Мчатся чёрные кибитки,
тракт к Москве ведёт на юг,
кони, вымокнув до нитки,
покидают Петербург.
Кто в пути отраду ищет,
кто, ворча, по службе мчит,
кто, как умница Радищев, (*1)
написать поэму тщит...
Сколько было их, не знаю,
только думаю о том,
каждый раз столбы считая,
мчась в вагоне голубом.
Тарантасов и кибиток
век почти уж позабыт,
сверхшустёр, красив и прыток
по путям «Сапсан» летит.
Только так же ёлок свечки
в небо тянут фитили,
и кудрявые овечки
на небесный луг легли.
Мне привычная дорожка,
заоконное кино,
фантазирую немножко,
коль уснуть не суждено.
Словно повести начало,
речка, мост – один пролёт;
мимо Тосно простучало,
дальше лес и тьма болот.
Тосна-речка тонкой ниткой,
что из мшинской родовы,
скоро в левую калитку
постучится у Невы...
Думай-думай, не представить:
сколько жизни у реки!
Вот бы мне... а что поправить?
Промелькнули Ушаки.
Тут же Рябовские дачи,
размышлений новый ток,
а вагон уж дальше скачет,
машинист даёт свисток.
Мысль, как шаль кашмирской ткани,
невесома и длинна,
дотянулась до Любани,
Слева-справа – старина.
Вот вокзал старинной кладки,
И пути, как есть в порядке
с николаевских времён...
...Константин Андреич Тон. (*2)
Поудобней в изголовье,
Смяв, подушку положил,
И фантазий предисловье
сим моментом завершил.
От Любани, от Любани
вскачь до Чудовой Луки,
кони трактом мчали сани,
и дремали седоки...
Вот и я чуть-чуть забылся,
полчаса на перегон;
поскрипев, остановился,
словно замер, мой вагон.
Глянул – Чудово, вестимо,
Боже, виданный стократ...
Волхов воды катит мимо,
русским рекам витязь-брат.
Новгородский дух я чую,
шумный взлёт утиных стай, -
вот сойду и заночую,
– Что, Некрасов-друг, встречай! (*3)
Гостю, может, были б рады,
С гаком век назад случись,
Не узнаешь... Скоро – Гряды.
Кони снова понеслись.
В Малой Вишере вишнёвым
цветом выкрашен пейзаж,
и вокзал вишнёво-новый
дополняет антураж.
Город малый честь и славу
превеликие добыл:
фрица, что напал кроваво,
в сорок первом победил. (*4)
О войне сказать минувшей
возле Вишеры реки
нам смогли бы (сядь и слушай)
ручейки да бугорки.
Колотил остервенело
в двери кованый сапог...
Маловишерское дело:
дверью – в лоб!.. и – на замок.
Поезд вёрсты вновь съедает,
аппетит надёжно прост.
Впереди вода сверкает,
пролетаем Мстинский мост.
Мста-чернавушка, девица, (*5)
ты бежишь, а путь далёк;
Ильмень ждёт твоей водицы
там, где Волхова исток.
Что-то думы одолели,
а о чём, поди, спроси...
Испокон об этом пели
люди северной Руси.
Не жирна в деревне пашня,
всё суглинок да подзол.
Не сердись на день вчерашний,
слава Богу, что прошёл.
Новый день, другое дело,
и в лугах трава сладка;
невод, чёлн – а ну-ка смело:
рыбой полнится река.
Стук да стук, внезапны стыки,
думы прерванный мотив...
Веселитесь, горемыки!
Мчит вперёд локомотив.
Подстаканники да ложки
звяк-позвяк... разносят чай.
Под Окуловкой дорожки
все ведут нас на Валдай.
Починяясь светофору,
остановки кончен миг,
почитай, что едем в гору,
до макушки напрямик.
Не Алтай и не Карпаты,
не достанет облаков;
тем и радо, чем богато,
порожденье ледников.
Реки, речки и речушки
по Валдаю без труда
потекли с его макушки,
разбегаясь, кто куда.
Те – на запад устремились:
вот вам наши родники -
глаз русалочьих светились
в них, мерцая, огоньки.
Этим – бог водораздела
хитроумный Водолей
на востоке справил дело:
– Вам бежать среди полей!
– Ты на юг, – сказал он Волге,
– у Казани повернёшь,
вольно течь тебе и долго!..
Мой читатель! Ты поймёшь:
с детства реки обожаю!
Вся-то жизнь на берегу,
и – пишу, перо сжимая,
удержаться не могу.
Поезд медлит ход. Угловка.
Вот посёлок, дальше лес.
Нет, не делал остановки
Невский прежде здесь Экспресс. (*6)
Лишь однажды... Сердце стынет.
А фантазии страшат:
как вагоны путь крушили
восемь лет тому назад...
Боль сейчас свежа, как прежде,
взгляд бросаю под откос:
к жизни светлой есть надежда
в стайках выросших берёз.
Березайка будет скоро.
Улыбнуться, только где ж...
Поезд фирменный "Аврора" –
Страх крушенья – тоже свеж. (*7)
Ждёшь покоя, но – другое
состоянье у дверей...
Прибываем в Бологое –
перекрёсток трёх путей.
Как струна, натянут первый
тетивой меж двух столиц.
Отчего не дремлют нервы,
дрожь откуда у ресниц?
Это труднообъяснимо...
Но, читатель дорогой,
проезжаю нынче мимо
путь в Иваново – второй.
Он знаком не понаслышке:
столько ездить – как не знать?
Каждым летом мне, мальчишке,
посчастливилось бывать.
А потом и жить немного,
перейдя в десятый класс.
К маме с папою дорога...
Там душа моя сейчас.
Третий путь на Псков и Луки,
две железных колеи,
словно вытянуты руки
до границ родной земли.
...С паровозом где-то рядом (*8)
прогуляться есть резон,
ведь размяться тоже надо,
терпеливо ждёт вагон.
Благо, благовест, благое –
всё соответствует окрест;
впечатление такое,
что я сам из этих мест.
И уже в купе, покуда
влево двинулся вокзал,
мне явилася причуда:
тверичом себя назвал.
А потом засомневался
бологоевкий земляк,
тверичанином назвался
тверитянинский тверяк!
"Бологое иль Поповка?" –
словно кто-то вдруг спросил.
Маршаком довольно ловко
я себя развеселил.
...Ну, спасибо, Самуил!
Перелистнута страница,
слышу... будто бубенцы...
с экипажем тройка мчится,
пыль клубя во все концы.
А вокруг земля тверская
в жемчугах озёрных бус,
колыбель речного рая,
Волги с Балтикой союз. (*9)
Засмотрелся, замечтался
пассажир, и вдруг гудок
неожиданно раздался:
вот вам – Вышний Волочок.
От Тверцы до Цны здесь близко,
процветай торговый путь!
Ход истории российской
Пётр вершил – не кто-нибудь...
Век иной на рельсы-шпалы
встал, качнулся, побежал...
Эх! А я бы вдоль каналов
древний волок поискал...
Скандинавы и словене,
барышом манил Восток;
Память сотен поколений –
имя Вышний Волочок.
Дальше Спирово, посёлок,
не велик, не знаменит;
герб – густая зелень ёлок,
лук, и печь внизу горит. (*10)
Стеклодув здесь каждый пятый,
это раньше, но теперь...
Нет, ни в чём не виноваты,
спировчане едут в Тверь.
Печь затушена, и впору
новый герб нарисовать,
вместо споров-разговоров
с книжкой доброй выживать. (*11)
Называют Верхневолжьем
край, что впрямь неповторим,
я стою с сердечной дрожью
на коленях перед ним.
А в ручье Волговерховья,
тонкой струйкой, свят-свят-свят,
не скопив, поди, грехов я,
окропился бы до пят.
Волги-матушки водица
протечёт по всей Руси.
Здесь легко, светло молиться:
– Милуй, Боже, и спаси...
Рядом сказочный Осташков,
птица-чайка кажет путь,
Селигеровым барашкам
брызги-кудри верть да круть.
Сон – три взмаха крыльев птицы,
но мечтательно глубок:
Пустынь Нилова мне снится,
Торопец, Зубцов, Торжок...
Плавный-ровный ход вагона
убаюкал, наконец.
Вдруг, на краешке перрона -
кто?.. Калашников-купец!
Кровь на шее – Божья сила! –,
сам могуч, и взгляд горяч.
Видно, память зацепила
песни лермонтовской плач. (*12)
Шутка сна необъяснима,
изучай хоть сотню лет...
Что? Калашниково? Мимо?
«Скорым» здесь – зелёный свет.
И "зелёный" в Лихославле –
словно замер светофор.
Город чем "лихим" ославлен,
неизвестно до сих пор.
Всех легенд насчёт названья
я припомнить не успел,
пронеслось вокзала зданье
в автономии карел. (*13)
Лихославль у них – столица,
здесь карелы триста лет,
в край тверской переселиться
вынуждал захватчик-швед.
Всех смешали вихри-ветры:
где какой народ теперь?
А тверские километры
мчат под горку в город Тверь.
Тверь! Кому-то был Калинин
мил, но, правда... извини –
споры все давно остыли,
мы живём в иные дни.
Наконец-то колоннаду
вдоль вокзала ловит взгляд.
Эй, кому размяться надо,
выходите на парад!
Кто налево, я – направо
под вокзальным козырьком
вдоль застывшего состава:
вам такой парад знаком.
А чугунные колонны,
как гвардейцы, строго в ряд –
я на них смотрю влюблённо –
браво, браво, как стоят!
Только вот что огорчает,
не держу от вас секрет:
в шутку звался тверичанин,
не тверской я всё ж поэт.
Путник, гость минут на двадцать,
для знакомства краткий миг,
где уж пробовать-пытаться,
чтоб я в Тверь душой проник.
Стих души моей, в конверте
ты лети в Великий Псков.
Тверь прославят пусть Дементьев,
Редькин, Львов и Рысенков... (*14)
Тверь и Волгой мне приятна -
этим родственна, клянусь.
В мыслях вспомню многократно
и Крылову поклонюсь. (*15)
– По вагонам, – слышу вскоре:
проводник зовёт своих.
Мне осталось пять историй,
и закончен будет стих.
Может, пусть – штрихов всего лишь,
что очерчены в пути...
Дальше едем, не догонишь!
– Вам чайку не принести?
С денег сдачу мне вернула,
сахар в чай кладу двойной...
– Что за станция мелькнула?
– Это Редкино, родной...
Уж сроднились россияне...
– Что в ней редкого?
– Да вот:
избы ставили крестьяне
на горушках средь болот.
Рядом – места маловато,
значит, редко – дом, другой.
но зато другим богато:
край издревле – торфяной!
– Вот как? Верное названье!
Много слышал и читал:
ждёт заслуженно признанья
торф, наш русский капитал.
Также клюква и черника,
и морошка – цвет янтарь!
на болото, внук, сходи-ка,
как деды и бабки встарь...
Эдак памяток-фантазий
в голове навеян рой –
настроенье бы не сглазить,
путешествия герой...
Вдруг болота поменяла
за окном морская гладь,
настроенью в лад настала
красотища-благодать!
Море слева, море справа, (*16)
поезд мчится посреди;
эх, Россиюшка-держава,
сколь чудес-то впереди!
И смотрю, не отрываясь,
по волнам скользит мой взор;
вслух, и громко, восхищаюсь:
– Как величествен простор!
Проводник: – По дамбе едем,
километров, может, пять.
Вы разбудите соседей,
разве можно так кричать...
– Извините, не сдержался,
зависть белая берёт...
Был бы местным, тут остался,
повезло, кто здесь живёт.
– Это в точку вы сказали,
кто живет здесь, очень крут...
Вы в Завидово бывали? (*17)
Скоро будем – семь минут.
Остановки нет, конечно,
да и что с неё возьмёшь?
Пронесётся мимо встречный...
Хочешь в рай, да не сойдёшь.
Есть о чём подумать снова
под шуршание колёс,
иль забыться – что такого,
с дрёмой встретиться всерьёз...
А, проснувшись, оказаться
в подмосковной стороне
и с Чайковским повстречаться –
город Клин! Но стыдно мне...
Не доехал, не добрался,
не сподобился почтить, (*18)
хоть мечтал и собирался.
Я прошу меня простить.
Здесь, в тиши равнин и рощиц
побродить вдоль малых рек,
где душа поёт, не ропщет,
где спокоен человек.
Здесь – под натиском таланта,
Пётр Ильич, избранник, маг...
"Чародейка", "Иоланта" –
не наслушаться никак...
Здесь – мне "Пиковая дама"
вдруг раскроет свой секрет;
но, любуясь панорамой,
я пойму – секретов нет.
"Манфред", "Гамлет", "Черевички",
и "Щелкунчик" – всех не счесть!
... Шум московской электрички,
что поделать – тоже здесь.
А в душе каскад мелодий,
не спеши, вагон, постой...
Но звучит прощанье (вроде)
из симфонии Шестой.
Ничего, разлуки горстка
истончится, дай лишь срок,
хватит до Солнечногорска...
Мчим в геройский городок!
В сорок первом, невозможном,
здесь, на Солнечной Горе...
Бойня! Нам представить сложно
те сраженья в декабре.
Враг клешнёй в округу впился,
бронирован и спесив,
окружить Москву стремился,
но отполз, едва ли жив. (*19)
Почему? Спроси Солдата –
рядом, в Крюково стоит.
С верным другом автоматом
сон друзей своих хранит. (*20)
В полевой военной форме,
крепок бронзовый металл...
...Я от крюковской платформы
каждый раз смотрел и ждал,
если снова ехал мимо
(только б кто не заслонил):
видеть – мне необходимо;
смог бы – вышел и спросил...
Впрочем... песня выручает.
Кто-то тихо запоёт,
как в окопах погибает,
как погиб бессмертный взвод. (*21)
Словно реквием, волнует
светлый фрадкинский мотив.
Вдруг гудок даёт, ликуя,
красный наш локомотив.
Пусть с рожденья он железный,
Всё же – конь – как ни крути...
Сомневаться бесполезно –
чует, где конец пути.
Всё тесней, живей дорога,
вдоль – построек ряд сплошной,
в предвкушеньи эпилога
мыслью занят я шальной.
Хорошо с комфортом, ясно
(чай в купе, в окне пейзаж),
только я ведь не напрасно
вспомнил древний антураж.
Так бы взял, да и вернулся
в век кибиток, ямщиков...
Колокольчик встрепенулся:
кто в Москву, а кто на Псков?
Кто из Северной столицы
делом, дружбой ли гоним,
мчит, любимых видеть лица –
я проехался бы с ним.
Побывать в Первопрестольной,
в Кремль Московский заглянуть,
сей мечты вполне довольно,
чтоб осилить этот путь.
Красной Площади брусчатку
вдруг, присев, согреть рукой,
прошептать ей "всё в порядке...",
обретя в душе покой.
Да, люблю я невский глянец,
шпиль, кораблик в небеси,
по рожденью ленинградец,
житель северной Руси,
Но Москва!..
... Вагон мой замер,
за окном вокзал возник,
как в сиянье телекамер,
улыбнулся проводник:
– Всем удачи! Всем приятно
ощущать себя в Москве!
Просим милости обратно
в дивный город на Неве.
Я вернусь, конечно, тоже,
словно лука тетива,
и меня отпустит, может,
с добродушием Москва.
А в Хамовниках Никола,
златоглавый чародей,
может, скажет: "Жги глаголом!"
- Звоннннннн...
- Бомммммммм...
- Звоннннннн...
я дарю тебе, владей!
Так легко, спокойно стало,
звоны сердце сберегут.
И на площадь трёх вокзалов
проводить друзья придут.
15 июня 2017 г.
**************************** комментарии ****************************
(*1) А.Н. Радищев. "Путешествие из Петербурга в Москву"
(*2) В 1867 году рядом с вокзалом в Любани была построена Петропавловская церковь по проекту известного архитектора К.А.Тона.
(*3) Великий поэт и страстный охотник Николай Алексеевич Некрасов жил в Чудово, имел свой охотничий домик.
(*4) Малая Вишера - первый советский город, освобожденный во время Великой Отечественной войны от фашистов раз и навсегда (он был в оккупации только с 24.10 по 20.11 1941 года)
(*5) Название реки Мста (др.-рус. Мъста) происходит от прибалтийско-финского musta «чёрная»; впадает в озеро Ильмень недалеко от истока Волхова
(*6) 27 ноября 2009 года в районе посёлка Угловка в результате теракта произошло крушение фирменного поезда "Невский Экспресс".
(*7) 16 августа 1988 года на перегоне Березайка – Поплавенец произошло крушение скоростного пассажирского поезда № 159 "Аврора"
(*8) Паровоз Эу 706-10 – памятник бологовским железнодорожникам, этого важнейшего железнодорожного узела, погибшим во время Великой отечественной войны (установлен у вокзала на станции Бологое-Московское)
(*9) В Тверской области находятся истоки Волги и Западной Двины (Даугава), впадающей в Балтийское Море. Через ряд каналов и шлюзов в Вышнем Волочке. Река Тверца (на ней и Волге стоит Тверь), приток Волги, соединяется с Цной, впадающей в озеро Ильмень. Тверецкий канал из Тверцы в Цну был построен по указу Петра I
(*10) Серебряная каменная печь с огнём на гербе пос. Спирово символизирует наличие крупнейшего в России стекольного завода "Индустрия", производившего стеклянную тару. Завод был построен ещё в XIX веке купцом Кругловым. К сожалению, экономические и властные неурядицы привели к фактическому закрытию этого градообразующего предприятия в 2015 году.
(*11) На удивление в маленьком провинциальном Спирово много "литературных улиц": улицы Пушкина, Лермонтова, Радищева, Маяковского, Островского, Некрасова, Горького, переулки Пушкина и Толстого
(*12) М.Ю.Лермонтов. «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова».
(*13) Лихославль считается столицей Тверской Карелии (население карел составляет 16% ). С 30-х годов город являлся центром Карельского национального округа, в 1997 году создана Национально-культурная автономия тверских карел с центром в Лихославле. Мало кто из проезжающих знает о феномене Тверской Карелии: с 17 века несколько районов Тверской области населяют карелы, вынужденные переселиться сюда из Северного Приладожья, попавшего после Смутного времени под власть завоевателей-шведов.
(*14) Известный советский, российский поэт Андрей Дементьев является почетный гражданином Твери. Львов Владимир - тверской поэт, организатор и руководитель ежегодного поэтического фестиваля «Каблуковская радуга». Рысенков Василий - тверской поэт, лауреат литературной премии им. М.Е. Салтыкова-Щедрина.
(*15) Детские годы знаменитого баснописца Ивана Андреевича Крылова (1769-1844) прошли в Твери. Здесь ему установлен памятник.
(*16) В южном направлении от станции Редкино в сторону станции Завидово ж/д пути проходят по узкой дамбе длиной до 5 км. через Шошинский плёс Иваньковского водохранилища (Московского моря), наполненного волжской водой.
(*17) С западной стороны от железной дороги в этом месте находится знаменитый большой заповедник "Завидово", на территории которого, кроме всего прочего, расположена государственная резиденция "Русь" Президента РФ (рядом с поселком Козлово). Мало того, "Завидово" знакомы президенту Путину В.В. с детства, поскольку его родители родом из этих мест. Деревушки Поминово и Заречье здесь называют президентскими: в первой родился отец Владимира Путина, во второй - мама.
(*18) Подмосковный город Клин отмечен на всех туристических маршрутах, и поток посетителей ежедневно устремляется к небольшому двухэтажному дому, в котором жил и творил великий русский композитор Петр Ильич Чайковский.
(*19) Солнечногорск, Клин и Волоколамск были освобождены от фашистов в результате контрнаступательной Клинско-Солнечногорской операции советских войск с 6 по 25 декабря 1941 года )
(*20) Станция Крюково и деревня Матушкино были последними населенными пунктами, захваченными фашистами в битве под Москвой. Именно здесь фашисты были остановлены. Произошел перелом от обороны к контрнаступлению. Смертельные бои, шедшие на зеленоградской земле, маршал К.К.Рокоссовский впоследствии назвал "вторым Бородино". Здесь сражались и воины-панфиловцы. Бойцы 4-й роты Панфиловской дивизии после героического подвига 28 панфиловцев 16 ноября 1941 года у разъезда Дубосеково (под Волоколамском) продолжили сражение с врагом в районе станции Крюково. Рядом с платформами станции Кроюково, в небольшом сквере, находится братская могила погибшим советским солдатам и памятник «Солдат с автоматом в Крюково».
(*21) «У деревни Крюково» – популярная песня о бое за деревню Крюково в декабре 1941 года, написанная поэтом Сергеем Островым и композитором Марком Фрадкиным в 1974 году под впечатлением подвига красноармейцев, удерживавших ценой своей жизни последний рубеж перед Москвой.