В застенчивой глуби межлистной
Таится дух лесной подобный савану.
Крадется талым сном по листьям прошлогодним
Взвесь тумана; в его одежде чистой
Тайны нет: он ногу придает капкану
Страха. Становясь земле угодным,
Земле, что примет телом и душой
Заблудшего в тенета мрачной чащи.
Собою будь; будь праведно большой
Как человек, у Бога поищи
Звезду надежды во тумане грез
При сотворении лепного мирозданья
И души твоей, тут спящей меж коряжих
Вьющихся стволов — не зная оных слез
Тебя что будто ищут во сумраке лепном дерзанья
Ползти межлиственно в поганом росте.
К свету. К свету? К свету!
Ты медленно осокой жути отер лицо:
В ладони спазм души самой, молящей в простоте
Да бессловесно о судьбе Творца... но нету.
Счастья высказать надежду. Крещендо
Памяти о самом сущем — восстает
Из глубины сердечной и обильной
Тобою лишь, нечаянно заблудшим.
И Бог тут над тобою — мысли вьет.
Душа становится промеж затишья сильной,
Поскольку век твой ныне не прейдет
Средь этих тьмою вьющих древ
Сад странный и потусторонний, чёрт
С ним, — сбирая мысленный посев
Для блага вящего, уходишь прочь.
Души отъявленная мочь
Идет тут за тобой и грезит.
Душа — постели этой дочь,
Что соткана туманом жути.
И Бог тебе уже нахмуренно грозит.
Иль черт то? Да ногою в кочь.
За воздух тяжкий выдранной рукой. Пусти.
Сугубо между шагом хрупким тает мох.
Идти совсем ничуть — должно быть.
Ты раскрываешь истово глаза свои:
Стоит над миром пняво кряжий бог;
И мыслью начинаешь мимо плыть...
И ноги тут как сваи.
Пусти же чаща, нет мне тут конца.
Я не могу тут лечь и стать травою...
Как будто из листвы гниющей часть лица
Храня уж мертвой и бесследной головою...