Пока целёхонько сукно,
и не примерены шинели,
ворвавшись в тусклое окно,
свет спрячет спину от шрапнели.
Стачаешь шов, затем другой,
не разорвать...
В туманной влаге,
где всякий видится роднёй,
а корни древние в овраге,
цепляясь за кусок земли,
так жаждут жизни окаянной!
Где мы корнями приросли
к земле, ещё обетованной.
Где дом – израилев ковчег
и рдяный голос бубенцовый,
там обретаем свой ночлег.
И стол. И хлеб. И Бога слово.