Если ты о свободе задумывал речь,
отдели свою голову сразу от плеч.
Приготовься! Твой конь, что не знал борозды,
будет мчаться не дольше падучей звезды.
Помни – вольному воля, и павшему – рай.
Вдаль плывущему – море, а прочему – край.
Эй! Как первую только увидишь звезду,
напряги стремена и забудь про узду.
Станут плечи, как крылья, и ветер взахлёб.
Это значит, что рысь переходит в галоп.
Что потом? Очевидно наступит рассвет!
Впрочем, может наступит, а может быть нет!
ИЗ ЖИЗНИ ЗНАМЕНИТЫХ ЛОШАДЕЙ
О ТОМ, ЧТО БЫ Я СКАЗАЛ СЕБЕ,
ЕСЛИ БЫ БЫЛ ЗНАМЕНИТЫМ КОНЁМ
БУЦЕФАЛОМ
Горяч, горяч, приятель Буцефал!
И кличка у тебя не холоднее.
Но кто её давал, тому виднее,
достоинств он твоих не умалял.
Ты не чета вальяжным иноходцам,
и по призванью боевой скакун,
что не роняет славы полководца,
а смерть приемлет только на скаку.
Ты не был украшением парадов,
под барабан и флейту семеня.
Граник и Исса – там твоя награда
тебя нашла, бряцая и звеня.
У Александра буцефалов норов.
Он точно так же молод и горяч.
Порыв и доблесть требуют простора
и вместе не приемлют неудач.
О ТОМ, ЧТО БЫ Я СКАЗАЛ СЕБЕ,
ЕСЛИ БЫ БЫЛ ЗНАМЕНИТЫМ КОНЁМ
ВЕЛЬЯНТИФОМ.
Гудит разбой. Идёт по следу зверь.
И ты копытом нервно землю роешь –
ты может быть ристалище откроешь,
но может за тобой закроют плотно дверь.
Длиною в лигу поприще отмерь,
и предоставь орудовать герою,
не думая о тяжести потерь.
В чём червь сомнения? В сомнения не верь!
Бросайся смело в гущу поединка –
здесь завтра нет, есть только лишь теперь,
но и теперь – досадная заминка!
Пусть конской доблестью вздуваются бока,
и не ослабнет потная подпруга –
спиною ощущаешь тяжесть друга,
и чувствуешь решимость седока.
К луке прижата сильная рука,
в другой играет звонкая уздечка –
ну что ж, теперь не подведи, сердечко,
душа, похоже, рвётся в облака!
О ТОМ, ЧТО БЫ Я СКАЗАЛ СЕБЕ,
ЕСЛИ БЫ БЫЛ ЗНАМЕНИТЫМ КОНЁМ
РОСИНАНТОМ.
Преображайся духом, Росинант!
Мужайся, милый, на краю могилы!
Хоть ты и мерин, но в душе инфант,
пусть Бог тебе прибавит, старче, силы!
Алонсо, рыцарь гордый на тебе.
Он, как и ты, не тяжелее праха,
и пО ветру расплёскана рубаха,
и клочковата в перьях борода.
Лишь сердце непреклонно никогда.
Оно теперь совсем не знает страха,
хотя уже, увы, не те года.
Пусть истине служенье – это плаха,
а Дульсинея – пошлая деваха,
пускай на костомахе костомаха,
я верю, наша слава не умрёт,
хоть смерть за нами ходит словно сваха!