Облака, как далёкие горы встают,
Строя выше и выше уступы вершин.
В этом пасмурном, скучном, равнинном краю
Тот уже господин, кто подрос на аршин.
Здесь никто и не видел такой высоты,
Появившейся вдруг не по воле людской,
Громоздятся утёсы белы и чисты
Над Большой Разночинной и Малой Морской.
Я хотел бы карабкаться в этих снегах,
Опирая о зыбкую твердь альпеншток,
Чтобы мой высоты недолеченный страх,
Ослабев, улетал, как осенний листок.
К этим пикам холодным шажок за шажком
Пролагать незаметно извилистый путь,
Для того, чтобы прямо из неба потом
На распластанный город спокойно взглянуть.
Не на миг, под крутым самолётным крылом
Ухватить его крыш недомытый паркет,
Куполов полукружья каналов излом,
Телевышки упёршейся в небо скелет,
А спокойно за каждый проулком следить
И попробовать каждый тупик на зубок,
Неразумной судьбы узловатую нить
За изгибом изгиб собирая в клубок.
Здесь мальцом я барахтался в талом снегу,
Возле этого дома с букетом стоял,
Там студентку, смеясь, целовал на бегу,
Тут по скверу слонялся и слёзы ронял.
Различить не удастся уже ни следа,
Заменили асфальт, скрыла землю трава,
Шлифовала мой путь дождевая вода,
И по капле в залив уносила Нева.
Горожанин какой-нибудь вскинет глаза,
Лишь на миг от брусчатки свой взор отклоня,
Краем глаза, в котором застыла слеза,
Чёрной точкой на бело увидит меня,
Отвернётся, забудет, а ночью ветра
Пронесутся по небу ордой кочевой.
Неба синего лист развернётся с утра,
А на нём ни помарок, ни черт, ничего.