Человек рожден для счастья, как...

Илана Шалэхет
Евреи — люди лихие,
Они солдаты плохие:
Иван воюет в окопе,
Абрам торгует в рабкопе.

Пуля меня миновала,
Чтоб говорили нелживо:
«Евреев не убивало!
Все воротились живы!” … (Борис Слуцкий, 1960)

Человек рожден для счастья, как птица для полета (Владимир Короленко).
Только, вот, счастье не всегда создано для него …

Этот День Победы …
… я хотела бы поделиться с вами, уважаемые читатели, некоторыми раздумьями после прочтения статьи “Исповедь еврея-партизана” из блога Аркадия Красильщикова, израильского журналиста, писателя и режиссера.

… читаешь - и сердце немеет и стынет, и душа сжимается в крошечный комочек, не находя себе места, чтобы спрятаться, не видеть и не слышать содеянное человеком …

… я тут приведу несколько фрагментов этой статьи.

“Была в нашем партизанском отряде Розочка, красивая еврейская девочка, шестнадцать лет. Командиры спали с ней по очереди. Розочка забеременела … ее отвели подальше в лес и пристрелили. Дети рождались, конечно ; практика была такая : ребенок родится – его сразу отдают в деревню. А кто возьмет еврейское дитя ?

Сотни евреев, убежавших из гетто, бродили по лесам. Крестьяне их ловили, выдавали немцам за пуд муки, за килограмм сахара.”

“Слово “жид” я услышал в первые дни войны … наши соседи начали стучать нам в дверь и кричать : “Все, жиды, конец вам ! За Христа ответите !“

“Мама пришила нам всем желтые звезды. Несколько дней никто не мог выйти из дома. Было стыдно …

Я хорошо помню, как мы переселялись в гетто. Тысячи евреев шли по городу с детьми, с подушками … Минчане высыпали на тротуары : одни смотрели на нас с любопытством, другие со злорадством, но некоторые стояли заплаканные.”

“Мама сняла с руки обручальное кольцо, завернула в платок и сказала, куда идти. Я пролез ночью под проволокой … В условленном месте меня ждала женщина, я отдал ей кольцо, а она насыпала мне муки. Утром мы увидели, что вместо муки я принес мел. Побелку.

Возле гетто дежурили крестьяне с большими мешками, ждали очередного погрома. Когда евреев увозили на расстрел, их впускали грабить покинутые дома. Полицаи искали дорогие вещи, а крестьяне складывали в мешки все, что находили. “Вам уже ничего не надо будет”, - говорили они нам.“

“Однажды в гетто привезли евреев из Европы. Они были хорошо одеты, с дорогими чемоданами. Дисциплинированные, послушные. На нас они смотрели свысока. Мы бедные, плохо одетые …

Всех их расстреляли. Десятки тысяч “гамбургских евреев” …“

“Этот день … все как в тумане … как нас выгнали из дома ? Как везли ? Помню большое поле возле леса … Выбрали сильных мужчин и приказали им рыть 2 ямы. Глубокие. А мы стояли и ждали. Первыми маленьких детей побросали в одну яму … и стали закапывать. Родители не плакали и не просили. Была тишина. Почему, спросите ? Я думал … если на человека напал волк, человек же не будет просить, умолять оставить ему жизнь … Немцы заглядывали в яму и смеялись, бросали туда конфеты. Полицаи пьяные в стельку … у них полные карманы часов … Закопали детей … И приказали всем прыгать в другую яму.”

Тут я хотела бы остановиться.

“Есть только два чуда в этом мире – звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас” (Иммануил Кант)

Звездное небо – вот оно, каждую ночь встает над нами, огромным шатром - над нашими добрыми и злыми делами ; но где же ты, нравственность внутри человека ? Я читаю эти страшные воспоминания еврейского мальчика, и на память приходит другая статья, написанная в далеком уже 1992. году военным корреспондентом газеты “Комсомольская Правда” Дарьей Асламовой. Тогда шла Карабахская война, и Асламовой каким-то образом удалось повидать пленных солдат ; в статье специально не было указано, к которой из воюющих сторон принадлежали пленники, но я могу предположить, что это были армяне ; впрочем, это не имеет значения. Так вот, Асламова пишет : “Один из пленных солдат сидел на корточках. Он был еще жив, хотя у него было отрезано все, что только можно отрезать.” После этой статьи у меня была истерика, я долго долго плакала ; у меня были три маленьких сына, и эта страшная фраза врезалась в мою память каленым железом.

Так где же ты, нравственность человеческая, нравственность внутри нас ? Я всегда удивлялась и никогда не могла понять, какое же воспитание дома, в семье, могли получить те, которые расстреливали, которые жгли, которые вешали … которые пускали газ в камеры ? Неужели в раннем детстве у сотен тысяч людей, ставших винтиками страшных государственных машин, не было заложено понимание добра и зла, самые основы нравственности ? В чем же скрывается корень массовости зла ? Ведь не в одиночку же Гитлер и Сталин творили то, что они творили … Как же могло сознание десятков, сотен тысяч людей подчиняться Злу ?

(p.s. Или может, зло изначально живет в человеке ? Как же рука повернулась у «людей» облить бензином и живьем сжечь 70 бездомных псов под Киевом ? Каким же непостижимым образом хабаровским подросткам могло прийти в голову самым зверским, изощренным образом убить бродячую собаку ???)

И мне начинает казаться, что в человечестве скрывается нечто ужасное … оказывается, что при определенных обстоятельствах человек может запросто сделать другому больно. Как же легко обесчеловечить того, кто не сражается и не защищается : многие из якобы “нормальных” людей вполне способны на насилие, если появится такая “необходимость” или возможность.

Да взять хотя бы обычных снайперов (и среди них есть немало девушек) на наших пограничных постах ; с какой же совестью они живут дальше ?

Уже более 20 лет прошло после заключения перемирия (а мир не заключен до сих пор), но угли войны все еще тлеют, вспыхивая частым, беспощадным пламенем на карабахских пограничных постах. По солдату в день … в неделю … “Медленная война” – так назвал это состояние представитель нашего Министерства обороны. И я благодарна Г-ду, что в условиях этой замедленной войны на совести моих сыновей, отстоявших каждый по полтора года на первой линии границы, где до вражеских постов – рукой подать, один с автоматом, другой – с пулеметом,  что на их совести нет ни одного убитого солдата с той, другой, вражеской, стороны …

… я хотела бы тут рассказать об одном маленьком эпизоде, прочитанным мною давным давно … у одного мальчика спросили :
- Если перед тобою стоял бы живой Гитлер, ты бы его убил бы ?
- Конечно, - ответил мальчик.
- А если перед тобою был бы молодой Гитлер, еще не сделавший никому зла, ты бы убил его, зная, сколько зла он потом сотворит ?
- Убил бы , - вновь ответил мальчик.
- А если перед тобою был бы Гитлер – малыш … ты его убил бы, зная кем он станет потом ???
- Нет … не смог бы … - мальчик прошептал.

Так пусть каждый в глубине души себе ответит – смог бы он убить малыша Гитлера, или нет …

Но вернемся к воспоминаниям еврейского мальчика, к сожалению, в воспоминаниях указана только его фамилия - Фридман.

“Закопали детей … И приказали всем прыгать в другую яму. Стоим мама, папа, я и сестренка. Подошла наша очередь … Немец, который командовал, понял, что мама русская, и показал рукой : “А ты иди.” Папа кричит маме : “Беги !” А мама цеплялась за папу, за меня : “Я с вами.” Мы все ее отталкивали … просили уйти … Мама первая прыгнула в яму …

Пришел в сознание от того, что кто-то ударил меня чем-то острым. Мужики с лопатами рылись в яме и снимали с убитых сапоги и все, что можно было снять. Мне отрезали кусок хлеба : “Беги, жиденок. Может, спасешся.”

Судьба была милостива и еврейский мальчик спасся, попав в партизанский отряд …

“Нас, евреев, было в отряде 11 человек. Специально при нас заводились разговоры : “Жиды трусливые …” Я молчал. Был у меня боевой друг, отчаянный парень … Давид Гринберг … Он им отвечал. Спорил. Его убили выстрелом в спину. Я знаю, кто убил. Сегодня он герой – ходит с орденами. Двоих евреев убили якобы за сон на посту … еще одного за новенький парабеллум …“

“Приказ : сжечь хату полицая … вместе с семьей … а семья : жена, трое детей, дед, баба. Ночью окружили их … забили дверь гвоздями … Облили керосином и подожгли. Мальчишка лезет через окно … Один партизан хотел его пристрелить, а другой не дал. Закинули назад в костер.”

Дальнейшие слова в этой страшной исповеди я хотела бы выделить жирным шрифтом : “Не люблю слова “герой” … героев на войне нет … если человек взял в руки оружие, он уже не будет хорошим. У него не получится.”

И тут же вновь вспоминаются страшные рассказы участников Карабахской войны. С пойманными вражескими снайперами (в том числе, с девушками, которых было не мало среди снайперов) расправлялись следующим образом : склоняли верхушки двух молодых, гибких деревьев, привязывали человека к обоим из них – и отпускали … распрямляясь, деревья разрывали его пополам …

Я не сомневаюсь, что снайпер заслуживает смерти. Но тот, кто своими руками, лично свершил это правосудие … кто он после этого ? Человек ? – я ищу и не могу найти ответ на этот вопрос.

… Заинтересовавшись статьями Аркадия Красильщикова, я нажала на какую-то кнопку и попала на другую его статью. К сожалению, не запомнила ее название, а зайдя затем вторично, уже не смогла найти ее ; но в статье опять приводились воспоминания евреев – участников Великой Отечественной войны, на этот раз с фамилиями и фотографиями каждого из рассказчиков. Фрагмент из воспоминаний одной женщины … в этом городе бои шли за каждый дом (если я правильно сейчас помню, речь шла о Кенигсберге). В одних домах были немцы, в других – наши. В это время в город входила советская танковая колонна. И вдруг – из дома в дом бежит женщина с двумя детьми, один совсем маленький, на руках, второй держится за ее юбку … увидев ее, из “русского” дома выскочили два солдата, подхватили детей. И вдруг – от танковой колонны отделяется танк и направляется прямо на них … Лишь мокрое место осталось от женщины, детей и двух русских солдат.

Война спишет все … она и списала.

“Ты не имеешь права их осуждать. Ты не знаешь, что такое война”, - говорит мне старший сын. Он полтора года с автоматом в руках отстоял на первой линии границы, где идет медленная война. Где погибает по одному, по двум призывникам в неделю. Где в любое мгновение может вспыхнуть война (она и вспыхнула – позже, в апреле 2016). Отстоял в нечеловеческом режиме (сейчас уже его поменяли), когда 18-летние мальчишки засыпали на постах стоя, с автоматом, а спать нельзя было ни в коем случае, ибо диверсионная группа могла ворваться в пограничный пост в любую минуту. “Эти люди, которые убивали, - может, в обычное время они были бы обычными людьми, и никому не сделали бы ничего плохого. Если человек видит, как убивают его семью, детей, он становится способным на все. На любое зло. Такой человек может быть страшен в своем возмездии. Ты ведь не знаешь, как ты сама бы повела себя в подобных условиях.”

Да, я не знаю. Не приведи, Г-ди, это узнать. Хоть война и подошла совсем близко к нашей двери, но не вошла в Дом. Но почему-то мне кажется, что я не смогла бы убить того, кто не сделал мне зла. И, конечно же, детей. Детей врага. Ибо человек и в самых страшных условиях может остаться человеком.

“Ночью мы … трое нас осталось из группы прикрытия … вспороли брюхо убитым лошадям, выкинули все оттуда, и сами туда залезли. Просидели так двое суток, слышали, как немцы ходили туда-сюда. Постреливали. Когда наступила тишина, вылезли : все в крови, в кишках … в говне … Полоумные …”

Так неужели человек рожден для счастья, как птица – для полета ??? …

“Я все не могу забыть эту женщину … У нее было двое детей. Маленьких. Она спрятала в погребе раненого партизана. Кто-то донес … Семью повесили посредине деревни. Детей первыми … Как она кричала ! Так люди не кричат … так звери кричат …“

Есть ли предел твоей жестокости, человек ? …

Далее – “из разных разговоров после войны”.

- “Назад ! В стойло !“ – сказали нам. И мы пошли.”

А это одна из самых щемящих, пронзительных иллюстраций той войны …
“У нас в городе был Дом инвалидов. Молодые парни без рук, без ног. Их разрешили разобрать по домам … официальное было разрешение … Бабы соскучились по мужской ласке и бросились их забирать : кто на тачке везет, кто в детской коляске. Хотелось, чтобы в доме мужиком запахло, чтобы повесить мужскую рубаху на веревке во дворе.

Скоро повезли их назад … Это же не игрушка … Попробуй этот кусок мужчины полюбить …”

... “Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза …”


январь 2015

фотография - еврейские партизаны, июль 1944. (эта же фотография сопровождала статью Аркадия Красильщикова)