С Богом встретилась на днях. С настоящим таким, из плоти и крови, он даже приставать ко мне пытался. Красивый очень, высокий, с серыми глазами, крестик на шее болтается. Про чудеса разные рассказывал, про вид с вершины Эльбруса, про Заполярье, про медленные южные тени, про белые человеческие кости, про младенцев, про медведей и про танец планет. Я сидела заворожённая, а он человеческой улыбкой улыбался и гладил меня, котёнушную, по голове, – то ли муж, то ли отец небесный. Сонмище радостей в сердце вплывало, роились светлые пчёлы в голове, тянуло уснуть с ним и никогда не просыпаться, а он вставал за минуту до полуночи, поднимал меня и домой вёл – иди, говорит, большая моя и взрослая, спи. Я укладывалась в кровать и думала о нём, ворочаясь, что вот идёт он сейчас пешком по облакам, а над ним чистое, бесстекольное небо – ни пылинки, ни соринки на нём, льётся в глаза, забивает уши, синеватое, безумное, такое близкое, какое только во сне бывает. Он идёт и имя моё произносит – по буквам, смакуя, без задней мысли, просто потому что вспомнились ему эти наши с ним смешные минуты, земные, неуклюжие, спотыкающиеся одна об другую. Возводит он на это сумасшедшее небо свою мыльницу и головой качает – не заснять, не показать никому, будет только оттиск слепой – незапечатленная красота, неразделимая, её можно только в сердце носить и плакать от неё по ночам, просыпаться от её пронзительных уколов, вспоминать тишину, которая хлеще набата, когда кажется, что перепонки навсегда лопнули, и собственное безголосие, голость свою перед этим – себя самого перед собой самим, не докричаться. Как ты с этим справляешься, Бог? Я тебя за руку подержала – и спать не могу, плаваю в ушате вечности. Ты приходи иногда. Я тебе ботинки от снега почищу.