Тут можно кричать и никто не услышит,
Тут можно стучать и никто не придет.
Тут можно, поддавшись велению свыше,
Исполнить сеппуку у Спасских ворот
В беспечное утро при радостном ветре,
Простив даже то, что не можешь простить.
Раскинувшись на нулевом километре
На Красную плошадь себя отпустить.
Последнее сэйдза, распахнутый ворот,
Зажав вакидзаси, как кормчий весло.
Смотри на меня, белокаменный город!
Меня, как соринку, в твой глаз занесло.
Я стала позором, я стала героем,
Я новый январь, я вчерашний апрель.
Так пусть поливалки торжественным строем
Размоют по камню мою акварель.
Размоют по камню и годы, и думы,
И волосы в красном брусничном соку.
И, выйдя на шухер, патрульный угрюмый
Ладонь поднимает свою к козырьку,
Меня провожая последним салютом
В исконные воды московской реки
И я, как слезинки, роняю минуты,
И их подбирают за мной старики.