Разговор с бутылью

Георгий Томберг
Как-то однажды, при приведении в порядок каморок, каморочек, бесхозных отсеков, наше начальство обнаружило складик древних химреактивов в вентиляционной на четвёртом этаже нашей богадельни.
Богадельня – это шестиэтажное здание в девять этажей… Проще сказать, высотой в девять стандартных этажей, а наших этажей в нём помещалось шесть, да ещё техэтаж с мощными вентиляторами, обеспечивавшими тягой вытяжные шкафы лабораторий. В здании находился Научно-технический центр завода. В этом НеТоЦэ я работал в должности ведущего инженера-химика. Хорошая работа, умная. Но, как потом решили в Москве, на фиг ненужная. В Москве помещается голова компании, в которую входит наш завод. Задача головы – жить в Москве по-московски за счёт неудачников, живущих в провинции. Ну, да хватит об этом!
Так вот, камера забора наружного воздуха для мощного вентилятора приточной тяги… Так, щель метр на три-четыре. На полу в ряд выстроились разнокалиберные бутыли, бутылки и банки. И среди них – «перекись бензоила» - прочитал начальник.
- И похоже, стоит аж с 80-х.
М-да… Тротиловый эквивалент этого удовольствия 0,1, однако, помещённый в 20-литровую бутыль… Я поёжился.
- Убирать всё равно надо.
- Конечно - подтвердил начальник.
- Тогда в обед, когда из соседних комнат разойдутся, попробую вынуть немного для проверки.
- Только осторожно – говорит начальник, хотя, конечно, понимает, что хвостик у меня и так очень мелко дрожит, – не взбаламуть, чтобы трения поменьше было.
И мы вышли из вентиляторной.

Так. 20 литров гранул перекисной гадости, залитой каким-то тяжёлым углеводородом. Вроде бы должно флегмизировать, то есть сделать менее чувствительной ко всяким там трениям, ударам и прикосновением, однако… Химия есть химия и её сюрпризы иногда оказываются последними в жизни.
Перво-наперво взять пробу. Потом определить, жива ли перекись и насколько опасна. И после разработать метод нейтрализации, да и провести саму нейтрализацию. Совсем немного.
Взять пробу… Так или иначе, а трения не избежать. Чем взять? Стаканчиком, конечно, таким маленьким стаканчиком, миллилитров на 50. Должно хватить. Закрепить его на конце стержня... Плавно опустить. Аккуратно, без рывков, мягко зачерпнуть растворитель вместе с гранулятом… Вынуть.
Ну, с Богом!

Бутыль спокойно отдала первые 50 миллилитров своего коварства. Живой.
В лаборатории при поджигании перекись благополучно рванула. Умеренное трение на неё не подействовало, сильное не пробовали. Но кто знает, как поведёт себя остальная масса!
Но главное на сейчас ясно – бутыль можно перенести, осторожно, конечно, но перенести. Хотя риск есть, и риск неизвестной величины. Двух кило тротилового эквивалента с лихвой хватит для заупокойной музыки, ещё хуже, если не сразу или не до смерти. А делать всё равно надо. Так оставить – кто-нибудь нечаянно попадёт под такую раздачу. Я-то хоть знаю, с чем имею дело.

Вдвоём с коллегой аккуратно перетащили бутыль из воздухозаборной камеры в вентиляционную, поставили на пол.
- На лифте?
- Конечно. Только, Алексей, поставим бутыль в лифт и отправим его наверх, не входя. Кто-то должен стоят наверху, дождаться лифта и держать его, пока другой не подойдёт.
Наверху, на «нашем» шестом этаже была душевая, давно не использовавшаяся по назначению. Но там была вода и – главное – слив.
Предварительными опытами отработали способ нейтрализации перекиси. Он, вообще-то известен – щёлочью. Но просто водный раствор плохо смачивает гранулы, пропитанные к тому же углеводородом (деканом, что ли?). Пришлось щёлочь разбавлять изопропиловым спиртом, тогда реакция шла достаточно быстро и спокойно.
Поставили бутыль в лифт. Стоит себе такая безобидная бутыль. В деревнях в таких бутылях брагу готовят да самогон хранят. Бывал, пивал… А тут – как тот немецкий снаряд, что на украинском поле нашёл и сдуру взял на руки. И положить уже нельзя, потому как у края дороги. Взял – неси туда, где он никого не поймает. Тогда обошлось, правда, сапёры приехали аж через неделю, да на обратную дорогу бензин с председателя сельсовета вытрясли – своего у них «было в один конец». Лапша, наверное, но делать нечего, на дворе был 93-й год.
Нажал на кнопку, лифт поехал, а я пошёл наверх. Не спеша пошёл, чтобы дыхание не сбить – красавицу ещё нести надо плавно, без рывков. Плавно поднять и плавно поставить. Как снаряд. Как дремлющую смерть. Или хуже – недобитым. А, да что тут сопли разводить! Не до того. Профессионалы мы или нет? Химики!
Контузия у меня уже была – когда «разоружали» друга нашего, не к месту и не ко времени вдруг увлёкшегося синтезом нехороших веществ. Дано это было, в 77-м, кажется…
Собрал я тогда всё, что у него было в стальную ампулу из хроматографического баллончика. Баллончик на 100 миллилитров, да на 150 атмосфер, когда-то хранил в себе эталонный газ для сравнения. А сейчас, со спиленным вентилем принимает в себя всякую взрывчатую гадость. Настроение у меня было тогда… безразличное. Хотя и тогда тоже знал, с чем дело имею. Вон, друг-синтезатор смылся из фотолаборатории, страшно стало. А мне… Тогда как-то особо и жить не хотелось.
Это уже лишнее. Зачеркнуть.
В общем, на пустынном месте протащили мы баллончик на стальной проволочке через костёр. Хорошо бахнуло. Но контузию я получил раньше – когда смёл остатки случайно просыпанного порошка в газетку, завернул её в другую, скрепил комок изолентой, поджёг и сбросил с пятого этажа, на котором располагалась студенческая фотолаборатория, на нехоженый газон перед общагой. По газону никто и никогда не ходил и был он достаточно широк.
Комок упал и потух. Мне стало обидно, отчего – сам не знаю. Вышел, склонился над комочком, поджёг… Отойти не успел. Огнём ударило по глазам, страшным лопающимся звуком – по ушам… Там и порошка-то на десятую долю грамма было, а поди ж ты…
Глаза уцелели, а вот слух восстановился только часа через два. Голова гудела неделю.
Химики…

И вот стоит эта стекляшка посреди душевой и я с ней один на один.
«Рванёшь?»
«Может быть» - голос чудится тихим, спокойным, чуть насмешливым.
«Сколько тебя можно взять за раз?»
«Сам узнаешь» - засмеялся голос. Стеклянный такой, нехороший.
«И сколько же мне с тобой возиться?»
Тут голос ничего не ответил, только превратился в беззвучный весёлый хохот.
Ладно, мы всё равно сильнее. Мы химики.

Первая порция была скромной – граммов 100. Нейтрализована.
Потом 200. Нейтрализована.
Обнаглели-расхрабрились, стали брать по 500 и уже на в одиночку, а вдвоём.
Вечером за полчаса до ухода отбираем порцию, заливаем спиртовой щёлочью, утром, по приходу – выливаем раствор в канализацию, разбавляя чудовищной долей воды.
С каждым разом стеклянный голос становился всё тише, тише… К концу месяца бутыль опустела и замолчала.
Вынесли мы пустую бутыль на улицу, в контейнер, шмякнули ей там железкой по боку, только звонко вскрикнула она и успокоилась навсегда.
А на улице весна, ручьи текут, птички поют…
И жить хорошо!