Летний день две тысячи седьмого года ничем не отличался от привычных жарких дней лета. В эти дни солнце, освободившееся после зимнего поста, и вернувшееся в кондиции за время весенних осадков, не жалея своих лучей вынуждает прохожих интенсивно вырабатывать ту влагу, что они употребили.
Двое парней на вид от четырнадцати до шестнадцати лет идут по улице пересекаемой другими улицами, будто полосами на шахматной доске, разделяющими черные и белые клетки.
- Насиб, этот дурачок чё там делает? - поинтересовался тот, что постарше, указывая на угол предстоящего квартала.
- Сидит, - ответил Насиб, старшая сестра которого продавала квас на том углу.
- Я-то вижу, что сидит, но он вымораживает меня уже. Твоя сестренка стоит, а он сидит на её стуле... - высказался Опакуджи, и заметив недоумение в глазах сопутствующего добавил - Не, если ты это нормальным считаешь, тогда я молчу.
- Не считаю, меня тоже бесит он со своей картошкой. Больше места нет как будто, чтобы торговать, - разошелся Насиб, подхватив негативный настрой в отношении того, кто поставил газель с картофелем для торговли, впритык с "Квасной" точкой.
- Ну пойдем п..ды дадим(побьём его) тогда ему.
- Пошли.
Опакуджи ускорил шаг, перешел дорогу и первым подошел к торгашу восседающему на пластиковом стуле, подобно Цезарю сидящему на троне.
- Салам алейкум, - обратился Опакуджи к ответчику, который был вдвое крупнее и старше него.
- Ваалейкум салам.
- Ты че тут делаешь? - не стал он тянуть кота за хвост.
- Не понял?! - возмутился ответчик.
- Этот стул поставили, чтоб девчонка на нем сидела, а ты тут что делаешь, я тебя спрашиваю?! - поддержал тон ответчика Опакуджи, ненароком заметив еще две более крупные цели, стоящие рядом с газелью, которые ему не хотелось бы замечать.
Черноволосый парень, с темноватым оттенком кожи, который говорит лишь о жизни на открытом солнце, или же намекает на какое то родство с тюрками, встал со стула и немного отошел в сторону, чтобы не привлекать внимания к беседе, после чего обратился к Опакуджи во всей изящности продемонстрировав своё красноречие.
- И че?
- В смысле и че? Ты поговорить хочешь? - настраивался Опакуджи на открытое проявление агрессии, чувствуя рядом поддержку, но недостаточно задетый наглостью ответчика.
- Ле, ты молодой, я не буду с тобой разговаривать, - сам того не подозревая подписался в своем приговоре ответчик.
Опакуджи был обрадован такому ответу, чувствуя за спиной дыхание двух довольно таки крупных противников, с которыми в случае чего шансы справиться были бы минимальными.
- Ровесника привести тебе?
- Да.
- Уверен?
- Да.
- Ну смотри, далеко не уходи, - с этими словами Опакуджи направился к взрослому и крупному боксеру с поселка, одного вида которого должно было бы хватить, чтобы противники пустились в бегство, но тот оказался после операции на родимое пятно.
Тогда раздосадованный Опакуджи зашел к другу, чтобы тот набрал своим старшим братьям, с которыми учился его брат, но один был в отъезде, а второй оказался на работе и его не стали беспокоить.
- А чего брата не позовешь? - обратился друг к Опакуджи.
- Ну, теперь будить придется.
Когда Опакуджи зашел домой, старший брат, одна бумага знает скольки кратный чемпион Дагестана по кик-боксингу, спал, развалившись на диване, как на райском облаке, поддуваемом сицилийскими ветрами.
- Брат.
- Что? - сонно ответил старший.
- Пойдем, там поговорить с одним надо, - неохотно выдавил из себя Опакуджи.
- А что случилось? - надевая обувь спросил брат.
- Да он где Насиба сестра должна сидеть уселся, я спрашиваю: "ты че тут делаешь", "ровесника приведи мне" - говорит.
- Понятно.
Немного позднее старший поздоровался с ответчиком и попросил его в сторону, после чего обратился:
- Что у вас случилось?
- Ниче.
- Это братишка мой младший, говорит ты...
- И че?
- На стуле сидишь, который для сест...
- И че?
- Ты не правильно разговариваешь, брат, - не заметив в противнике желания заключить разговор мирным путем, подметил старший, которому было чуть больше двадцати.
- И че?
- Давай туда отойдем, - указывая в сторону дворика рядом с мед.учреждением, который был подобием поселкового октагона, и находился через дорогу, предложил матадор.
- Пошли, - смело согласился ответчик, и подошел к двум товарищам, отложить телефон. Пытаясь доказать, что, если не умеет разговаривать, то драться-то он уж точно умеет, темненький мельтешил ногами, будто бык, притаптывающий землю перед "новильо", пытаясь запугать того еще до начала корриды, недвусмысленно намекая на предстоящую "ларго муэртэ".
- Смотри, я спортсмен, чтобы потом не было... - улыбнувшись проинформировал намечающегося противника старший.
- Я тоже боксер, - этими словами ответчик утвердил равенство не только визуальное, но и в опыте...
- И этих двоих позови с собой, - посоветовал старший ответчику.
Компания перешла через дорогу, где старший достал телефон, и набрал своему другу, Сайпудину(вымышленное имя). Чьей задачей было проследить, чтобы никто не вмешался в процесс...
Компания тем временем пополнилась мимо проходящим Рамазаном, ровесником Насиба с того же поселка.
Противники стали в стойку напротив друг друга. Стали в стойку...
Этим днем чистое безоблачное небо особенно привлекало внимание своим видом там, где оно как будто бы вступало в схватку своей голубизною с белыми пиками гор виднеющимися с любой точки города, что еще не успели оттаять. Тротуар под ногами, что привычно, был изрыт, разбит, пережеван и еще много чего... чего не должно быть с тротуаром. С одной стороны дворик был обособлен от улицы стеною трехэтажного здания, с другой воротами, за которыми был еще один небольшой дворик со своими стенами, а с третьей ромбообразной пяти миллиметровой проволокой, заграждающей чей то огород от непрошеного вторжения. Впритык к огороду стояла только одна машина - семерка белого цвета. Четвертая сторона была поворотом к въезду во двор. В дальнем углу прямоугольника уличный кот не привлекая к себе внимания поедал пойманного им голубя, решив про себя, что раз уж его не трогают, то и он никого обижать не будет в своем дворе.
Но самым интересным, что происходило в эти пять секунд бездейственного противостояния, были мысли младшего брата, бегущею строкою штурмовавшие пределы его сознания:
"Этот Гагарин в космос не собирается, да?" - "Да в..би(ударь) ты ему уже." - "Ну, давай, ну... сделай это." - "Ударь его, б..." - "Чего ты возишься с ним, как с невестой???" - "О, девушка из окна, ты такая красивая, дай да мне свой номер." - "За...ал(надоел)"
Последняя мысль автоматически привела в движение ноги младшего, он подбежал к ответчику, и нанес удар с боку, или сзади, сдавив в себе, из за присутствия старшего брата, стремящееся наружу: "На тебе Ресибьендо!". Противник остался стоять на ногах, но после пропущенного удара был смят под себя старшим.
Пока удивленный Опакуджи пытался вспомнить, когда его старший брат научился бороться, в его сторону выдвинулись те двое из компании ответчика, что были покрупнее.
Отступая младший запнулся на мысли: "А с этими что делать?", но был прикрыт Сайпудином отдернувшим одного из наступающих за руку, и вызвавшим огонь на себя фразой: "молодого не трогай.".
Тьма еще не успела сгуститься, поэтому единственным, что помешало Сайпудину нанести точный удар, была нога оступившаяся на сельской рытвине в городском тротуаре. Пытаясь устоять на ногах он невольно стал отходить, пока не почувствовал за спиною сетку, в которую был позднее вдавлен, где двое парней, чьи движения скованны опоясавшей их проволокой, скорее будут обниматься, нежели наносить удары друг по другу, чувствуя за спиной возможное негодование хозяина семерки, скрывающей их действия от подробного описания.
В то время как один из наступавших был удостоен чести дотронуться до своей цели, второй был немного задержан в пути.
Это Опакуджи пораженный мыслью, что из за него сейчас двое амбалов будут бить боксера вдвое уступающего формами любому из них, подбежал к нему сзади, и не зная, что делать дальше, подкинул на бедро поворачивающегося противника.
Хоть Опакуджи на тот момент и не отрабатывал этого приема, и даже не замышлял его исполнить, это был иппон.
Амбал падал на спину немного подрагивая ногами в полете, как будто бы прощаясь с любимым солнцем. Правда, как только Младший стал забираться на своего противника, он почувствовал, как увесистая рука в одиночку загребает его под себя, поэтому тут же отскочил. Приняв, что сам не в состоянии справиться с подобной проблемой, он решил помочь Старшему, чтобы тот быстрее освободился.
Пока его предыдущий противник вставал с земли, Опакуджи уже успел взять разбег "как у Карлоса". Останавливаемый криком брата: "Не бей!", но тут же спрятавшим голову, так как младший мог не по той голове попасть, Опакуджи нанес удар прямо "в девяточку". "Хорош, аж нога заболела" - подумал младший про себя, краем глаза заметив, что старший брат вместо того, чтобы добить своего противника, ведет с ним воспитательную беседу, когда второй из тех темненьких, что были покрупнее, уже добрался до места, где между сеткой и машиной тушею его компаньона был придавлен Сайпудин.
Без каких либо мыслей младший подбежал к этому блуждающему атому наконец то достигшему своей цели, и обхватил его за пояс, чтобы отвлечь внимание на себя.
Конечно, он бы и рад подкинуть того еще разочек, чтобы после ходить с приподнятым подбородком, подобно герою из древних мифов, но ему не достает на это сил.
После пары ударов пропущенных по ребрам.., сдавленный, но еще стоящий на ногах Опакуджи слышит крик: "Молодого не бей!". Это Насиб и Рамазан залезли на капот машины, и схватив блуждающего за волосы, наносили четырнадцатилетние удары по взрослому, но охамевшему лицу.А позднее появится подкрепление в виде миарсинцев. Решив, что Сайпудина били вдвоем, а младшие были всего лишь наблюдателями, эти рохирримы просто пробегутся по противникам.
Тем временем остатки от недоеденного голубя с жадностью поглощаются червями, чьим носителем он когда-то был, и единственное что движет ими, это самолюбование падали.
На следующий день, проходящий мимо "Квасной точки" Опакуджи будет остановлен кем то из старших для вчерашних противников, приехавшим разобраться в случившейся ситуации, со словами:
- Салам алейкум, ты смотрящий да тут?
Это слово понравилось в своем корне Опакуджи, хоть он и до сих пор толком не понимает его значения, поэтому он ответил:
- Да.
А со словами:"Ну вот, смотри.", бородатый крупный мужчина лет тридцати, достал скомканный носовой платок из внутреннего кармана легкой куртки, надетой в ветреный день. Опакуджи решил, что тот сейчас будет высмаркиваться, но после того, как платок был развернут, в нем можно было различить пистолет Макарова(могу ошибаться, не суть).
Пистолет... Две стихии представляющие его сознание вступили в противостояние от испытываемого им ужаса.
"У него писталет. Караул!" - "Спасите." - "Он показал кадету писталет!" - бегущая строка мыслей тут же возникла в его светлой голове.
Вода и ветер стали зачинщиками шторма. Гром... Буря... Молнии... Это два волка спорили между собой. Ангел и Демон грызлись в безудержной словесной перепалке.
Два ангела, Ракиб и Атид не знали, что им предстоит записать, трусливое, но праведное бегство, или же смелое, но греховное погружение металлического объекта в чью то пищеварительную систему.
Не согласный ни с кем из них Опакуджи выбрал третий вариант.
"Хорошо хоть ПЗРК "Верба" из трусов не вытащил" - подумал он, но ответил:
- Красивый... А у меня базука на чердаке лежит, показать? - вспомнил пару часов лежавшую на соседском чердаке разовую трубу Опакуджи, найденную детьми на месте боестолкновения, и выброшенную старшим братом, который везде должен был внести свою лепту.
- Нет, не надо. Но смотри, такого чтоб больше не было, парень сейчас в больнице лежит из за вас.
- Ладно.
Довольный своею дипломатической победой, взрослый мужчина остался стоять на месте, в то время как поверженный и запуганный Опакуджи продолжил свой путь.
P.s. Мои искренние соболезнования читателю, в связи с возможными ошибками в тексте, так как он еще не был редактирован.