Взбивает Селена на простынях темно-синих
тугие подушки из облаков седоглавых,
маяк во Вселенной – уставший за день Светильник,
неспешно потушит, и улыбнётся лукаво,
и в мире нетленном замрёт – всё, ладно и чинно.
Одна канарейка, закон, видно, ей не писан,
в притихшей гостиной по клетке мечется, скачет,
то пискнет затейно, то вниз головой повиснет,
без веской причины поёт, отчаянно плачет:
«Мадейра*! Мадейра – моя былая Отчизна!»
– Ах, глупая птица! Чего ж ей не спится, дурёхе? –
вздохнёт утомлённо седой денщик при обходе.
– То ль хочешь водицы? Иль крошки свежей лепёхи?
Тебе ли рождённой в неволе петь о свободе?
И, как говорится, что хорошо – то не плохо.
Накинет на клетку поверху два полотенца.
И смолкнет в гостиной шальное птичье вибрато.
Подмечено метко, незаурядное сердце –
один воедино сравнимо с птицей крылатой.
Подмечено метко… А песнь хороша – если вместе...
Пригрезятся смутно, и станет душевной отрадой
чудной канарейке полёты по небу со стаей.
Ты только не путай - стайное чувство со стадным.
Попробуй, преодолей-ка препоны, сужденья и крайность.
Как все – быть не трудно.
Собой? Одиноко-накладно.
Маяк во Вселенной – к утру отдохнувший Светильник,
проснётся.
«Мадейра!» - споёт желтопёрое сердце.
Взлетит дерзновенно: Тиль-тиль, тили-тиль, тили-тили…
и песнь канарейки подхватят единоверцы.
А в небе Селена на простынях темно-синих
взбивает подушки…
--------
*канарейка – в диком состоянии эта птичка населяет
архипелаги Канарских и Азорских островов,
а также самого большого острова Мадейра.