комнат, огромный холодильник и много картин и фотокарточек в изысканных рамах и простеньких рамках на стенах. Жюри, дружелюбно улыбаясь, уходило, а Мистер Уайтволл шел в дом и завешивал шторы еще на год. Потом он снимал огромные плакаты с обратной стороны окон, которые заказывал в конторе, занимающейся уличной рекламой. Мистер Уайтволл использовал огромные линзы, чтобы придать изображениям характерные искажения. Конечно, если бы плакаты висели целый год, то соседские ребятишки непременно бы заметили подвох, но за пятнадцать минут в суматохе никто не успевал ничего понять.
Так на что же пошли огромные страховые суммы, если не на шикарное внутренне убранство? Дело в том, что мистер Уайтволл использовал все свободное пространство своего дома как лабораторию. Начиная с момента въезда, он изготавливал бомбу. Сейчас она свисала на огромном крюке с потолка второго этажа, проходила через дыру в полу и почти касалась пола этажа первого. Мистер Уайтволл смял последний плакат (плакат изображал стену кухни; на ней, среди прочих, висела фотокарточка с одним мужчиной, одной женщиной и одной девочкой – все трое казались счастливыми) и бросил в угол к остальным. Дальше он подошел к бомбе и, поглаживая ее, прошептал: "Скоро, малышка, скоро...".
К следующему конкурсу бомба была полностью укомплектована и готова к взрыву. Собственное сердце подвело мистера Уайтволла: за день до конкурса он умер. Жюри долго и пафосно стучалось, им нужна была подпись и взнос в пять долларов за участие. Дверь не открылась. Принимая во внимание особый статус мистера Уайтволла, дом и придомовая территория которого служили так или иначе образцом для подражания всему округу, жюри закрыло глаза на допущенные участником отклонения от устава мероприятия.
На следующий день уполномоченный от жюри пришел за тем, чтобы передать мистеру Уайтволлу поздравления и приз за второе место. Возможно, если бы тот парень не был таким настырным и просто оставил приз на пороге, ничего бы не произошло. У него могло быть свидание с девушкой, он мог опаздывать на другую подработку, в конце концов он мог захотеть в туалет, но ничего из этого не случилось. Парень долбил кулаками в дверь, как ненормальный, пока наконец не дернул ручку, которая легко поддалась.
Людей эвакуировали. Бомбу обезвредили. А может мистер Уайтволл предусмотрел таймер, который время от времени нужно было сбрасывать, нажимая на какую-нибудь кнопку, чтобы не запустился другой таймер, отсчитывающий минуты до взрыва? Может под домом была зарыта еще одна бомба? Может он воскрес, этот мистер Уайтволл, или сумел пройти через смерть, превратившись в светящийся сгусток энергии, чистый разум, всесильный и бессмертный? Нет. Людей эвакуировали, а бомбу обезвредили.
Однако, мистер Уайтволл в какой-то степени добился своего: субурбия опустела. Стоимость жилья упала, но покупать здесь дом, после растиражированной радио и газетами истории об ученом психопате, построившим в своем доме чуть ли не атомную бомбу, не хотели даже бедняки. Вечеринка радушия, дружбы, любви и благоденствия, олицетворением которой был округ, оказалась испорчена. Земля заклеймена и закреплена в общественном сознании, как проклятая. А потом бахнул топливный кризис, и стало совсем грустно.
Мистер Уайтволл стал тем злым соседом, который приходит под утро, в момент, когда пик вечеринки уже почти прошел, но все еще весело; приходит и начинает портить всем настроение, рассказывая про то, что у него дочка не может заснуть, а у жены из-за громкой музыки разболелся зуб, "не могли бы вы выключить свою "музыку", а желательно вообще заткнуться, а то я вызову полицию и не поздоровиться вам, потому что по закону..." Когда музыка выключается, но включается свет, выясняется вдруг, что те, кто не заснул, уже отходят от алкоголя, а нового нет, и вообще уже поздно, ладно, давай, хорошо покутили, завтра на учебу/работу/на созвоне. Одним из таких утр и кончается беззаботная жизнь и свобода – основные компоненты молодости.